— Ну да! Я их там и искала, когда у меня Паулос забрал связку ключей, — сказала Эльза. — Я думала, он их и утащил, грек этот.

— Утащил бы, — кивнула Ингеборг, — кабы бы они там были! В ларе он рылся, я сама видела. Копал, ровно жук навозный! Но только ключики-то уже лежали на дне колодца.

Тут она глянула на девочек, слушавших её историю с разинутыми ртами.

— А вы чего ж так ушки-то развесили? — воскликнула кормилица. — Уж не хотите ли, чтоб они у вас стали, как у ослика Мего? Ну-ка живо вниз, в комнату! И когда я приду вас мыть и укладывать, чтоб вы уже сидели в одних рубашках! Живо!

— Ну-у, кормилица! — попробовала было заканючить Лорхен.

Но тут уже вмешалась герцогиня:

— Сейчас же марш, куда вам сказано, непослушные девчонки! Вот-вот сядет солнце, а хорошие дети на закате уже должны быть готовы ко сну. Иначе я не разрешу Ингеборг рассказать вам вечернюю сказку. А если будете хорошими, на праздник Успения возьму вас в Гент, на торжественную службу.

— Мы хорошие, мы хорошие!

С визгом подхватив свои подолы, Лорхен и Гретхен кинулись к лестнице, чтобы побыстрее оказаться в комнате.

— Итак Ингеборг? Продолжай! — приказала Эльза. Весь её страх сразу прошёл.

— Ну так вот, я и рассказываю, — продолжила кормилица, на всякий случай оглянувшись и убедившись, что стражник стоит далеко и не услышит её. — Взял Зибель ключи, открыл кузницу. Рылся-рылся в ларе, нашёл ведь стремена! Только они оказались грязные, хотя и почти новые. Верно, их принесли для заточки, да старый кузнец не успел наточить. Ну и конюх ничего умнее не выдумал, как взять и помыть стремена! Я как раз доставала из колодца ведро, а тут и идёт Зибель. Говорит: «Ингеборг! Дай в ведре промыть эти штуковины!» Я ему: «Да ты в уме? Я же в этой воде буду детей мыть, а ты туда грязные железяки сунуть хочешь! Сейчас перелью воду в лохань, тогда и набери себе ещё ведро». И что бы вы думали, фру Эльза! Он тут же спустил ведёрко в колодец, наклонился, а ключи с его пояса сорвались да и плюх вниз! Бедняга аж побелел весь.

Эльза задумалась:

— Но вытащить-то их как? Колодец у восточной стены глубокий.

— Был глубокий, — кивнула кормилица. — Только в последний месяц с ним что-то поделалось: вода опустилась не меньше, чем на туазу. Я недавно опустила туда ведро, так оно, как ушло по самые дужки, тут же и чиркнуло по дну! Если послать кого-то из пажей, вот Бруно, к примеру, то он сможет спуститься по верёвке, пошарить там и вытащить связку. Тогда мы сумеем попасть в башню и узнать, что такое туда понавезли и что затевает колдун.

— «Мы сможем»? — Эльза с тревогой поглядела на кормилицу. — Ты что же, хочешь пойти со мной?

Обычно весёлое лицо женщины приняло вдруг суровое выражение:

— Голубушка моя, фру Эльза! Я понимаю: вам очень надобно узнать, какие козни затевает этот негодник Парсифаль. Но одну я вас в их ведьмино логово не пущу. Вы вот не знали, а ведь я и вас тоже выкормила.

— Меня!? — ахнула Эльза. — Не может быть!

Кормилица понимающе улыбнулась:

— Да, когда вы родились, мне исполнилось всего тринадцать годков. Но я уж была замужем. У нас в деревне, случается, очень рано выдают, если жених выгодный, из семьи побогаче. У меня хороший был муж, только убили его — он с вашим отцом как раз в поход отправился. И у меня ребёночек, первенец мой, тогда же помер. Ваш отец взял меня в замок: у вашей матушки молока не стало уже в первую неделю, как вы родились. Она ведь и умерла очень скоро. А я так в кормилицах и осталась. Вас до двух годочков выкармливала, потом одного за одним сынков Клемента, командира отряда рыцарей, потом... Да что вспоминать! Я к тому это говорю, что вы мне не чужая. А значит, мне Господь велит вас беречь. Ведь у вас, получается, никого больше нет.

Эти страшные слова были сказаны служанкой так просто, что растерявшаяся Эльза ничего не смогла возразить. Да, у неё, замужней женщины, про мужа которой пели баллады, теперь не было опоры и защиты. Ей и её детям только и оставалось, что уповать на Бога и полагаться на помощь сорокалетней кормилицы!

Герцогиня обняла и поцеловала Ингеборг.

— Ладно, — сказала она строго. — Возьми колыбель и ступай вниз. Уложишь девочек — зайди за мной, я буду у себя. А перед тем пошлю за Бруно. Он верный паж и славный мальчик, ты права. Но что ещё нам будет нужно, так это фонарь, который не давал бы много света, — не приведи Господь, этот проныра Паулос приметит, что мы проникли в его владения!

— Постараемся, чтоб не приметил, — глаза Ингеборг сверкнули. — Если герцог с отцом и впрямь хотят вернуться поздно ночью либо к утру, то этой крысячей морде придётся особенно аккуратно проверять посты на стенах и возле моста. Вот когда он поднимется наверх, нам и надо успеть.

Она подхватила колыбель, в которой безмятежно сопел носиком маленький Эрих, и, осторожно ступая, начала спускаться по лестнице.

Эльза подошла к парапету. Солнце, алое и тревожное, висело низко над чёрной бахромой леса. Ветер сник, было тихо. Только птицы ещё подавали порой голоса в зарослях по берегам Рейна, но их отрывистые крики лишь усиливали ощущение тревоги.

— Господи Иисусе Христе! Спаситель Наш! Помоги мне ради Пресвятой и Пречистой Твоей Матери и всех святых! — прошептала Эльза и трижды осенила себя крестом.

— Право, всё это похоже на сказку о Синей Бороде! Только бы у неё не оказалось такого же страшного конца...

Эльза попыталась усмехнуться, но безуспешно. Краем плаща она прикрыла фонарь и, оглядевшись, повернула ключ в замочной скважине. Ей казалось, что скрип разносится на весь замок.

— Вы забыли конец сказки, — за спиной герцогини отозвалась Ингеборг. — Он как раз не страшный, а очень справедливый: Синяя Борода получает по своим гадким заслугам. Ну что, этот ключ подошёл? Открылось?

— Открылось, открылось! Только сама дверь очень тяжёлая. Помоги!

Вдвоём они навалились на створку, и та наконец повернулась. Вход в западную башню начинался в стене, и пришлось пройти по узкому низкому коридору, а затем отпереть ещё одну дверь. Эта подалась легче. Эльза перевела дыхание: по крайней мере, здесь никого нет! Если бы Паулос или его слуги ещё оставались в башне, уж две двери запирать за собой наверное не стали бы!

Герцогиня подняла над головой фонарь. Они с Ингеборг стояли на узкой площадке перед ведущей вниз лестницей. Когда-то, ещё девчонкой, Эльза любила играть здесь с сыновьями рыцаря Клемента, за что им не раз попадало от старого герцога. Она помнила, что лестница короткая, всего пятнадцать истёртых каменных ступеней. А дальше — снова коридор и по обе его стороны — две низкие каменные кельи. Давным-давно это помещение служило темницей, в одной из стен даже сохранились кольца, к которым когда-то крепились цепи. За коридором была каменная арка, от неё вверх шла винтовая лестница — она вела на три подряд площадки, верхняя из которых до недавнего времени использовалась под голубятню. Вниз тоже спускалась лестница, довольно крутая и длинная. И заканчивалась она в глубоком подвале, как ни странно — сухом: грунтовые воды так и не нашли брешей в прочной каменной кладке. Этим подвалом уже лет сто не пользовались вообще — отец как-то говорил Эльзе, будто прежде то было тайное убежище, на случай, если враги захватят замок. Ход вниз был тщательно замаскирован, а из самого подвала шёл подземный коридор, который теперь осыпался, но прежде вёл чуть не до берега реки. В детстве, играя с мальчишками, Эльза всё время надеялась отыскать этот ход. Ей не хотелось верить, что по нему уже нельзя пролезть! Однако они не нашли даже признаков потайного лаза.

— Идём!

Она шагнула по неширокому проходу, поднимая фонарь так высоко, как только позволял свод (человеку повыше ростом тут пришлось бы идти, пригнувшись).

— О Боже Святый, что это!? Смотрите-ка, фру Эльза!

Ингеборг указывала на вход в одну из келий, до которой они как раз дошли. Невесть откуда здесь появилась толстая решётка, перегородившая входное отверстие. На петлях висел новенький замок.