«Ныне, в год одна тысяча двести двадцать четвёртый от Рождества Христова, когда минуло двадцать пять лет со времени событий, о которых я хочу поведать потомкам, пришло радостное известие, что в своём логове умер свирепый зверь, более тридцати лет наводивший ужас на весь Восток. Мусульмане называли его демоном во плоти, а его слуг „стрелами шайтана“. Хасан ас-Саббах сгинул в преисподнюю! И как бы хотелось верить, что с его кончиной исчезнет и страшная община, которую он волей Врага рода человеческого создал и столько времени возглавлял!»

Красный! На ярком солнце песок красный! Словно горит! Переведя дыхание, Эдгар глотнул воды и передал флягу Салеху.

Сам между тем снял шлем, приподнял с шеи железную бармицу[9] и промокнул платком струйки пота. Пот, однако, потёк ещё обильнее.

— Сок твоего тела смягчает жар! — улыбнулся Салех и откинул с лица широкий конец тюрбана. Лицо араба было почти коричневое, а в рамке короткой чёрной бороды казалось ещё темнее. Зато зубы юноши сверкали белизной.

— На дороге никого! — обеспокоенно проговорил он, глянув на полосу утоптанной земли, белеющую меж красноватых пятен песка.

— Дорога пуста, — согласился рыцарь Эдгар, удерживая коня. — Тебя это тревожит, Салех?

— Не зови меня так! — Молодой араб вновь улыбнулся. — Я принял веру Христа, и теперь моё имя — Иоанн! Да, если она опустела, значит, в Мосуле что-то стряслось!

Эдгар посмотрел на юношу.

— Ты думаешь, нам лучше туда не ехать? Но я не могу нарушить приказ Балдуина! Эмир Али-Аласар обещал нам хлеб, лекарства и соль. От этого зависит продолжение похода к Иерусалиму.

— Знаешь что? — Салех-Иоанн глянул из-под руки на пустынный горизонт. — Позволь, я доберусь до города и разузнаю, как там дела. Ты поедешь следом, сделаешь привал возле колодца. А вечером я прискачу к тебе.

Эдгар нахмурился:

— Не в обычае это рыцарей...

— Да, да, я знаю! Но твоя задача слишком важна. Никто не считает льва трусом оттого, что он караулит в засаде.

— Хорошо, — вздохнул рыцарь. — Но, прошу тебя, до заката будь у колодца.

... Шум раздавался за холмом, возле которого, как он полагал, находился колодец. Ухо воина уловило знакомый лязг железа.

— Салех! — воскликнул молодой человек и пустил коня вскачь.

Однако он ошибся. Сражение и впрямь шло, но его друга там не было. Десятка полтора всадников, одетых в чёрное, обступили четырёх воинов. Те отбивались, хотя силы были слишком неравны. Несколько тел уже распростёрлись на песке — потери понесли и те, и другие...

— Сарацины! Проклятые разбойники! — прошептал Эдгар, узнав чёрных всадников. — Но кого они грабят?

Один из защищавшихся обернулся, и рыцарь рассмотрел его щит с алым полумесяцем и двенадцатиконечной звездой.

— Воины эмира Али-Аласара! — Крестоносец, выхватив меч, бросился вперёд.

Среди крестоносцев гремела молва об отваге молодого барона Эдгара из Оверни. Он вырос в седле с оружием в руках. Спустя полчаса десятеро сарацин лежали поражённые, оставшиеся обратились в бегство. Но и из воинов эмира в живых остался лишь тот, на чьём щите красовались звезда и полумесяц.

— Я твой должник, христианин! — Крикнул воин, поворачиваясь к Эдгару.

Тут чёрная тень метнулась возле камней и копьё вонзилось в спину араба, сбив его с седла на землю.

Эдгар не стал поддерживать упавшего — он видел, что рана смертельна. Всадник помчался к скалам и спустя несколько мгновений меч рыцаря рассёк голову сарацина.

Спешившись, крестоносец вернулся к месту битвы и наклонился над умирающим. Холодеющая рука сжала запястье француза.

— Пре... ду... преди отца! Это — слуги Старца Горы... Он узнал, что мы помогаем христианам... Я — Абу-Карим, сын эмира...

— Бедный юноша, почти мальчик, — вздохнул рыцарь, вглядываясь в лицо араба. Эдгар перекрестился и закрыл убитому глаза.

Конь Эдгара заржал. Молодой человек вновь выхватил меч, прыгнул в седло... И едва не опоздал! Всадник мчался на него, уклониться от столкновения было невозможно. Они сшиблись, скрестив мечи. Рассмотрев противника, крестоносец понял, что это не сарацин. По одежде и вооружению он больше походил на подданного эмира Али-Аласара.

— Что тебе надо? — крикнул Эдгар. — Мы не враги!

— Ты убил моего брата, неверный пёс! И ты умрёшь!

В это время конец тюрбана, прикрывавший лицо всадника, упал, и крестоносцу показалось, что погибший Абу-Карим восстал — юный воин был его копией!

Француз осадил коня:

— Это не я! Клянусь Девой Марией, я сражался на стороне Абу-Карима против сарацин и пытался спасти его, но врагов было слишком много!

Юноша опустил руку с мечом.

— Кто ты такой?

— Эдгар из Оверни, рыцарь Святого Креста. Меня послал к эмиру Мосула Али-Аласару благородный Балдуин, первый меж рыцарями.

— Можешь не спешить, — отозвался араб. — Эмир убит семь дней назад. Мой брат Карим не знал этого — отец послал его с посольством в Басру, и он как раз возвращался оттуда...

Юноша соскочил с седла и подошёл к телам убитых сарацин. Его лицо выражало не гнев, а беспредельное отвращение.

— Берегись!

Эдгар заметил, как один из лежащих привстал, и в воздухе сверкнуло лезвие. Рыцарь взмахнул мечом, клинок отбил нож, и тот лишь скользнул по виску араба.

— Собака! — крикнул брат Карима.

Сабля с изогнутым концом взметнулась, опустилась — и голова сарацина покатилась по земле.

— Ты спас мне жизнь, — проговорил юноша. — Хотя лучше бы ты успел спасти брата.

— У тебя кровь на лице. — Эдгар соскочил с седла и подошёл к воину. — Дай я её остановлю. Не то при такой жаре... — Он умолк, слова застряли у него в горле. Нож не только оцарапал висок воина, но и зацепил бороду. И... левая часть бороды повисла, как тряпица. На щеках воина, гладких, бархатистых, никогда не росли волосы!

— Что так смотришь? Или тебе неведомо, что на женщину-мусульманку смотреть нельзя?

— А носить мужскую одежду, ездить в седле, выходит, можно? Ты чуть не убила меня, а теперь решила вспомнить о стыдливости! Кто ты такая?

— Абриза, дочь эмира. Мы с Каримом — близнецы. И у нас ещё трое братьев и две сестры. Теперь остались только я и Лейла. Остальных убили эти шакалы.

— Кто они? — Эдгар приложил к ране девушки платок. — Я думал — обычные грабители-сарацины.

— Сарацины, но необычные. Ты слышал когда-нибудь слово «ассанины»?

Рыцарь изумлённо посмотрел на девушку.

— Вот как! Да, слышал. Говорят, это общество безумцев — малочисленное и замкнутое.

— Малочисленное? — Абриза усмехнулась. — Никто не знает, сколько их на самом деле. Кто говорит, что пятнадцать тысяч, кто насчитывает пятьдесят. Их вождь Хасан ас-Саббах обитает в горах Персии, в тайном убежище, но его люди рыщут повсюду... Они называют себя воинами Аллаха, а на самом деле это просто убийцы, коварные и безжалостные! Старец выносит смертные приговоры всем, кто не подчинится его воле...

— Значит, убийства, о которых с таким страхом говорят мусульмане...

— Не только мусульмане, рыцарь! «Стрелы шайтана», как называл их мой отец, добираются и до христианских правителей. Отец заключил союз с Балдуином и тем обрёк себя на смерть... Я была на охоте, а вернувшись, нашла убитыми отца, мать, братьев, одну из сестер... Лейла спряталась в конюшне. И они называют себя мусульманами! Разве воины Аллаха воюют с женщинами и детьми?!

— Но, если их вождь обитает в Персии, кто приказывает ассасинам здесь? — спросил Эдгар.

— Уже никто. — Лицо Абризы исказила ярость. — Их вождя в Мосуле звали Хаттаб-аль-Ахмад. Он убил отца — это мне рассказал один из наших рабов, успевший бежать из дворца.

— И что ты сделала?

— Что же делать, если в доме не осталось мужчин и брат был далеко? Надела мужскую одежду, разузнала, где обитает Хаттаб, и пришла к нему якобы для того, чтобы вступить в общину. Через три дня Хаттаб умер, а я скрылась. Но погубила брата. Думаю, они решили, что в их логово проник именно Карим.