— Я узнаю, кто это сделал! — мрачно произнёс Саладин. — Хотя догадываюсь уже сейчас... Этого коня мне привели сегодня утром, сказав, что это — подарок короля Ричарда!

— Ложь! — закричал взбешённый Луи. — У нас во всём войске не было такого коня, я бы его запомнил. Вон какая у него белая отметина на лбу, не захочешь, а запомнишь. И Ричард ни за что не устроил бы такой мерзкой западни!

— Я-то это знаю, — ещё больше мрачнея, сказал султан. — Расчёт был на то, что в случае моей смерти вспомнят только о том, чей был подарок... Твоё бегство из Яффы спасло мне жизнь, рыцарь Эдгар. Но отчего ты бежал? Ведь я обещал тебе, что ты будешь возвращён Ричарду Львиное Сердце?

— Ты обещал, султан, но кое-кто другой решил иначе, — спокойно ответил молодой человек. — Я не покинул бы Яффу, если бы не узнал, что прошедшей ночью меня собирались убить. Кто-то ищет твоей смерти, а кто-то моей, чтобы сделать невозможным твой договор с королём Ричардом.

Салах-ад-Дин некоторое время раздумывал. Двое его охранников, подскакавших в то время, как его поверженный конь уже испустил дух, не спешивались, но настороженно оглядывали незнакомцев, явно говоривших по-арабски с франкским акцентом. Луи, в свою очередь, смотрел на них оценивающим взглядом, прикидывая, легко ли будет их одолеть, если начнётся схватка, и спрашивая себя, чью сторону в этом случае примет Рамиз-Гаджи, в некоторой растерянности слушавший весь разговор и изумлённо таращивший глаза на великого султана, которого видел впервые в жизни.

— Убить тебя, рыцарь, скорее всего, задумывал мой брат Малик-Адил, — сказал наконец Саладин, — Я знал, что он не хочет моих переговоров с христианами, но не подозревал его в таком коварстве. Не хочу думать и о том, что он причастен к отравлению коня. Кое-кого я знаю, кто хорошо умеет проделывать такие фокусы... И если это тот, о ком я подумал, то не удивлюсь, коли узнаю, что такой же «подарок» получит вскоре и король Ричард. Если ещё не получил.

— О, Боже! — разом вырвалось у обоих рыцарей.

— По крайней мере, мне кажется, что кому-то очень хотелось бы обезглавить и ту, и другую армии... В этом случае некому будет заключать мир. Но сейчас нам надо решить, что делать? Вчера ты был у меня в плену, Эдгар Лионский. Сейчас этот злосчастный случай свёл нас среди пустынной равнины. Как ты и твои друзья собираетесь поступить? Я полагаю, вы не боитесь двоих моих охранников, но предупреждаю, что и я владею саблей не хуже, чем вы своими мечами, а сабля, как видите, при мне. Ну так что же?

При этих словах Эдгар и Луи переглянулись.

— Какой соблазн! — воскликнул граф Шато-Крайон.

— Какой бы ни был, — отозвался Эдгар, — но я не соблазнюсь. Султан мог отдать приказ меня убить, но не сделал этого, и я тоже не воспользуюсь этим случаем. Мне бы очень хотелось отомстить за убитых и замученных в плену христиан, за разрушение наших городов, за все подлые нападения на нашу армию, пока мы совершали поход, но я не стану этого делать и надеюсь, что ты, братец Луи, тоже этого не сделаешь.

— Как скажешь! — хмурясь, проговорил граф. — Что-то ты уж чересчур рыцарь!

— Уж какой получился... Уезжай назад в Яффу, Салах-ад-Дин! Надеюсь, удержать меня ты не попытаешься. А если, вернувшись, пошлёшь погоню, то она нас уже не настигнет.

Пока они спорили, Саладин делал вид, что рассматривает своего павшего жеребца. На самом же деле он внимательно слушал разговор молочных братьев. О том, что султан с грехом пополам понимает французский язык, знали очень немногие, и он пользовался этим не в первый раз. Слушая, он думал, в какой момент нужно будет выхватить саблю и как верней подать сигнал к нападению своим охранникам, замершим в сёдлах. Саладин был действительно неплохим бойцом, но понимал, что одолеть этих людей сможет, лишь кинувшись на них внезапно. И его не меньше, чем Луи, волновала мысль, с кем будет Рамиз-Гаджи? Последние слова, обращённые уже к султану, Эдгар произнёс, разумеется, по-арабски, и Саладин тотчас обернулся к нему с самой добродушной улыбкой.

— Я так и думал, что ты окажешься благородным человеком. Клянусь, что найду того, кто замышлял этой ночью твою гибель!

С этими словами Салах-ад-Дин подошёл к одному из охранников и быстрым рывком вскочил в седло впереди него. Тучей взвилась пыль и ещё не успела осесть, а всадники уже вновь были чёрными фигурками на горизонте.

— Поехали скорее! — воскликнул Луи. — Думайте обо мне что хотите, но я на пол пальца не верю этому сладкоречивому убийце. Твоё благородство делает тебе честь, Эдгар, а мне так было бы легче, если бы можно было снести ему башку...

— Это мне не надо было останавливать коня! — огорчённо проговорила Мария. — Но можно ли было подумать, что это сам султан... А то ведь, когда зовут на помощь, нужно помогать.

— Знай ты, что это Саладин, было бы то же самое! — рассмеялся Эдгар. — Вот кто из нас всех самый лучший рыцарь, так это малыш Ксавье... Я не прав, а, Луи? Но прав и ты: нужно уносить отсюда ноги. И как можно скорее!

Элеонора так пришпоривала коня, что даже привычному к долгим стремительным скачкам Седрику было непросто мчаться с нею вровень.

Спустя час после того, как они выехали из лагеря, Седой Волк решился окликнуть королеву:

— Простите меня, миледи, но ещё немного, и ваш конь начнёт спотыкаться, а за ним следом и мой... Мы не догоним короля, если потеряем лошадей. Нужно хотя бы некоторое время ехать тише. К тому же, мы как раз миновали каменистый склон, и сейчас, возможно, сумеем отыскать следы.

— Это вы сумеете, — отозвалась Элеонора, без раздумий натягивая поводья и давая возможность своему взмыленному жеребцу сменить бешеный галоп на спокойный шаг. — Здесь за эти два дня проехали столько всадников, что всё изрыто их следами. Я едва ли смогу различить самые свежие. Глаза стали не те!

— А по-моему, глаза у вас лучше моих! — воскликнул старый рыцарь и тотчас указал рукой на тропу, действительно истоптанную множеством конских следов:

— Кажется, вот он — след, оставленный часа два назад.

— Вижу! — королева наклонилась с седла и поехала вдоль цепочки глубоких полукруглых вмятин, оставленных подковами. — Да-да, земля здесь не подсохла, и трава, вырванная копытами, ещё не завяла. Но... Сир Седрик! Что это значит? Видите?!

Она подняла голову и посмотрела на рыцаря с выражением беспомощного страха. Такого взгляда он у неё ещё не видел, да вряд ли видел когда-либо и кто-то другой. У королевы даже задрожали губы.

— Клянусь сотней дохлых сарацинов! Вижу, конечно. Это не обычный бег лошади... Следы такие, будто конь пытался выскочить из-под седла. И явно не слушался узды: вот здесь он перемахнул через камень, а когда коснулся земли передними копытами, дважды взбрыкнул задом. Чудо, что всадник усидел на нём!

— Ричарду случалось укрощать необъезженных лошадей!.. — проговорила Элеонора, смертельно бледнея, но продолжая владеть собою. — Однако здесь дело хуже, ведь так? Это не дикая, это — бешеная лошадь?

— Сто против одного, что так и есть! — ровные густые брови Седого Волка почти сошлись над переносицей, отчего взгляд его стальных глаз сделался особенно острым и пронзительным. — И чтоб мне больше не натягивать лука, если бешенство не нашло на коня именно здесь... Ведь в самом начале тропы след был обычным, жеребец явно слушался поводьев. Кажется, нам пора снова пустить в ход шпоры, ваше величество! Хотя, что там... Если мы отстали на час, то, скорее всего, всё уже решилось.

Элеонора не спросила, как сделала бы почти всякая другая женщина: «Что решилось?», не вздрогнула, не покачнулась в седле. Она лишь осенила себя быстрым крестным знамением и дала шпоры коню.

В это время они миновали первый пологий горный отрог, за которым, на более крутом холме, курчавилась невысокая рощица, а дальше широкой полосой шли скалы, подступая к ещё более крутому и высокому склону. След взбесившегося коня вёл именно туда.