И друзья уже далеко не один раз соблазнялись перспективой погулять и развлечься среди смертных. Разумеется, в совсем иных одеждах — любая высокородная и боевая принадлежность выдавала с головой.

Теперь же был в разгаре праздник трёх богинь плодородия и урожая, Дархи-Саахи, если по-простому. И в соседней деревне празднество определённо проходило в самом разгаре.

— Давай, Рия, — хитро подначивал подругу Сарен, выразительно поглядывая на неё. — Ну давай… Это, между прочим, наш последний шанс повеселиться ещё адептами. Напоследок.

Это было правдой. Боевым магам после принесения клятвы служения своей династии запрещалось любое праздное времяпрепровождение, не устраиваемое имперской семьей. Предрассудки и обычаи многих поколений.

— Серьёзно, Рия, — улыбнулся Лентон, подмигивая. — Попрощаемся с лучшими годами этой академической жизни. Пошли, а?

Боевой маг насмешливо вздохнула. И подперла подбородок рукой:

— Тогда через полчаса. Как раз стража у последних ворот будет меняться.

— Ты чудо, Рия, я тебя обожаю! — Сарен подскочил на месте, хлопнув в ладоши. — Тогда все живо переодеваться и все, через полчаса выходим как обычно.

Алеминрия со спокойной расслабленной улыбкой наблюдала за воодушевленными друзьями. Они всегда тянули её с собой — девушка подозревала, что это не только ради компании, Рия бывала в деревушке куда чаще других, а, значит, была куда больше осведомлена.

Пройти стражу проблем не составило. Ворота за спиной сомкнулись, Лентон быстро прошептал блокирующее заклинание, когда-то тщательно подобранное так, что бы охранный контур не взвыл о нарушении. Следующей задачей было переместиться к стенам поселения. Это было проще всего — среди простого народа никто не заморачивался стражниками или защитными магами.

А деревушка и вправду горела яркими огнями одного из любимейших праздников обычных людей.

Они всегда пробирались к самой площади, с удовольствием теряясь среди торговых лавочек и танцующих под громкую музыку жителей. И сейчас, поднырнув под висящие разноцветные флажки вокруг фонарей, отправилась прямиком туда.

Горячий обжигающий напиток, с медовым привкусом и ноткой дешевого алкоголя, самый простой и популярных среди примитивных, именуемый стаканчиком «медовой матки», лично Рия очень любила. Было что-то в этом уже ставшее привычным, ещё с тех пор, как она попробовала напиток на втором курсе, впервые оказавшись в деревеньке. На полных губах появилась слабая малозначащая улыбка. Мало какой адепт Академии мог позволить себе такое непослушание в столь раннем возрасте.

Оглушительные басы от ударов по барабанам участились, весело танцующие люди в центре заулюлюкали, загудели сильнее — над головами очень низко кружила большая красивая птица с отливающими яркими фиолетовыми всполохами перьями. В свете зажженных огоньков каждый оттенок переливался тысячей других.

Девушка продолжила немного странно, меланхолично улыбаться, смотря на небо.

— А ты ещё думала идти, — дружелюбно заметил Тиль, становясь возле Рии и Лентона, протягивая друзьям новые стаканчики «медовой матки». Смерил веселым взглядом лихо отплясывающих на деревенский мотив Альзу и Сарена.

— Красиво.

Когда напиток закончился, она скомкала бумажный стаканчик.

— Я пойду поищу что-нибудь перекусить, — громко сказала на ухо Тилю, стараясь заглушить музыку и голоса людей. — Скоро буду.

— Я с тобой, — Лентон присоединился к подруге.

Тиль слабо кивнул, возвращаясь взглядом к остальным. Кажется, парень собирался к ним присоединиться.

Девушка выскользнула из огромной толпы, ловким шагом добралась до последних тележек с чем-то сладким. Пока Лентон, имитируя простонародье, разговаривал с продавцом, быстро бросила пару монет за ломтики поджаренных фруктов.

Возвращаться с едой в руках в толпу не хотелось, поэтому друзья остановились всё там же — у стены соседнего дома. Здесь людей почти не было, музыка долетала не так громко. Лентон вцепился зубами в странное сочетание закусок на деревянной шпажке, взглядом отыскивая остальных. Рия расслабленно распрямилась, чувствуя как понемногу отпускает её внутреннее напряжение последних дней и событий.

А потом на предплечье сомкнулись холодные чужие пальцы.

Прикосновение сухой шершавой кожи было неприятно, Рия методично дёрнулась. Будучи готовой ударить, она застыла, заметив древнюю старушку в грязно-жёлтом одеянии. У пожилой женщины был слишком нервный вид, она пугающе уставилась на брюнетку своими затуманенными бледной поволокой, почти потухшими от жизни глазами. Слишком потухшими.

Ведунья.

Рия болезненно поморщилась, скорее от того, что именно она стала последней волей уходящей магической души, а не от самой неприятной ситуации.

К сожалению, у всех ведуний была такая особенность — они долго и мучительно старели, а покидающая дряхлое тело жизнь требовала последнее слово истины — выдать подходящей встретившейся душе наречение. И, к сожалению, если оставшиеся предсказаний ведуний ещё можно было истолковать или опровергнуть, то перед смертью зрячее око часто исповедовало лишь определённый тайный смысл, который становился понятным совершенно не так, как изначально думалось.

И теперь Рия с некой настороженностью разглядывала старуху. Меньше всего хотелось чувствовать, что ты — последняя воля уходящего.

Лентон заметил ведунью, но разумно промолчал. Отказаться было сродни непринятию милости свыше.

А та лишь выдохнула сквозь пожелтевшие зубы, все сильнее вглядываясь в прикрытое капюшоном лицо боевого мага.

— Воспоминания у тебя в голове… — охрипший старческий голос чуть дребезжал, тонул в громких радостных воплях где-то на фоне. Женщина чуть по-сумасшедшему улыбнулась. — Ничего не случайно. Не убеждай себя, дитя, не бойся. Всё вернётся. Не как прежде, но вернётся. Его чувств хватит обоим. Его прикосновения… отыщут потерянное.

Лицо Рии окаменело. Глаза моментально налились ледяным холодом.

А ведунья вдруг переместила руку выше, коснулась плаща на груди девушки. Совсем рядом с тем местом, где медленно и ровно билось сердце.

— Либо рассыплется на ледяные ошмётки, либо сгорит ради его жажды… Но мертвые не имеют силы. Не бойся. Ты уже давно дышишь сама.

Боевой маг моргнула, приходя в себя. Немного отвернула от старухи голову, незряче смотря куда-то перед собой. А Лентон впервые за столько лет общения увидел на лице подруги страх.

Старуха выдавила из себя тихий неразборчивый шёпот. И жалостливо улыбнулась, шепча:

— Слишком тяжело, девочка. Слишком много… всего. Избавься. Поделись. Иначе он ляжет в твою же могилу.

Дракон тихо кашлянул, подавившись едой, и изо всех сил стараясь быть незаметным.

Старуха перевела на него взгляд. После снова на Рию. Глаза будто бы ещё сильнее померкли. А потом она совершила неожиданное. Повернулась в сторону гулянки. И Лентон мог поклясться, что женщина увидела Сарена, Альзу и Тиля, которые в этот момент переговаривались и смеялись возле большого пылающего факела.

Ведунья чуть захрипела, подалась вперёд. Верный знак приближающейся смерти.

— Скоро, слишком скоро… — она отвела взгляд от веселящихся троих, затуманенные глаза окинули Лентона и Рию. — Останетесь вдвоём. Когда встретитесь заново… заиграет последний трань…

Они не переглянулись. Промолчали, чувствуя как касается спин ледяная невидимая рука.

Трань был похоронной мелодией.

Глухой слабый голос поглотился, исчез в шумных звуках праздника.

А старуха неестественно дёрнулась, убрала морщинистую ладонь и, покачиваясь, двинулась вперёд, зашагала пятном среди других живущих.

У последнего угла дома она на мгновение остановилась. Снова шевельнулась, продолжая бесцельно идти вперёд.

Друзья ей вслед не смотрели. Они хорошо, знали, что спустя пару десятков метров, где-нибудь в безлюдном тёмном уголке ведунья завалится на бок, оседая на сухую пыльную землю. И останется лежать до утра, пока городовые или смотрячие не обнаружат среди грязных тряпок горстку праха. К сожалению, именно так и уходили приближённые к богине нити жизни, отдавая жизнь и силы на чужие истины. Ничем особенным.