Ему дали возможность побыть малышом, в то же время вполне уважая его взрослые права и предоставляя больше свободы, чем было бы в традиционном случае.

Царский дворец являлся абсолютно безопасным местом, проникнуть сюда сумели бы только боги, но переродившийся Кацуо никак не интересовал высших, потому откуда-то наползшие мрачность, удлинившиеся тени, запах сырости обескуражили его. Неужели Роберт и тут прислал Оливера или других сообщников поглумиться над ним???

Кацуо растерянно оглядывался по сторонам — совершенно один в поздний час, он планировал лечь спать, вечер не предвещал ничего особенного...

Стало так страшно, что он сдавленно вскрикнул:

— Кто? Кто тут???

Стыд от собственных расшалившихся нервов уже готов был накатить волной, когда Кацуо ощутил — рядом в самом деле некто скрывается!

Но только Кацуо собирался телепатически позвать на помощь, как неприятные ощущения исчезли, а вместо них материализовался его новоиспеченный отец — Лукас.

Лукас улыбнулся уголком губ:

— Извини, я тебя задел... — его интонация ни капли не была кающейся, все же творилось неладное.

Кацуо решился на прямой вопрос:

— Задел? Что-то не так?

Лукас ухмыльнулся, его удлиненные клыки неприятно сверкнули в полутьме:

— Все так... Мысли у меня темные. Воплотились вот, и ты к ним причастен.

Он говорил ровно и спокойно, но Кацуо сильно не понравилась эта мнимая безэмоциональность.

Их отношения нельзя было назвать теплыми, скорее, деловыми, но сейчас Кацуо нутром чуял: Лукас совсем не расположен к дружеской беседе, наоборот.

— Причастен к чему? Объясни!

Кацуо сидел, закутавшись в одеяло, подавшись вперед, напрягшись. Лукас опустился на край его постели.

— Тамико очень добра, но не стоит забывать, что это одолжение. Долг перед Агнес по твоему перевоплощению. Формально мы твои родители, а реально общение с тобой занимает время, которое мне хотелось бы провести иначе. В самом деле ты взрослый, и я говорю с тобой соответствующе.

Кацуо не думал возражать — действительно, находиться в детском теле было непривычно, но порой он увлекался, когда Тамико или Марина играли и дурачились с ним, словно с малышом.

— Скоро ты дозреешь до обычного облика, и сам станешь лучше понимать, что к чему. Но пока я настоятельно советую не провоцировать мать общаться с тобой больше, чем тебе в самом деле нужно. В противном случае я буду рассматривать это как посягательство на нее...

Кацуо расширил глаза:

— Нет-нет, я не собирался!!!

— Славно, — Лукас, скопировав его позу, так же подался вперед, сапфировые радужки налились легкой примесью алого. — А то я соберусь и откушу тебе голову... Ладно, приятных снов. Надеюсь, мы с тобой друг друга поняли.

«Одари меня тихой нежностью... Золотой волной безмятежности...»

Какой смысл был в проверке и закаливании собственного характера, в назначении трехдневного срока — Марек извелся так, что не желал уже ни отношений, ни разговоров о них, только определенности и покоя, стабильности.

С Мариной, без Марины — стоило расставить точки и развеяться...

С другой стороны, без выяснения Марек оказался бы в еще большей ловушке — посмешищем, которого водят за нос.

Одержимый противоречивыми мыслями, Марек мерил комнату широкими бесшумными шагами, на автомате увеличивая пространство. Да, ему просто хотелось сбежать. От хлопот, от ссоры, от эмоций.

Марек перегорел.

Спринтер, не умеющий ждать, он тем не менее становился собранным, когда того требовало дело.

В отличие от Марека, его рыжая импульсивная подруга Марина переживала ситуации острее и проще.

Ужаснувшись полному провалу в чувственной сфере, устав от равнодушия Флавиана, которое, видимо, невозможно было изменить, побеседовав с Лукасом о потенциальном поведении Марека, Марина расслабилась, отдавшись учебе и развлечениям.

Если у Марека случилось помутнение рассудка, правильнее было принять это снисходительно и не драматизировать.

Когда Марек пришел в комнату Марины, вопрос: «Что ты решил(а)?» одновременно сорвался с их губ.

Облегченно рассмеялись. Бросились друг другу навстречу.

Объятие получилось сильным и крепким, сладким от поцелуев.

Марек тотчас надумал побыть холодным — вдруг эта нечаянная вспышка его радости была ошибкой? Отстранился:

— Ну?

Марина хмыкнула:

— Что ну? — ладная, точеная, без малейших следов былой угловатости, она выглядела чрезвычайно уверенной в себе. — Я все сказала еще три дня назад. А ты что-то сочинил, завелся и убежал...

Марек взвился, его лицо скривила судорога:

— Хочешь сказать, что я выглядел глупо? — спрятав руки в карманы брюк, широко расставив ноги, он точно приготовился к схватке.

Марина пожала плечами:

— На твой вкус. Я не оценивала. А вот проверку ты зря устроил.

Слова вылетели прежде, чем Марек спохватился:

— Обещай, что больше не будешь ни на...

Рыжие брови изумленно взлетели вверх.

— Что-что? Условие? Ультиматум? Опять хочешь поругаться?

Большая грудь Марины, умело подчеркнутая вырезом платья, дразнила Марека.

— Нет. Хочу быть в тебе уверен.

Марина подошла к нему вплотную, с такого ракурса ее выразительное декольте смотрелось особенно аппетитно.

— Будь. Я соскучилась! Заканчивай уже дуться!

Одеваясь на встречу — соблазнительно, черт побери! — Паола поняла, что находится совершенно не в настроении готовить завтрак, обещанный охотнику. Предполагать, что тот откажется, было бы смешно, и Паола решила перекусить в кафе — в конце концов, само ее общество являлось ее благодарностью.

Шли по улице — он, высокий и видный, и она — прекрасная, тонкая, грациозная.

Паола шествовала, потупившись, в полуметре от спутника — его близость обжигала ее и возмущала одновременно.

Мужчину ее косые взгляды только забавляли. Поразмыслив, он надумал поддразнить свою пленницу, его голос жаркой волной плеснул в ее загорелый живот:

— Вообще-то ты могла быть со мной поласковее...

Его интонация не вязалась с наглостью сказанного, Паола ощутила, что она закипает.

— Вообще-то это не я к тебе пристаю!

Она могла оставаться спокойной с другими — как??? — этот нечеловек вызывал в ней самые яркие эмоции на грани исступления, противно было вспоминать, как она поддалась ярости, как отвесила ему пощечину, как убегала от него в поле, руководимая животным страхом...

— Ууу, — лицо охотника смешно вытянулось, — и ты была бы рада, если бы я сейчас пропал бесследно? Забыла бы меня сразу? Ты же не хочешь никаких отношений, верно? Тебе даже все равно, как меня зовут.

Паола с готовностью съязвила:

—Да, я была бы рада! Оставь меня в покое! А на твое имя мне плевать!

Аквамариновые глаза посмотрели укоризненно.

— Вот твоя благодарность мне за бесплатное быстрое лечение! Впрочем, — он коварно улыбнулся, — злись, бесись, это ничего не изменит. Ты уже оделась так, чтобы мне понравиться. Умница.

Почему этот самодовольный тип смел обращаться с ней подобным образом?! Его нарочитая уверенность неимоверно раздражала!

Мужчина продолжил издеваться:

— Я ведь могу обратить твою неприязнь в страсть. Принудительно. А когда ты сбежишь, внушить тебе любовную тоску. На пустом месте. Станешь страдать сильно-сильно...

Паола беспомощно хватала воздух ртом — убийца не оставлял ей шансов на спасение?!

— Я тебя ненавижу! Мерзавец!

— Но-но, хватит ругани, — было приятно наблюдать, как пышная девичья грудь, обрамленная белокурыми волосами, высоко и часто поднимается в такт дыханию, как алеют ее щеки. — Сейчас мы дойдем до кафе и поедим, ты совсем слаба. Потом я провожу тебя обратно домой, и мы разойдемся. А затем ты сама назначишь мне встречу, когда придешь в себя и будешь рада меня видеть.