Максимилиан переминался с ноги на ногу:

— Извинить за что?

Больше всего опустошенный Макс опасался увидеть сочувствие в сапфировых глазах Лукаса, но Лукас не собирался его добивать и глядел ровно.

Тамико пояснила:

— За ее импульсивный побег. Если ты хочешь, я скажу Маю, что ты пришел, да она наверняка и так уже знает.

Максимилиан вздохнул:

— Будь любезна.

Маю сидела прямо на полу на большущем ковре в созданном для нее домике и смотрела кино.

Завидев Макса, который вошел совершенно один, Маю повернула голову и спокойно произнесла:

— Я ушла.

Максимилиан поджал полные губы.

— Совсем? С концами?

Не спросив разрешения, он оказался вдруг позади Маю, устроившись так, что Маю очутилась в его умиротворяющих объятиях, точно в живом кресле. Маю привычно откинулась на его широкое плечо:

— Думаю, да. Только не спрашивай, почему... Я и сама не знаю. Но никого другого, — извернувшись, она заглянула в голубые серьезные глаза, — я все равно не люблю. Только тебя.

Максимилиан невидяще следил за сюжетом фильма:

— Может, тогда вернешься домой?

Маю покачала головой:

— Пока не вернусь. Ты сейчас такой спокойный, а потом шок пройдет, и мне будет небезопасно... Приду, когда ты действительно привыкнешь, что мы все.

Секунда, и Маю стало трудно дышать от боли:

— Вооот. Я же говорила... Если ты хочешь напоследок секс... я не против... Где-нибудь не тут... Только пообещай привести меня обратно...

Максимилиан ядовито улыбнулся:

— А если после «напоследка» ты начнешь проситься домой?

Маю осторожно выдохнула:

— Тогда не слушай меня... Мне всегда очень с тобой нравилось... Но я так и не дозрею до Церемонии, неправильно тебя мучить...

Максимилиан помрачнел:

— А правильно изжить свои чувства... Маю-Маааю...

Они все еще сидели вместе, грея друг друга теплом тел, музыкальнейший голос лучшего из певцов анамаорэ проникал в самую душу Маю. Она столь легко и морозно-свежо погасила бушевавший в оскорбленном Максе пожар. Может, она и была слишком холодной, неразбуженной, несозревшей и еще множество других не, делавших невозможным их общее счастье.

Наконец, Макс сказал:

— Сейчас у меня как-то нет настроения. Позову тебя позже, хорошо?

Маю погладила его по руке:

— Да. И потом я все равно приду к тебе жить. Когда мы привыкнем, и если твоя девушка позволит...

Густые черные брови Максимилиана сошлись к переносице.

— У тебя в самом деле никого нет?

Маю повторила:

— Никого. Я просто ушла. Приходи ко мне в гости!

— Ну, пока, — Максимилиан улыбнулся.

— Пока, — Маю подтянула к себе и обхватила руками огромную подушку. — Я буду горевать о нас...

***

В какой-то момент Магнус понял, что загнал себя в ловушку.

Смешно было признавать факт: обыкновенная наглая девица не принимала его всерьез, считая чуть ли не самозванцем и нимало не уважая!

Ситуацию легко было исправить толикой насилия, однако Магнус находил подобный вариант неспортивным, да еще влекущим за собой ненужную войну с Лукасом и Максимилианом.

Затянувшееся «расставание» Маю и Макса практически ничем не отличалось от их предыдущей совместной жизни, разве что теперь пара ночевала в разных домах. И если подкатывать к Маю в качестве любовника не имело смысла, Магнус попробовал подружиться с гордячкой.

Маю занималась самообразованием и посещала всевозможные курсы в Доме Магии. Магнус превратился в ее «внутренний голос», редкий и ненавязчивый, подсказывающий Маю решения, когда она приходила в затруднение.

Порой Маг злорадно представлял, как искривится ее нежное личико в момент осознания, что ее «палочка-выручалочка» — тот самый «маньяк, спаивающий оболтусов». В остальных случаях Мага забавляло наблюдать за умной и пытливой малышкой.

Чем дольше длилось их интеллектуальное сотрудничество, тем больше Маю подсаживалась, считая Магнуса одной из тех странных сущностей, обитающих в кулуарах Дома Магии. Существа эти, соседствующие с анамаорэ, были подчас весьма причудливы, и простая девчонка обладала незаурядной смелостью, если не боялась с ними знакомиться.

На вопрос, как ее приятель выглядит, Маг отвечал, что он мужчина и «полиморф».

Маю вольна была представить любую внешность на свой вкус. Рисовался почему-то длинноволосый блондин с чертовщинкой.

Они еще не успели переехать, опять запланировав встретить Новый Город в Городе с привычными уютными зимними традициями. Колетт дремала в теплой постели, основательно укутавшись одеялом, Антон посапывал неподалеку, его колыбельку пока держали в большой спальне.

Роберт работал на кухне, когда домочадцы ложились, потому Колетт почти бессознательно подвинулась, ощутив, как кровать немного прогнулась, и приготовилась дремать дальше, но низкий голос мужа вкрался в ее сон:

— Тебе не страшно?

Колетт не вполне сообразила, о чем он, и натягивая одеяло на ухо, пробормотала:

— А? Нет... Что-то случилось?

Мужские руки обхватили ее стан, еще не вполне пришедший в форму, округлый, Колетт спала в тонкой сорочке.

— Ты в моем доме, двери заперты. Кричать, чтобы не разбудить сынишку, ты не станешь... Я могу делать с тобой все, что захочу.

Сон потихоньку уходил, сильные руки Роберта, пробравшись под ткань, беспрепятственно ласкали ее смуглую кожу, но Колетт притворилась непонимающей:

— Что ты хочешь?

Ответ прозвучал исчерпывающе:

— Тебя. Давай спустимся, а то Антона разбудим.

Колетт, довольная, позволяла себя трогать, но не двигалась с места. Тогда Роберт совершенно бесшумно скрутил ее в кулек вместе с одеялом и потащил вон из комнаты, Колетт только охнула.

Роберт пообещал:

— Внизу ответишь.

Иногда муж не давал ей высыпаться, однако Колетт готова была сколько угодно прощать ему подобное сумасбродство.

Периодически случалось, что Антон начинал плакать в процессе, пара прерывалась, но после кормления или переодевания ребенка Роберт неуклонно добирал свое.

***

Домочадцы разбрелись кто куда, Флавиан зашел в гости, и Лукасу удалось собрать свою «маленькую семью» за ужином за одним столом.

Поскольку из присутствовавших Лукас был единственным, кто интересовался кулинарией, то и приготовил и сервировал он все на свой вкус, остальные нисколько не возражали.

Ерзая от нетерпения, Тамико допытывала сына:

— Ну, как у вас было с Юми? Лукас мне рассказал, а что пережил ты?

— Ааа!!!! — Флав демонстративно закрыл уши ладонями и зажмурившись, возопил: — Ааа!!!! Только не это еще раз!!!

Тамико обеспокоилась:

— Почему?

Флавиан с пафосом воскликнул:

— Это было ужасно! Я думал, сам там умру, если бы я только мог зажмуриться и сбежааать!!

Лукас ухмыльнулся:

— Да ладно, у тебя не настолько слабые нервы, и держался ты вполне достойно, ничего не спутал и не выказал паники.

Флавиан многозначительно посмотрел на него в ответ:

— Еще бы! Но мама спросила, что я чувствовал!! Я тааак не хочу перерождать Лану, если бы вы знали!! Это кошмарно, просто чудовищно!

Лукас подытожил:

— Девочка молодец, она в полном порядке, Ричард дежурит у нее под наблюдением Царицы. Насчет Ланы теперь можно попросить Магнуса, нагородил ты, сыночка, дел. Хватит уже ходить в Город за впечатлениями.

Флавиан скуксился:

— Я больше не буууду. Теперь я вообще отец поневоле...

Лукас не счел необходимым его утешать:

— Сам заварил, сам расхлебывай. И ешь давай, а то меня обижаешь.

Тамико, также пока не притронувшаяся к блюдам, тут же схватилась за приборы.

Какое-то время они ели в тишине, затем Флав не выдержал: