Марина подтвердила:

— Я тоже отомщу!

Марек заключил:

— Пусть только попытаются нас разлучить!

Он обожал смеяться в обычных разговорах, но когда пара предавалась любви, становился на удивление серьезным и безумно нежным.

***

Серые и тусклые дни. И солнце не яркое, а холодное. Или наоборот нестерпимо резкое, до боли в глазах.

Кому-то дарят цветы. Кого-то целуют, просыпаясь поутру. Кто-то ходит вместе в кино, фотографируясь на память.

Ночи не лучше, чем дни, хотя и не хуже. Можно крепко-крепко обнять подушку и забыть, что ты уже долго-долго одна.

Конечно, подушка не мужчина. И подружки, даже самые лучшие, как у нее, любимого заменить не могут.

Другое все — абсолютно все.

Вместе с ними Юми было временами легче, но ей хотелось малодушно запираться в одиночку с огромным тортом, бутылкой сладкого вина и фильмами. Плакать, объедаться, пить умеренно... И надеяться...

Что очередные отношения не закончатся, как обычно. Ее не бросят...

Почему бросают?

Она хорошая хозяйка. Бесспорно.

Дни, когда Юми не умела готовить, остались в далеком прошлом. А за умением варить каши и смешивать салаты потихоньку усвоились и остальные бытовые премудрости.

Достойная любовница. Все мужчины Юми, кроме Оливера, пожалуй, оставались довольны. Даже анамаорэ.

Она понимающая, верная подруга.

Интересная собеседница.

Что, что же не так?

Почему на банном коврике теперь оставались лишь отпечатки ее маленьких ступней?..

Роберт сказал, что ей нужны консультации психолога.

Юми не хотела психолога, ей был нужен просто кто-то заботливый, нежный... Родной...

Который не уйдет и не предаст.

Пусть не идеальный, зато свой.

Роберт был ее первым парнем, а теперь его жена — совсем не Юми — ждала ребенка.

Второго ребенка, а ведь Юми тоже могла бы родить...

Она пока не чувствовала себя готовой и радовалась, что не осталась одна с малышом на руках, все-все ее мужчины оказались не теми.

А от желания бывшего вылечить ее от чего-то непонятного Юми отказаться не могла. Ждала, что все как-то разрешится. Само собой.

Такой знакомый, столь близкий номер. Они болтали часами, пока не стали жить вместе, разговаривая уже глядя друг другу в глаза.

Роберт познакомил их, и он же оборвал их отношения, застав Кацуо за изменой...

Юми негодовала, ненавидела предателя, не могла принять случившееся. С горя начала встречаться с Ашем, заведомо понимая обреченность их свиданий, а когда ушел Аш, и потянулись тоскливые дни одиночества, Юми поняла вдруг, что смогла бы уже простить Кацуо. Позволяла же она Роберту жить одновременно с ней и с богиней...

Роберт распорядился за Юми, запретил им с Кацуо объясняться, подавил их своим авторитетом, а Юми отчего-то слушалась его...

А сегодня ей было так тоскливо и холодно, что руки сами потянулись к смартфону...

Позвонила без видео — пусть Кацуо ощущает только ее голос… Глупо, но Юми боялась невольно выдать что-то непрошеное...

— Алло! Юми?

Как давно она не слышала этот голос! Шмыгнула носом.

Кацуо заподозрил неладное. Его пульс и так подскочил, точно сумасшедший, едва Кацуо увидел, кто о нем вспомнил.

— Юми, это же ты? Не сбрасывай! Прости меня!

Происходящее могло быть очередной штукой от Роберта, но Кацуо не смел малодушничать.

Юми выдохнула шепотом:

— Это я... Как ты? Как живешь?

Кацуо замялся. Иногда он встречал Юми с каким-то парнем, смотрел на них издалека, но если у Юми был порядок в личной жизни, почему она позвонила?

— Я нормально. Много тренируюсь и работаю помаленьку. А ты?

— А я, а я... — Юми сорвалась вдруг на плач. — Скучаааю!!!

Слезы полились градом, и чем больше Юми пыталась остановиться, тем хуже ей удавалось.

Кацуо терпеливо слушал ее истерику, поскольку на вопрос: «Мне приехать?» прозвучал резкий испуганный ответ: «Нет!!!», и Кацуо не находил ничего иного, как ждать, повторяя время от времени:

— Ну что ты, Юмочка, что ты... Прости меня...

Он не знал, как объяснить эту сцену Агнес, окажись вдруг Агнес рядом. Не планировал возобновлять с Юми отношения, хотя им стоило встретиться с глазу на глаз и расставить точки.

Может, раньше, до его встречи с Агнес что-то бы и получилось, но теперь Кацуо принадлежал душой черноволосой красавице.

В конце концов, слезы Юми иссякли.

Она радовалась, что отключила изображение, личико ее покраснело и опухло, весь разговор никак не напоминал сладкую месть бросившему, впрочем, мстить она и не собиралась… Поняла интуицией ли, женскими ли инстинктами, что путь к его сердцу закрыт. Извинилась сама и закончила беседу...

На ее душе звенела противная пустота.

То ли она слишком долго и сильно плакала, то ли по иной причине, но проснулась хрупкая, почти прозрачная блондинка в невероятно диковинном месте, порожденном, вероятно, ее внутренней пустотой.

Белое и спокойное, оно дышало тишиной, пахло чем-то приятным, пол устилал пушистый ковер, и Юми сообразила, что поскольку никогда не бывала тут прежде, то видимо она спит.

И мужчина, сидящий к ней спиной и разглядывающий что-то в окне, тоже ей снится. Присмотревшись, Юми увидела за стеклом бескрайние снежные просторы.

Беззвучность, мягкость, бесцветность — но ей не было страшно, зябко или тоскливо, захотелось только, чтобы ее сосед по комнате обернулся. Юми не знала, зачем.

Он, точно услышав мысли, вперился вдруг ей в глаза, и Юми обмерла от восторга.

Гордый аристократический профиль, красивая линия лба, голубые глаза, высокие узкие скулы, нос с горбинкой, пухлые яркие губы, выступающий и вместе с тем изящный подбородок...

Мужчина показался ей смутно знакомым и глядел так, что у Юми пошли мурашки по коже. Он походил на Лукаса, но тот отличался броской акцентированной внешностью, этот же брюнет выглядел светлее, отрешеннее и вместе с тем холоднее, он настолько идеально вписывался в существующую комнату, что Юми восхитилась самому факту гармонии.

И раздавшийся голос был ровно таким, как ждала, но вопрос, слетевший с его губ, озадачил:

— Ты тоже ждешь?

— Я... Эм... — Юми смутилась.

Мужчина ответил за нее:

— Тут могут быть только те, кто ждут... Я так думаю... Значит, ты ждешь...

Он сидел, сложив ноги по-турецки. Юми подумала, что стоять и смотреть на него сверху вниз ей не особо нравится, потому она опустилась на пол на колени, а затем села на собственные пятки.

— А что я жду?

Брюнет ответил плавно и серьезно:

— Знаешь только ты. Меня занимает, как ты оказалась здесь. Впрочем, раз ты оказалась, на то есть причины...

Его рассуждения вносили еще больше сумятицы, Юми поинтересовалась:

— Отсюда можно выйти?

Прозвучавшее оптимизма не прибавило:

— Можно, когда придет время.

Юми не понимала, то ли ей злиться на странного типа, то ли смеяться.

— А когда оно придет?

Мужчина удивленно поднял бровь.

— Мы можем его скоротать.

Юми рассеянно осмотрелась по сторонам.

Конечно, ее собеседник, одетый в свободный шелковый белый халат, казался шире, чем был, за счет фактуры ткани и кроя, но все же Юми вдруг стало не по себе.

Стараясь не выдать волнения, она вымолвила:

— Как?

Мгновение, и странный брюнет, не вставая и не переходя, просто исчезнув у окна и тотчас оказавшись подле нее, взял ее нежное личико в ладони, холеные и теплые, но Юми невольно дернулась. Попытка оказалась тщетной.

Поцелуй, острый, как укус, заставил Юми оцепенеть. Ей захотелось раствориться, однако, в отличие от мужчины, чье лицо было теперь близко-близко, дематериализоваться Юми не удалось.

Он повторил ее вопрос: