Янтарный блеск азарта в карих глазах, рассыпавшиеся по плечам пряди, обнажившие беззащитное ухо, теплое доверчивое дыхание — Лукас подмечал малейшие детали, и его сердце переполнялось радостью.

Тамико говорила:

— Ну как я могу на тебя дуться? Лу и Любовь же с одной буквы!

Сокрушалась:

— Прикинь, мне кажется очень странным, что когда-то я была с Магнусом! Вот с тобой все как-то ясно, а там... Кино да и только...

Лукас понимал, что у любимой включается психологическая защита, и не мог этому радоваться, тем более, что анамаорэ помнят все. Но подобные заключения Тамико немного тешили его самолюбие.

***

Тамико тихо и ненавязчиво пыталась возобновить практику боевых упражнений. Стояла, опираясь на мечи, в ожидании милого.

Но вместо того, чтобы взять один из них и начать тренировку, непреклонный Лукас делал совсем другое, появляясь из-за спины Тамико и вызывая вскрик испуга. Его синие глаза светились лукавством:

— Хочешь борьбы? Ну давай...

Спустя короткое время Тамико и думать забывала о своем намерении, краем сознания в который раз решая предложить битву Магу.

***

Пальцы липкие, мокрые от пота, судорожно стискивали ткань ложа. Роберт в покоях богини, одетый лишь в светлые шелковые шаровары, обреченно шептал:

— Я твой раб, Кэйли. Забери мою душу, возьми что угодно, только успокой! Не могу больше! Жизнь. Бестолковая жизнь. Помнишь, как мы раньше? Хочу опять. Хочу забыть все...

Обнаружил себя на кушетке в рабочей комнате съемного дома.

Кэйли.

Так просто. Так неправильно… Облегчение лишь временное… Потеря памяти не поможет...

Колетт. Антон. Бессмертие. Их брачные клятвы…

Джунко.

Милое личико с распахнутыми синими глазами, вздернутым носиком, острым подбородком...

Доверчивая, мягкая, наивная, добрая...

Безотказная...

Она никогда не спрашивала лишнее, ничего не требовала, не ревновала...

Свет, потерянный свет.

Джунко теперь жила с каким-то парнем, подобранным для нее Кэйли...

Такая своя... Не может быть чужой...

И если прийти к Джунко теперь живьем, наверняка она опустит глаза в пол. Будет бормотать какие-то смешные оправдания. Объяснения. С тихой надеждой, прячущейся в уголках губ.

Чтобы, когда Роберт раскроет объятия, броситься в них и прижаться к нему крепко-крепко, целовать его жарко-жарко...

Все ее мужчины — какая разница? Роберт был первым и первым остается в ее сердце. Он знает, он практически в этом уверен...

Сейчас Роберт не собирался делать никаких звонков Джунко, чтобы было ноль компромата.

Он выследит ее и прикинет необходимое на месте. Скоро уже возвращаться в Город, наполняющийся долгожданным летом.

Каждое их прикосновение, как удар током.

Даже Марина не знала, никто не подозревал, кроме, быть может, молчаливого бога, что сегодня Лукас и Тамико впервые ночуют вместе под крышей его дома.

Не в Зале, не под открытым небом, не в отдельном флигеле для Тамико — в спальне Лукаса. Там, куда он хотел привести любимую давным-давно.

Тамико куталась в захваченное с собой теплое одеяло — милая сентиментальность — и счастливо хихикала:

— Лу, закрой окно, вдруг кто нас услышит?

Лукас, лежа на спине, вытянувшись во весь рост, обеспокоился:

— Нет, никто. Тебе холодно, Пушистик?

Забавное одеяло намеренно отделяло их тела друг от друга, создавая прятки и предвкушение, и Тамико уже не хихикала — расхохоталась:

— Опять нам не удастся поспать, да?

Чуть сдвинув одеяло, она придвинулась ближе.

Лукас был обнажен, его кожа до боли приятна, и Тамико хотелось продлить их блаженство как можно дольше. Смотреть друг на друга. Мечтать. Пригревшись, задремать, а проснувшись, понять, что ее укрывает уже не заботливо отложенное одеяло, верный друг ее долгих ночей, а сам Лукас, сильный и ласковый, и ощутить желание сна кощунственным.

Утонуть в любви и воскреснуть.

Жить.

***

Рок в том, что любви-то и нет. Роберт кучу дел наворотил, создал, добился, а чувства... Где?

Разве это любовь, когда хочется быть с кем угодно, только не с ней?

Дети другое, это священно.

Пусть его сын полубог, пусть его способности безгранично-неведомы, Родрик — ребенок, и он непременно получит свою дозу заботы.

А к Колетт раздражение.

Почему жена не сделает так, чтобы все его навязчивые мысли ушли? Чтобы желалось ее одну?

Нет, не делает...

Мучительный вопрос...

Если начать жить иначе, с Джунко — к чему приведет эта линия? Никаких соперниц и отлучек, одна она звезда...

Спа, прогулки, танцы, музыка, рукоделие. Приятное, медитативное...

Легкая. Простая. Нетребовательная.

Интриговать не умеет, но отпустит его легко. Куда угодно... А сама вечер рыдать будет, свернувшись клубком рядом со своим котом...

Тоже не любовь.

Так, удобство.

А вдруг Роберт, ну, может быть, такой особенный, что нет никого ему в пару?

Холодно...

Кто-то из них сошел с ума...

Иначе...

Картина, пугающая неестественностью, развернулась обычным утром, мирным и ладным.

Колетт, намазывая диетический джем на хлебец, произнесла совершенно спокойно, будто отрепетировав — Роберт ли не знал свою Котену!

— Я подам на развод...

Это было сродни удару в солнечное сплетение, но Роберт нашелся:

— Развод домашней живности? Хочешь ферму? Что случилось, любимая?

Тихо и взвешенно, без паники, Роберт представлял другие линии своей судьбы, но тяжелой вестью оказалось, что этим может заниматься и жена.

Колетт подняла на него глаза. Сухие. Злые. Завелась.

— Что случилось?! Любимая?! У тебя другая женщина, Роб, о ней и думай, а мы с Антоном уж как-нибудь проживем!!!

Роберт перехватил тонкую смуглую руку так, что пальчики Колетт разжались, хлебный нож звякнул о стол.

— Что ты такое говоришь?! Какая женщина?! Я почти все время работаю дома!

Колетт дернулась:

— Пусти! За идиотку меня держишь?! Тебя Оливер переотправляет куда угодно, в любое измерение!! Вы в сговоре!!

Признать ее слова нелогичной ерундой было бы ошибкой, дело в теории вполне могло обстоять так... Его отчуждение... Заметила... Сделала почти верные выводы...

Роберт ослабил хватку, не отпуская Колетт:

— Это только твоя ревность! Запомни: нет никакого сговора и никаких женщин, клянусь! Развод не дам, поняла? Ты все поняла?

Теперь уже Роберт говорил зло, а Колетт, не сдержалась, заплакала. Слезы беззвучно покатились по ее щекам, покрытым милым, точно на персике, трогательным пушком:

— Врешь...

«Как бы» уход, истерика, боль — паззл сложился.

Роберт не мог потерять страдающую сейчас Колетт. Ни ее, ни их сына, ни их благополучие. Ни любовь.

— Не вру, это ты сочиняешь! Это гормоны шалят...

Спустя пару секунд оба больше не находились за столом — тесно и аккуратно прижимались друг к другу. Роберт горячо шептал, зарывшись лицом в густые волнистые волосы жены:

— Никуда я тебя не отпущу, даже не думай! Все-все. Успокойся... Все хорошо... Я твой, только твой.

Еще немного позже Колетт позволила усадить себя за стол и нехотя поела. Она пока что не верила ему, имела право, и куда честнее было завоевать эту крепость заново, чем какие-то другие.

Разумнее, и даже чувства Роберта не сопротивлялись.

Длинные распущенные волосы, горьковатый аромат трав, ночь и плеск воды.

Роберт, полностью обнаженный, в огромной лоханке, его жена, точно ведьма, извивалась вокруг в странных заклинаниях: