– Подождать надо. Сядь пойди. Полегчает – спасибо скажешь.

– А не полегчает? – мрачно уточнил арестант.

– Не сомневайся. Ушла причина недуга по-хорошему. Но желудок восстановить надо годовалым лопухом. Я тебе рецепт скажу. И благодарность растению воздать придется, тоже скажу как.

Татуированный открыл рот в негодовании, потом подумал, закрыл и сел. Все молчали, гоняя по камере любопытные взгляды. Вскоре раздалась изумленная ругань – боль отпустила. Тут же к шаману выстроилась очередь из трех человек, но он медлил. В ушах зазвучали шепотки – много и непонятно говорили какие-то существа, распаляясь с каждой минутой. Дар огляделся и заметил шевеление по углам. Кто же еще, души умерших от насилия, боохолдой! Немало их к камере прицепилось. Оживились от шаманства. Ох, не зря он старался обряды в безлюдных или новых местах проводить. Нужно успеть сделать пользу до того, как допекут проказами.

Работа пошла бодро – Дархан и сам не заметил, как, разобравшись с тремя, он принялся за четвертого, а там и за пятого. Тело заметно потяжелело и обмякло, но разум впервые за последние дни очистился и кипел. Шаман чувствовал, как сердце радостно трепещет, а уголки губ приподнимаются, когда получается выдворить духа болезни и очередной арестант искренне удивляется освобождению. Он легко расправился с кишечным недугом, глубокой застарелой раной и дал задел для замедления роста опухоли.

С каждым разом выходило все быстрее, слова-изгнания и благопочитания складывались все точнее и красивее. В перерывах он даже начал шутить с заключенными и раздавать советы по свойствам трав. Смотритель уже давно незаметно ушел, а солнце село. Татуированный стоял рядом с шаманом и на правах первого пациента покрикивал на остальных, чтобы расступились, дали место и не приставали к знахарю.

Шум в ушах отошел на второй план, когда он взялся за шестого, Пузатого. Арепия, проникнув в его организм, открыла каналы для жидкости, и Дархан мысленно сделал пометку, проверить его утром, когда часть веса уйдет. Из головы не выходил и пятый номер Белые панталоны – его сердце виделось черным и пузырчатым, сложный дух прицепился. Вот бы сейчас дорожный мешок с запасом других трав и предметов, хорошее подношение и сделать все по уму, но… Дар поднял глаза на зарешеченное окошко и вздохнул. Но он здесь, чтобы убить пятерых, и судьбы этих людей не должны его волновать. Впрочем, не удивительно, что он так увлекся – впервые к нему отнеслись с недоверием, удивлением, но без страха и ненависти. Мужчины так разгорячились, что начали спорить, чем лучше благодарить знахаря за такую услугу и наперебой хвалились, какую передачу смогут ему сделать, когда выйдут на волю.

Он устало опустился на пол и придавил глаза пальцами. Тело утомилось сильнее, чем он рассчитывал. Погано. Сихиртя побери его азарт! Татуированный отогнал других арестантов и деликатно отошел. Шум в ушах усилился, он стал разбирать отдельные фразы боохолдой, и они ему совсем не нравились.

–Скоро у нас родятся братья! Кровь. Слизь. Вздох последний!

«Не будет у вас братьев» – раздраженно подумал Дархан. – «Эти поедут на саночках со свистом прямиком в Нижний мир, в уплату долга». Глупые боохолдой застонали и завизжали так, что голова начала трещать:

–А нас на саночках?!

Дар еще раз посмотрел на арестантов. Они делились историями своих болячек, и шаман снова разозлился, теперь на Эслин и Нэвлиса. Из-за них он должен убить этих людей! Да, бродяг, пьяниц, воров, а может и убийц, но разве ему судить муравьев?

Люди начали затихать, вскоре большинство из них мирно сопело и похрапывало, а в Дархане все сгущалась ненависть. Боковым зрением он увидел, как в металлическом боку чайника блеснули два голубых огонька его глаз. Он прикинул по ощущениям, что до часа, назначенного Майме, осталось всего ничего, и взмахом руки приказал назойливым духам затушить все фонари в отделении. Боохолдой с визгом послушались – пошалить они всегда не прочь.

Когда камера потонула во мраке, ничто не мешало ему особым взглядом различить голубое свечение сердец окружающих. Первым под удар попал караульный, который вышел из дремы и тут же заснул вновь, уже навсегда. Шаман вдохнул запах его смерти как свежий воздух после грозы и облизнулся. Радостно он принялся за остальных, наблюдая, как трескаются и хрустят их центры жизни. Гниющий орган Белых панталон он узнал, даже не видя владельца. Как интересно. Похоже, в нем пустил корни обитатель Нижнего мира. Жаль, с этим духом уже не поговорить…

Санки прижимались ко ртам убитых – он находил их на ощупь, страстно водя пальцами по грязным умирающим телам. Три… Четыре… Пять… Сармику хватит. Шаман убрал санки в карман и склонился к губам шестой жертвы. Кто так вопит над ухом? Чьи ладони отталкивают его? Хрип. Грохот. Еще один. Как сладко упиваться этой силой. Как это наполняет и окрыляет. На такой пище можно забыть и об обычной еде. Он плыл на волне блаженства, но вдруг нахмурился и оглянулся. Топот в коридоре, команды. Сколько прошло времени? По его, так вечность, а на деле, похоже, не более получаса. Ах, «Пожар!». Пора.

– На выход, доходяги! Горим! – раздался зычный оклик, зазвенел ключ в замке.

Шаман послушно вышел и жандармы, увидевшие его лицо в свете ручных фонарей, попятились. В их глазах плескался глубинный первобытный страх. Он отвернулся и быстро пошел по коридору. Никто не препятствовал. На дворе уже суетились вовсю – бегали с ведрами и засыпали пламя песком. Колокол на башне тюрьмы звонил не переставая. Боохолдой уже резвились тут, ставили подножки, раздували угли. Заключенных с кандалами на ногах выводили на улицу. Огонь так быстро шагал по коридорам, из помещения в помещение, будто горел картонный домик, а не каменный замок. Знакомый тюремный смотритель зычно отдавал указания. А на лестнице башни, безразличная к общему волнению, стояла изящная невысокая женщина с черными блестящими волосами. Шаман подумал, что она до невозможности хороша. Может быть, ей повезет стать его компаньонкой. После.

– Ты мне даже нравишься таким, – сказала женщина, когда он приблизился. Майма. Точно.

– Пожалуй, и ты в моем вкусе, – очень тихо ответил он ей каким-то не своим низким голосом.

Она услышала и прищурилась:

– А знаешь… Змея нашла место, где волк держит лося. Чтобы положить начало нашей дружбе, я помогу его освободить. А ты избавишься от Длинного. Как тебе?

Шаман приблизился и дотронулся до ее щеки подушечками пальцев, словно пробуя кожу на вкус. Затем оба пробрались к выходу и скрылись во тьме.

Тульпа

Дархан тихо поговорил с Маймой и Сармиком, а затем приказал Эслин ждать и ушел в село. Поделиться, куда и зачем, не удосужился. Девушка резкими движениями сплела тугую косу и решила разведать лес невдалеке от стоянки.

Как же ей это надоело! То ведет себя как влюбленный, приближает к себе, заставляет расслабиться и поверить в свои чувства, и тут же снова отдаляется, словно между ними ничего и не было. Неисправимый эгоистичный и жестокий мерзавец! А она-то хороша… Хотела влюбить, а втрескалась сама. Губу раскатала и уши развесила. И это после всей боли, что он ей причинил! Эслин не удержалась и наотмашь ударила полусухую ветку. Ветка треснула, но не сломалась. Ничего. Главное, что он показал свое истинное лицо, и она оправданий придумывать не станет. Нити Истинных Чувств поддержали ее легким щекотанием ладоней.

Внезапно она услышала тихий утробный рев. Резко замерла. Огляделась. Надо же, пару шагов сделала от стоянки, и будто в чащу ухнула. Что за существо притаилось неподалеку? Куда бежать? Эслин знала, что чем ближе к Туярык, тем лес гуще и темнее. Здесь даже сбежавших заключенных не ищут. Бесполезно. Ветви раскидистой голубой ели задрожали. Раздался пронзительный свист, и снова рев. Эслин опасалась вздохнуть. От хриплого клекота, похожего на старческий смех, волна мурашек пробежалась по телу. Когда безотчетный страх отступил, девушка догадалась, какое существо издает эти звуки. И если она права, то стоит рискнуть.