Эслин сглотнула и опустила глаза, но Кам уже двинулся вперед. К нему присоединился Сармик и рявкнул:

– Дорогу мне хочешь перейти? Я на нее первый взгляд положил!

– Эй, Смех, у тебя что, женское недомогание близится? – закатил глаза Кам. – Да забирай, во имя Милостивого Нума. Мне не жаль.

– Так-то. Рад, что ты трезво оцениваешь расстановку сил, – похвалил его Сармик, но Кама эта фраза заставила дернуть щекой:

– Расценил мое дружелюбие как слабость? Многие пожалели об этой ошибке, преподам тогда и тебе урок.

Девушка напряглась. За шиворотом червями зашевелилось дурное предчувствие, но тут к ней подъехал Алимка и жизнерадостно улыбнулся.

– Расскажешь про столицу?

Эслин умела увлекать мужчин разговором, поэтому бездумно завела беседу, стараясь не рисовать ужасные картины в голове. Всего-то три дня. А дальше видно будет.

Мягкий лес, север Ангардаса

Мечтательный утренний свет едва пробивался сквозь плотные ряды лиственниц и елей. Мох, захвативший всю видимую поверхность, звонко хлюпал под копытами лошадей. Путники вновь вышли на утоптанный тракт – единственную дорогу, которая напоминала Эслин узкую трещину в глухой стене дикого северного леса.

Нэвлис выехал вперед и пустил своего рослого белого жеребца рысью. Остальные выстроились в цепочку и двинулись за ним. Эслин оказалась позади всех и настороженно следила за шаманом, которого Сармик назвал Подарком Богов. Удивительно, что его тело реагировало на простые сигналы и двигалось само по себе, тогда как разум явно находился в другом месте.

Белесый круг солнца напоминал лоснящуюся потертость в светло-голубом шелке. Когда светило расположилось над их макушками, Нэвлис вновь перевел коня на шаг и махнул рукой в сторону небольшой речушки. Казалось, она специально выползла из леса, чтобы своей прохладой и нежным журчанием заманить их в обратно в чащу.

Северяне мешками свалились с коней на привал. Оказалось, им непривычна верховая езда. Майма свирепо жаловалась, что не может собрать ноги, а Сармик замысловато проклинал неудобное седло, его создателя, а также свою своенравную пегую лошадку и ее предков. Как только девушка спешилась, к ней подлетел Алимка с туеском:

– Эслин, пошли, вон у того дерева куча грибов и там речушка расширяется. Мы с тобой сейчас рыбешек наберем и быстренько суп сварим с крапивой. На, держи нож. И давай дальше рассказывай! Раз скоро начнется сезон балов, мне нужно все знать. Вдруг и мы попадем, – на удивление, парень кипел бодростью и смотрел на Эслин во все глаза.

– Ну, хорошо. Смотри, бал открывает танец-шествие. Его танцуют все, даже если потом ночь за картами просидят. Люблю эту традицию! Как по мне, это очень возвышенно: гости плывут по залу с церемонными поклонами и поворотами, меняются партнерами. Хотя моя подруга считает иначе и говорит: «пойдем расшаркаемся со всеми», – Эслин горько усмехнулась, вспомнив Иошиму. Где она сейчас, жива ли?

От тревоги и воспоминаний она поспешила скрыться в работе. Присела и начала срезать красивые крупные лисички и складывать их в туесок. Алимка подошел к берегу, где речка делала поворот, и стал всматриваться в воду под корягами.

– А у нас танцуют на благопочитание Огня. Это очень важный праздник. Все съезжаются в Талви и празднуют весь день. Как говорится, от первых искр и до последнего пепла. У Маймы Огонь – амагят, поэтому она главный обряд проводит, и…

– Слушай, Алимка, – вдруг прервала его Эслин, – а почему именно ты здесь за еду отвечаешь, почему не по очереди?

В благоприятных обстоятельствах она бы послушала о чужой культуре, но сейчас спешила узнать больше о своих спутниках.

– Ага. Хоп! – Алимка изловчился, резко бросил руку в воду и прижал к коряге крупную рыбу, а затем показал ее, крепко сжимая. – Вон какая! Так это шаманы. У нас их обхаживают, чтоб помогали, а не вредили. Славу и подношения они ой как любят. Во времена предков у каждого своя вотчина была, по два-три стойбища. А как люди стеклись в Талви, и шаманы там схлестнулись. На кого князь укажет, тот главный, тому почести и служение. А остальным глотки друг другу грызть. Но за плохое поведение их могут и в изгнание выслать. Поэтому Лиса они и слушают. Но прислуживать никому не станут.

– Я, кажется, понимаю.

Пока Алимка ловко разделывал крупную рыбу прямо на берегу, Эслин напряженно следила за Камом и Сармиком, которые не в первый раз подбрасывали монетку. Видимо, результат постоянно не устраивал то одного, то другого, поэтому в конце один оскалился, а другой сощурился и наклонил лоб вперед. Мимо прошла Майма и выдала по пути что-то хлесткое, едва взглянув на мужчин. Это подействовало, и недовольные шаманы разошлись. Эслин взяла туесок с грибами, налила воды в котелок из поклажи Молодого и подошла к шаманке.

Майма собрала веток и разводила костер, приговаривая, поднимая открытые ладони снизу вверх:

– Гори! Скорей! Не хватит морей твое сердце тушить. Гори, чтоб нам жить.

Несколько кусков вяленого мяса полетели на языки взлетевшего пламени, и шаманка ласково посмотрела на новую попутчицу:

– Не бойся, дорогая. Знаешь, меня впечатлила твоя история про того изверга. Ты совсем не такая безропотная, какой кажешься! Только смой сейчас же этот рисунок с кожи! Он делает из тебя товар.

– Ммм, спасибо за совет, – пробормотала Эслин, сооружая из двух палок крест-накрест подвес для котелка, – так значит ты за меня вступилась?

– Я ведь обещала тебя защитить, – кивнула Майма, и критичным взглядом осмотрела Эслин, – только ты должна мне помогать в этом! Попроси у Алимки штаны и приведи себя в приличный вид, а то при езде так и светишь коленями из-под юбки.

Эслин подвесила котелок и не удержалась:

– Ты тоже в платье.

– Я – другое дело, – фыркнула шаманка, – я наряжаюсь для себя, а не чтобы приманить. Тем более, ко мне никто не посмеет сунуться против воли. А вот у тебя на лбу написано «лягу за ужин».

– Почти угадала, – подбородок Эслин подкинуло вверх, – в Оспари я известна как сатри – воплощенная мечта. Влиятельные люди платили, чтобы только провести со мной вечер за беседой или игрой. Я уже оставила это искусство, но свой опыт уважаю. И кстати, узор нанесла мне наставница, которой я многим обязана, потому он мне очень дорог. Надеюсь, такая мудрая девушка поймет меня и защитит, без оглядки на то, что написано на моем лбу и нарисовано на теле.

– Искусство – это сильно сказано… – ошеломленно подняла брови Майма, но Эслин не пожалела о сказанном. Подчинение виделось предательством себя. После недавних пыток ей хотелось держаться за свою личность не меньше, чем за неприкосновенность тела. В конце концов, не будь она сатри, не стала бы и левой рукой главы сопротивления. Впрочем, об этом заикаться не стоит.

К костру подошел Молодой и затараторил, перебив шаманку:

– Сатри? Не может быть! Я читал про них в романе «Невольница чести»! Макушкой меня в сугроб, Эслин! Я же, знаешь, мечтаю в Оспари устроиться порученцем у какого-нибудь большого человека, вроде Нэвлиса, бегать на посылках к важным людям, приносить пользу и копить деньги. А потом купить себе вечер с сатри, и чтобы она мне танцевала!

Юноша замысловато покрутил руками, изображая, какой примерно танец он хочет, но Майма закатила глаза, сгребла в кулаке его кофту под шеей и слегка подтолкнула к котлу.

– То, что ты раскрылась передо мной – хорошо. Но то, что плюешь на здравомыслие и гордишься унизительным ремеслом… Нет, нам не по пути, Эслин. Больше я тебе не помощник. Наслаждайся привычным мужским обществом, – отрезала Майма и отвернулась.

– А хоть бы я и в публичном доме трудилась! Разве нет у меня права желать, чтобы меня никто не трогал и выглядеть так, как хочется? – голос Эслин дрогнул от возмущения. Этот вопрос не раз всплывал в ее жизни, но она редко получала на него ответ, созвучный с ее собственным. Так вышло и в этот раз.

– Всегда есть выбор! Раз уж ты встала на этот путь, должна быть готова сойти с него при первой возможности. Она появилась. Но вместо того, чтобы смыть проклятые каракули, про которые тебе уже дважды сказали мужчины, ты споришь со мной! – Майма повысила голос и подалась вперед так, будто готова была оттаскать несогласную за волосы. – Я бы могла опекать тебя. Но нельзя помочь тому, кто этого не хочет! Если ты перечишь в простой и понятной просьбе, что будет дальше?