– Ухожу, госпожа. Еще только одно.
Эслин наклонилась к уху Норы, вдохнула сладкий запах духов холеной женщины и слегка помедлила. Вдруг стало неловко и боязливо, будто нужно сообщить о постыдной болезни.
– Вы спросили, как я его… Как я с ним справилась. Мне явились Нити.
– Какой цвет? – наставница вскинула голову и схватила ее за руки. Глаза ее расширились.
Чего больше в изумлении Норы – страха или восторга? Эслин не поняла. Она и свои чувства еще не распутала, сдерживала их с момента убийства. Но теперь дамба треснула, и поток переживаний пробил ее, выплескиваясь наружу сбивчивой речью.
– Два цвета! Целых два, госпожа! Когда я увидела, что он замахивается на мать, ладони зачесались, а перед глазами встала разноцветная паутина. Всю комнату оплела и их обоих облепила. Красного кругом было больше всего, целыми сгустками. Сперва я подумала, что это у меня кровь прилила к голове и сейчас дурно станет, но в тело пришла не слабость, а сила! Клянусь, если бы я его ударила, наверняка бы вышло не хуже, чем у мужчины. Но мне хотелось просто придушить его, чтобы он заткнулся, захлопнул пасть и прибрал свои мерзкие руки с волосатыми кистями, и…
Эслин тяжело сглотнула и дернула горлом как птица, решившая пообедать крупной лягушкой. Нору она больше не видела. Перед глазами дрожали и перетекали одна в другую свежие сцены, будто она смотрит на отражение в неспокойной мутной воде. Вот в ее руке из ниоткуда появляется Нить. Осязаемая и крепкая, словно ручка остывающей сковороды. Горячо, но терпимо. Вот толстая шея громкого и грузного отчима.
Повинуясь легкому движению ее руки, Красная лучом закатного солнца скользит по другим Нитям, потом вдруг становится гибкой и оборачивается вокруг его шеи удавкой. Делает петлю и послушно скользит обратно к Эслин. В нетерпении подрагивает в ладони. Только потяни.
– Мне казалось, что я не в теле, а со стороны наблюдаю. Как в театре. На шее проступила багровая полоса, но ее быстро перекрыли следы его собственных ногтей, когда царапал кожу. Он не успел ничего понять – боролся за жизнь. А мать догадалась, потому что я застыла с поднятой рукой.
Да, в тот миг Нити разом пропали, а она так и стояла. Стояла, когда его повело, когда врезался головой в каминную полку и разодрал кожу. Не шелохнулась, когда осел у ее ног, дергаясь все слабее, хрипя все тише. Тогда ручьи крови и увлажнили ткань ее юбки как благодатную почву. Эслин моргнула и поняла, что размытой картинке обязана слезам. Она плакала не по доморощенному тирану. Тем более что его жизнь оборвалась так просто и быстро, что сразу и не осознать. Она прощалась со своей ускользающей прежней жизнью. Но скорбь пришлось отложить.
– А второй цвет? Не томи же!
– Зеленый. Я тогда посмотрела на мать и вдруг показалось, что мне не двадцать, а два. Кромешная жуть маленького зависимого человека. Будто погибну я или выживу, зависит только от нее. Будто она – рука над пропастью. И мне до смерти нужно уловить, понять ее чувства. Злится ли? Ненавидит? Или поможет, спасет? И тогда я снова их увидела, только иначе. Зеленые оплетали меня саму, спускались по рукам и тянулись к ней как виноградные лозы. Когда конец Нити коснулся матери, я ощутила, что она чувствует так ясно, будто была ею. Будто влезла в ее шкуру, но всего на миг. Коротко. Но мне и этого хватило…
Эслин шумно втянула в себя воздух и сжала зубы. Отвратительно! Как теперь вытравить из памяти этот животный страх и человечью ненависть? Она не читала мысли, а лишь поймала чувства, но могла ясно вообразить, что крутилось у родительницы в голове.
«Ненавижу! Скотина! Что она наделала?! На что я теперь буду жить? Все кончено! Она поплатится за это! Проклятая паучиха у меня поплачет».
Подоспела ответная злость. Эслин расправила плечи. Она давно не малышка, которая нуждается в материнской любви, а молодая самостоятельная женщина. И ее больше ничего не связывает с эгоистичной тварью, которая передала ей как родовое проклятие маленькую грудь и раздутые губы. И почему она вообще об этом сейчас думает? Глупая!
– Госпожа, и Красные, и Зеленые Нити я увидела мельком, как молнии в грозу. Объясните мне, помогите! Когда они появляются? Как ими управлять? Сперва я испугалась, что подобное повторится. А теперь, напротив, хочу развить это умение! Пусть оно угрожает моей жизни, мне нечего терять, – голос бывшей сатри креп. – Я не хочу забиться в угол и провести жизнь в страхе. Не дождется! Госпожа, вы – моя единственная надежда узнать хоть что-то. У вас ведь… Фиолетовые, верно?
Нора смотрела на свою воспитанницу так, будто увидела впервые. Она даже не разжала ладони. От неприкрытого изумления ледяной Норы и манящих перспектив внутри разлилось лихорадочное возбуждение.
«Неужели?! Я и вправду теперь могу стать непобедимым воином и управлять чужими чувствами?!».
Удар. Жар от пощечины расцвел на щеке.
– Сотри с лица самодовольство! – Нора пришла в себя и теперь колола ее фразами как рапирой. – За убийство человека тебя просто отправят в тюрьму. А вот из-за владения Нитями ждут бесконечные пытки… Смерть покажется избавлением! Я не хочу тебе такой участи.
– Да расскажите вы хоть что-то! – шепотом взмолилась Эслин, ошарашенно держась за щеку. Наставница впервые подняла на нее руку. Внутри взметнулась обида, но, вместе с тем, такой жест выдал ей глубокий страх и бессилие Норы. – Я все понимаю, потому и рискнула вернуться именно к вам! Знание поможет мне выжить.
Нора покосилась на дверь.
– Я знаю ничтожно мало и большего не ищу. Избегаю соблазнов. Отправляйся в горы Туярык. Говорят, вблизи местных селений уцелел последний храм Нитей. Он притягивает таких же, как ты и я. Но там об этом можно говорить свободнее. В горах ты узнаешь больше.
Эслин только осознала, что совсем одеревенела от волнения. Для кого-то Нити – как неизлечимая болезнь, а для нее станут лекарством от слабости! С их помощью она сможет… Да чуть ли не вершить историю! Огромные возможности. Огромная ответственность. По плечам ли ей? Эслин затрясло так, что зуб на зуб не попадал, но голос Норы вновь выдернул ее из мыслей:
– Кстати, а почему ты так уверена, что мать тебя сдаст? Муж мертв, а с ним плакала и ее безбедная жизнь. Она не из тех, кто будет работать прачкой или швеей на износ, верно? А других вариантов и нет. На ее месте я бы угрожала выдать тебя и бесконечно тянула деньги, пока ищу нового супруга.
– Ох, госпожа… Я ведь и так выделяла ей часть дохода последние три года. А потом сказала себе – хватит! Я не должна, не обязана. Вы бы слышали, как трещала ее глотка от воплей, – голос Эслин взметнулся вверх от боли и обиды. – Нет, она знает, что больше ничего от меня не получит, как ни угрожай.
Она будто вынырнула, чтобы ответить, и тут же вновь погрузилась в водоворот чувств. И этот водоворот неотвратимо повлек ее к самому желанному решению. Вот что она сделает сначала – примкнет к женскому сопротивлению. Теперь ей есть что им предложить. Теперь ее вклад будет достойным. С помощью Нитей она сделает все, чтобы ее мать и другие женщины могли обеспечить себя сами.
Сдерживаться и здраво рассуждать у Эслин более не получалось. Она предчувствовала, что ее пути с Норой больше не пересекутся, а потому окончательно выпустила вожжи и выпалила:
– Меня все мучает вопрос. Почему вы так подчеркнуто безразличны к борьбе за права женщин? Что думаете на этот счет? Вами движет эгоизм или трусость?
Эслин и впрямь раньше не решалась присоединиться к самоотверженным женщинам. Запал и смелость, с которыми они продирались сквозь чащу многолетних устоев, восхищали ее. Но своего топора у нее не было. Поэтому оставалось только собирать в шкатулку под кроватью газетные вырезки и жертвовать им часть дохода через доверенное лицо. А вот Нора в подобном не была замечена. Хотя она обладала целым состоянием, которое сколотила на «золотых» беседах с гостями о политике и торговле. За ее советы мужчины выкладывали суммы, сравнимые с покупкой породистой лошади. Зато после встреч с наставницей их всегда настигали осадки из увесистой денежной тучи. Завистники шептались, что причина этому – Фиолетовые Нити богатства. И только пара человек знали, что так оно и есть. Этот дар успешно дополнял врожденные качества Норы. Ну почему она не использовала это для помощи? Сейчас, когда идут самые рьяные протесты и так важно подкинуть дров в очаг?!