Мысли о шамане сами собой перетекли в замужество, а через него и к брачной ночи. Эслин непроизвольно сжала ноги, а потом резко вскочила и плеснула себе в лицо воды из стакана. Да что же это?! Невозможно!

– Неймется, красавица? – раздался сзади низкий и сладострастный голос.

– Ты! Дух! Но как? – Эслин опрокинула кресло, неудачно схватив спинку от неожиданности.

– Я использую имя Лавина в Среднем мире. Теперь мы будем видеться чаще, – высокомерно кивнула ей бесплотная полупрозрачная девушка с едва уловимыми следами былой красоты.

Роскошные кудри, изящное лицо и плавные изгибы фигуры притягивали, а вот язвы на коже и темный провал вместо носа заставляли отшатнуться. Не говоря о том, что небольшой симпатичный животик оказался исполосован глубокими и длинными порезами прямо сквозь ткань платья и до самых органов.

– Почему мы будем видеться? – Эслин быстро огляделась в поисках деревянного гребня, который ей вырезал и подарил Дархан. Он сказал, что это еще и хороший оберег от абасов, но, как назло, перед сном она его вытащила из волос и забыла, куда положила.

– Потому, что в тело мы пока вселиться не можем, – вдруг рявкнула Лавина, подлетев к самому лицу Эслин. Та испуганно отшатнулась, а Лавина принялась взволнованно расхаживать из угла в угол. – В наказание нас лишили веселья! Самой жизни, если тебе угодно. Теперь мы вас не оставим, пока не увидим крах и сумасшествие каждого! Каждый, каждый захлебнется в своих пороках! Нас было пятеро, вас осталось пятеро. Уоюр повержен, но он все еще в шаманчике. Мы разделили между собой остальных, хоть и снаружи. Чувствуете? А скоро и сделать ничего не сможете! Человеческие уроды! Твари! Мы спляшем на ваших могилах!

Дух Вожделения вдруг увеличилась в размерах и завизжала так, что Эслин присела и закрыла уши руками, а затем вернулась в свое прежнее обличье и продолжила сбившимся голосом.

– Пока вы были вместе, мы боялись скопом крутиться рядом, чтобы не привлечь внимание богов. Да и интереснее было вести более тонкую игру, использовать кукол. Но мы заигрались… Теперь все будет иначе. Жди меня. Жди во снах, в мыслях, в самые неподходящие и важные моменты. А главное – мне не нужно ничего выдумывать. Я лишь усиливаю твои собственные желания. Ты ужаснешься того, во что превратишься. Ты будешь отвратительна себе. Но остановиться не сможешь! Тебе понравится твое разложение, я обещаю…

Лавина вдруг с размаху ткнула Эслин кулаком в живот и пропала. Девушка не ощутила касания, но согнулась от пронзающей боли и застонала. Ненужный уже гребень лежал на туалетном столике в двух шагах… Она доковыляла до окна, распахнула его и заорала, не в силах сдержаться, а после упала у подоконника и разрыдалась. Как? Они вернулись?! Но что теперь делать ей, ведь она даже не шаман?! Теперь, когда у нее просто нет права сходить с ума. Дав волю отчаянию, она утерла слезы и снова уставилась в окно.

Горные склоны покрывала розовая перина, накинутая весной. Раньше ей нравились эти несдержанные кустарники, теперь же их цвет напоминал про мерзкого абасы. И все же сладкий воздух, полный первого меда и робкой надежды, умолял ее не унывать. Дару ведь удалось справиться с Уоюром. Он даже специально выждал зиму и первые месяцы весны до своего нового обряда, чтобы убедиться, что не причинит ей вреда.

За все это время ничего странного не произошло, напротив, Дар будто обрел равновесие: перестал дичиться и ходить в мир духов без повода, с воодушевлением погрузился в свое дело и помогал горцам с достойной самоотдачей. Работал с людьми он сурово, не нянчился и не подбирал слова, но и не отказывал бедным в пользу зажиточных. Сегодня она любой ценой выяснит, как он поборол духа Гнева! Как раз сегодня настал день, который она ждала с замиранием сердца. В последние месяцы случалось не так уж много событий, которые могли ее порадовать, и встреча с Дарханом была одним из них. Тем более, он обещал что-то особенное.

Эслин надела сапожки и накинула на платье душегрейку, отделанную бахромой. Застегивать не стала, распаляемая жаром предвкушения изнутри, и отправилась пешком к месту встречи. В конце концов, она и вправду соскучилась. Тогда, после возвращения из Нижнего мира, она сказала, что не готова к замужеству, пока не узнает его лучше и не удостоверится, что он не представляет угрозы. Шамана отказ не задел. Он объявил, что готов дать ей время на знакомство с новым собой, а еще скопить выкуп, сопоставимый со стадом оленей. И отошел в тень, изредка напоминая о себе полезными подарками и выручая по первой просьбе. Эслин втайне даже немного надеялась, что он будет красиво ухаживать и убеждать ее, поэтому злилась на такую отстраненность. Впрочем, чего еще ждать от него? Польза, польза… Женщинам ведь и чувства нужны, и романтика, и свидания.

– Ну наконец, – улыбнулся Дархан, раскрывая объятия, и Эслин закопалась в его черную изношенную накидку, облепленную розовой пыльцой со склонов. – Хоть ты и продолжаешь испытывать мое терпение, я бесконечно рад тебя видеть. Сегодня важный для меня день и…

Бывшая сатри не дала ему договорить, надежно закрыв рот своим. Теперь от него исходил такой аромат теплой земли и горного меда, что его хотелось языком собирать с кожи. Дар улыбался во время поцелуя, и никак не давал ей углубиться, поэтому вожделение бессильно отошло в сторону. Эслин, ощущая себя чистой как первоцвет, тоже расплылась в улыбке.

– Я об этом и хотел поговорить, но вижу, что замешательства у тебя не возникнет, – усмехнулся он. – Идем. Теперь я покажу тебе одну занятную пещеру.

– Мы туда на неделю? Судя по твоей поклаже? – Эслин кивнула на огромную холщовую торбу за спиной шамана, напоминающую горб.

Дархан только загадочно улыбнулся и повел ее через весенний лес, шепчущий сочной листвой и жужжащий пчелами, пахнущий оттаявшей землей и цветами. Кое-где в низинах к прошлогодней черной траве еще пристала корочка снега, но на полянах и возвышениях вовсю блестела под солнцем зелень и цвели белые, желтые и фиолетовые кустарники. Шаман время от времени останавливался и то предлагал Эслин пожевать какой-то приятно острый стебелек, который надо есть именно сейчас, а не то зацветет и станет жестким, то указывал на голую еще березу и утверждал, что она светится. Что-то нюхал, трогал, где-то шептался с растением прежде, чем сорвать, чем вызывал умиление девушки.

– Еще ведь не все расцвело, вот летом посмотришь! – смеялась она.

– Тут и так уже больше, чем у нас на севере, – своим любопытством и восхищением Дархан напоминал ребенка в лавке игрушек. Возле куста с белыми округлыми цветами, тычинки которого походили на веснушки, он остановился, оставил на земле подношение и ленту, и принялся срывать ветки.

– Ого, довольно ранний жасмин, – удивилась Эслин, вдыхая сладко-свежий аромат.

– Это чубушник, – поправил ее шаман, передавая ей первую охапку.

– Жасмин.

– Чубушник.

– Ладно, что он делает? – Эслин просто не могла перестать улыбаться, спрятав лицо в цветы. Тошнотворный разговор про абасы она оттягивала до последнего.

– Сейчас он обнюхивает тебя, – серьезно ответил Дар, сгребая вторую охапку и махнув ей, чтобы шла следом.

– Эй, вообще-то, это я его! И, кстати, говорила о полезных свойствах, – Эслин едва поспевала за его огромными шагами, но все равно чувствовала, что у нее за спиной крылья.

– Не знаю, я с его духом не о том сейчас говорил. Эй, что с тобой? Нам недолго осталось, – шаман обернулся и увидел ее огорченное лицо.

Услышав о духе, Эслин все же пересказала ему письмо Ши и слова обозленной Лавины. Дар тоже посерьезнел и озабоченно нахмурился. Настроение так испортилось, что даже показалось, что в жизнерадостном лесу они находятся бесправно и неуместно, как груда жестяных банок от печенья.

– Ясно. У Кама уныние, у Сармика лень, у Лиса гордость, а у тебя похоть. Считаю, мне с тобой повезло, – вдруг захохотал Дархан, и Эслин обиженно ткнула его в плечо.

– Эй, мне не до смеха! Эта одержимость пугает меня и серьезно мешает. Сегодня мне снились Энтин и Сармик, между прочим. Сон был отвратительным, но мне там нравилось.