Вскоре примеру её величества последовали иностранные послы, чувствовавшие себя особенно неуютно среди враждебно настроенного к ним общества. Первыми удалились кардинал Морено и маркиз де Суарес, занимавшие ряд великолепных комнат, в которых жил злополучный Уольсей. Самый роскошные покои, выстроенные Генрихом VIII для самого себя, были предоставлены герцогу Уэссекскому и его многочисленной свите. Между его половиной и комнатами испанских послов находился красивый аудиенц-зал, где королева и и́збраннейшие из её гостей принимали почётных посетителей.

Здесь взволнованный, недовольный собою Эверингем после ужина отыскал кардинала Морено, прося переговорить с ним. Его преосвященство принял лорда с приветливой улыбкой на губах, но в его глазах выражался кроткий упрёк.

— Ну, милорд, — начал он, как только слуги удалились, — природа не создала вас дипломатом: разве свидание со мною вечером было необходимо?

— Я не мог успокоиться, — быстро проговорил Эверингем, — пока...

— Пока вы не показали всему двору и, в частности, герцогу Уэссекскому, что у вас есть какое-то секретное соглашение с его политическим соперником, испанским послом, — сухо докончил кардинал.

— Простое свидание.

— Удостоили ли меня раньше хоть один раз своим посещением вы, милорд, или кто-нибудь из ваших друзей?

— Кажется, нет. Да ведь я только прошу самого короткого tete-a-tete[34]. Я должен знать, что вы намерены делать, — горячо сказал Эверингем.

Кардинал бросил на него взгляд, в котором жалость смешивалась с презрением. Казалось, он готов был произнести какую-то резкость, но сдержался и только пожал плечами.

— Говорят, вы — искусный игрок в шахматы, милорд? — уже спокойным тоном произнёс он. — Сделайте мне честь сыграть со мною одну партию.

— В такой поздний час! Я не имею времени, так как уезжаю в Шотландию.

— Однако поздний час не помешал вам искать свидания с политическим противником.

— Но ведь никто не узнал бы, — нерешительно проговорил смущённый Эверингем.

— Теперь уже все во дворце знают об этом. Верьте, милорд, что партия в шахматы — лучший предлог.

— Сперва скажите мне...

— Я ничего не скажу, пока мы не сядем за шахматы, — возразил кардинал, берясь за колокольчик. — Разве я не говорил тебе, негодяй, — обратился он к вошедшему слуге, — что милорд Эверингем любезно согласился перед своим отъездом дать мне отыграться в шахматы? Почему ты ничего не приготовил?

— Почтительнейше прошу прощения, ваше преосвященство, — произнёс смущённый слуга, — я не понял...

— Не понял! — добродушно сказал кардинал. — Малый оспаривает моё знание английского языка! Ну, давай скорей шахматы! У его милости только час свободного времени.

Эверингем с нетерпением следил за приготовлениями к игре, которую считал совершенно излишней, но, не доверяя собственному суждению, подчинился кардиналу. Наконец игроки уселись за шахматы, однако слуги ещё оставались в комнате. Кардинал казался погруженным в игру и делал это потому, что Эверингем славился как превосходный шахматист.

— Шах королю, милорд! — воскликнул наконец молодой англичанин.

— Вот я и защитился, милорд, — сказал кардинал, передвигая одну из фигур. — При помощи пешки мой план обеспечен, а вашему коню грозит большая опасность.

— Не серьёзная, ваше преосвященство, и я повторяю: «Шах королю!»

В эту минуту слуги удалились, бесшумно затворив за собою двери.

— Вижу, что надо действовать смелей, — задумчиво произнёс кардинал. — Заметьте, сын мой, как природа сыграла нам на руку: мы оба горячо желали разлучить герцога Уэссекского с его нареченной невестой; два часа назад это казалось совершенно невозможным, а теперь же судьба послала нам глупую девушку низкого происхождения, может быть, порочную, являющуюся двойником добродетельной леди Урсулы, и...

— Шах! — сухо сказал Эверингем, передвигая слона.

— Нет, нет, мы пустим в дело только маленькую пешку, — с обычным добродушием сказал кардинал, — и посмотрите, как всё улаживается.

— Вот это я и желал бы знать. Где Мирраб?

— В комнате маркиза де Суареса, где переодевается в роскошный наряд, который мой верный Паскуале достал у своей приятельницы, придворной дамы её величества: богатое белое платье, причудливые украшения на голову; благодаря этому сходство Мирраб с леди Урсулой станет ещё поразительнее. Ваш ход, милорд! Прошу вас не терять нити этой интересной игры.

— Легко запутаться в лабиринте вашей дипломатии, — тревожно произнёс Эверингем. — Что вы предполагаете делать дальше?

Его преосвященство с минуту подумал, словно занятый стратегическими соображениями, затем, передвинув королеву через всю доску, продолжал:

— Что я думаю делать, милорд? А вот что: при помощи дипломатии, которую вы, англичане, так презираете, устроить, чтобы герцог увидел леди, которую он, конечно, примет за леди Урсулу, в компрометирующем её положении; вследствие этого начавшаяся сегодня любовная идиллия сегодня же вечером и закончится.

— Я не допущу, чтобы репутация честной женщины была запятнана из-за низкого обмана, — с жаром вступился Эверингем.

— Скажите, милорд, что вы называете низким обманом: умение враждебного вам дипломата пользоваться любыми средствами для достижения намеченных целей, которые он считает великими и справедливыми? Или это — дело рук задушевного друга, стремящегося к той же цели? Нет, нет, дорогой милорд, помните, что я не думаю осуждать вас. Ваши цели и стремления так же бескорыстны, как мои собственные. Я не прошу вас помочь мне и охотно избавил бы вас от посвящения в тайны моей дипломатии. Отчего вы боитесь за леди Урсулу? Неужели для вас репутация важнее успеха вашего плана? Вашего и всей вашей партии, — не забывайте этого!

— Ну что ж, я с вами, милорд, — со вздохом ответил Эверингем. — Вся Англия разделяет наше горячее желание видеть герцога Уэссекского супругом королевы. Но здесь я становлюсь в тупик пред вашей дипломатией. Если герцог отвернётся от леди Урсулы, его сердце, я надеюсь, обратится к королеве, которая страстно любит его, и... Шах!

— Ах, как вы прижимаете меня! — сказал кардинал, внимательно изучая положение фигур. — Что касается меня, то я, как видите, совсем бесцельно двигаю свои пешки. В настоящую минуту я хочу только разлучить герцога с леди Урсулой, а там увидим.

Эверингем молчал. В его душе верность другу боролась с любовью к родине и тревогой за её благополучие. Хотя его ужасала мысль встретиться сейчас лицом к лицу с герцогом Уэссекским, тем не менее он не хотел бы ничего изменить, чувствуя, что перед такой высокой ставкой, как брак герцога с Марией Тюдор, и временная измена другу, и репутация ни в чём не повинной женщины теряли своё значение. Даже мучившие его угрызения совести и чувство стыда лишь укрепляли его в принятом решении, так как он считал, что этими страданиями заслужит чуть ли не мученический венец.

Его преосвященство, без сомнения, знал, что происходит в сердце молодого лорда. При его знании человеческих слабостей ему легко было читать в кристально чистой душе противника.

Игра продолжалась молча.

— Я уезжаю с тяжёлым сердцем, чувствуя, что участвую в предательстве, — с глубоким вздохом произнёс Эверингем, выражая этим своё душевное состояние.

Кардинал с состраданием взглянул на него. В душе он был рад, что этот взбалмошный англичанин вечером исчезнет с его дороги. Если бы он мог предвидеть такое благоприятное для него вмешательство судьбы, то, конечно, не открыл бы своих карт столь неудобному союзнику. Судьба немного поздно явилась на помощь, когда кардинал уже заключил соглашение, от которого теперь опасно было отказываться; поэтому кардинал употребил все усилия, чтобы скрыть нетерпение, с каким ожидал окончания игры, и с облегчением вздохнул, когда в комнату вошёл маркиз де Суарес.

— Вы пожаловали как нельзя более кстати, дорогой маркиз, — обратился к нему кардинал. — Помогите мне, пожалуйста, убедить лорда, что мы не замышляем никакого предательства против герцога Уэссекского.