В этот день Урсула долго и горько плакала; глубоко огорчённая, она дала волю слезам, как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку.

В своих чувствах к герцогу Уэссекскому она сама не могла разобраться. Ещё ребёнком она привыкла обожать изящного молодого человека, на которого ей всегда указывали, как на образец того, чем должен быть английский дворянин, и которому, кроме того, суждено было руководить её судьбой, как будущему мужу. Умирая, граф Труро вряд ли отдавал себе отчёт в том, на что обрекал свою дочь, когда заставил её поклясться, что она или будет женой Уэссекса, или окончит дни в монастыре; но Урсуле было тогда всего тринадцать лет, и данную отцу клятву она считала священной. Не видя герцога Уэссекского несколько лет, она в воображении наделяла его всеми рыцарскими качествами, которые приписывал ему обожаемый ею отец. Несмотря на свои годы, Урсула мыслями и чувствами была совершенным ребёнком. Последние семь лет она провела в замке Труро, окружённая верными слугами покойного отца, которые обожали её, учили тому, что сами знали, и слепо повиновались ей. По происхождению она имела право занять место среди приближённых королевы и воспользовалась этим по достижении известного возраста. С тех пор её единственным желанием было встретить человека, с которым её связала судьба. Она не раз видела его после того, как он возвратился ко двору, но Мария Тюдор, сама добивавшаяся его любви, не допускала его до встречи с красивой девушкой, в которой инстинктивно чуяла опасную соперницу. До сих пор это было довольно легко. Его светлость, сдаваясь на убеждения друзей, что его влияние может удержать королеву от брака с иностранным государем, почти всё время находился вблизи королевы, тогда как Урсула всегда оказывалась на заднем плане. Что-то внутри неё говорило ей, что если только она встретится с герцогом Уэссекским, то он охотно исполнит предсмертную волю графа Труро; она не могла не сознавать своей красоты, тем более что в этом её постоянно убеждали зеркало и искреннее восхищение ухаживавших за нею придворных кавалеров. От её быстрого ума не укрылись придворные интриги, тем более что Мария Тюдор не скрывала своей любви к герцогу Уэссекскому. Молодая девушка видела окружавшие её жениха хитросплетения и досадовала, что влюблённая королева играла в них немалую роль.

Задуманный ею маленький заговор не удался, вероятно, из-за проницательности королевы, и молодая девушка чувствовала себя глубоко оскорблённой. Она начала думать, что герцог сам не желал встречи с нею, так как в противном случае сумел бы добиться свидания; может быть, ему было приятно чувствовать себя свободным от невольных уз. Только одно рыцарское отношение к памяти её покойного отца, бывшего закадычным другом отца герцога, могло заставить герцога Уэссекского исполнить предсмертную волю графа Труро; но гордость мешала Урсуле обратиться к его рыцарской чести; она хотела добиться его любви.

«Пресвятая Дева, сделай так, чтобы он полюбил меня ради меня самой!» — было её всегдашней детской молитвой.

Мечтая и размышляя, Урсула спустилась в сад, напевая песенку. Все фрейлины, за исключением Урсулы и Маргарет Кобгем, должны были ожидать её величество в приёмной, и герцогиня Линкольн, угадывая, что герцог Уэссекский сопровождает королеву, предоставила молодым девушкам полную свободу. Ленивая Маргарет сослалась на головную боль и пристроилась в амбразуре окна, а Урсула, страстно любившая цветы, птиц и солнечный свет, отправилась в сад.

Вблизи террасы была разбита клумба с гвоздиками, и Урсула, набрав букет, начала машинально обрывать один за другим снежно-белые лепестки, не подозревая, как была очаровательна в белом платье на тёмном фоне тисовых деревьев, с белокурыми волосами, отливавшими золотом под мягкими лучами октябрьского солнца.

— Любит... страстно... мало... нисколько... любит... — говорила она, обрывая лепестки, и так углубилась в это занятие, что не слышала приближавшихся шагов.

Вдруг две сильные руки обхватили её талию, и весёлый голос докончил за неё:

— Страстно!

У молодой девушки захватило дыхание, но она не сразу обернулась, чтобы узнать, кто помешал её гаданию; женский инстинкт подсказал ей это; кроме того, она узнала его голос. Не раздумывая о том, как всё произошло, она лишь чувствовала, что он был возле неё и что её счастье зависит от того, найдёт ли он её красивой.

Наконец она обернулась, взглянула прямо ему в лицо и с притворным испугом воскликнула:

— Ах! Герцог Уэссекский! Как вы испугали меня, милорд! Я думала, что в этой части сада никого нет... и что герцог Уэссекский у ног королевы.

Урсула была удивительно мила с разгоревшимися щеками, с блестящими глазами, оттенёнными длинными ресницами.

— Он у ваших ног, красавица! — с искренним восхищением ответил герцог. — И пылает ревностью при мысли о том, ради кого ваши прелестные пальчики обрывали лепестки этой гвоздики.

Молодая девушка ещё держала в руках наполовину ощипанный цветок, и герцог протянул к нему руку, чтобы ещё раз коснуться её нежной, бархатистой кожи.

— О, — с лёгким смущением произнесла Урсула, — это я гадала... о любимом брате, который теперь далеко. Я хотела знать, не забыл ли он меня.

— Это невозможно, — с убеждением произнёс герцог, — даже для брата.

— Ваша светлость льстит мне.

— Правда, высказанная такой красавице, как вы, леди, всегда кажется лестью.

— Ваша светлость...

Герцогу нравилось наблюдать, как молодая девушка то краснела, то бледнела, ему нравились её простые, естественные, не изящные движения, мягкие завитки волос возле маленького уха. Его страстная любовь ко всему красивому была вполне удовлетворена представившейся его глазам картиной. Вдобавок ко всему у девушки был замечательно нежный, музыкальный голос, в чём он только что убедился, слушая её пение.

— Откуда вы знаете меня, красавица? — спросил он.

— Кто же не знает его светлости герцога Уэссекского? — ответила Урсула с грациозным поклоном.

— Тогда позвольте мне остаться с вами и скажите мне своё имя, очаровательная певунья.

Урсула боязливо взглянула на герцога, думая, не шутит ли он, но убедилась по всему его виду, что он, очевидно, не подозревал истины.

— Меня зовут Фанни, — спокойно сказала она.

— Фанни?

— Да. Вам не нравится это имя?

— Прежде не нравилось, — с улыбкой сказал герцог, — а теперь я обожаю его. Но скажите мне, прелестная Фанни, отчего я до сих пор никогда не видел вас?

— Ваша светлость не можете знать всех придворных дам.

— Но я знаю всех хорошеньких из них. Мне кажется, что слово «красота» было для меня пустым звуком, пока я не увидел «царицу красоты».

— Боюсь, милорд, что ваша репутация очень вредит вам.

— А какова моя репутация?

— Ваша светлость, все говорят, будто вы непостоянны, будто герцог Уэссекский немного любит многих женщин... но неизменно — ни одной.

Герцог подошёл к ней, заглянул ей в глаза, после чего спросил с внезапной серьёзностью, в которой сам не отдавал себе отчёта:

— Позволите ли вы мне доказать им, что они ошибаются?

— Я? — просто сказала Урсула. — Что же я должна сделать для этого?

— Всё, что хотите.

— Нет, это не в моей власти; если бы даже вашу светлость запереть под замок, то и такое средство, я думаю, не вылечило бы вас от непостоянства.

— Так попробуйте запереть меня на замок, — весело предложил герцог.

— Когда вам будет угодно, — ответила молодая девушка и радостно засмеялась: герцог стоял совсем близко, и в его глазах можно было безошибочно прочесть искреннее восхищение. — А кому отдать ключ от той башни? — скромно спросила она. — Леди Урсуле Глинд?

— Нет, — ответил он. — Сперва войдите сами в башню, а затем выбросьте ключ из окна.

— А леди Урсула? — настаивала она.

Герцог, сделав нетерпеливый жест, воскликнул:

— Как жестоко всё время упоминать это имя, когда мои уши настроены в тон «Фанни»!

— Значит, они неверно настроены. Говорят, что леди Урсула — ваша будущая жена.