Баторий получил приказ собрать войска в нижних округах, чтобы защитить переход через Саву и Эссег, но дворяне не слушали его. «Моя армия состоит из меня и моего слуги, — написал палатин королю, — и мы вдвоём не можем защищать переправу через Драву»[12].

Томарри также получил от дворян ответ, что они не выступят, пока сам король не покажет им примера. Ему приходилось защищать Петервардейн с армией из пятисот всадников и тысячи человек пехоты.

Король послал приказ Заполии соединиться с Радулом, воеводой Валахии, и напасть на турок с тыла, тогда как он сам должен был идти навстречу Сулейману. Однако настало 2 июля, а в Тольне никого не было.

В Офен прибыли отдельные группы дворян в сопровождении вооружённых крестьян и богемские войска под начальством графа Шлика.

Палатин привёз известие, что турки перешли Саву и Дунай и осадили Петервардейн.

Положение Людовика было ужасно. Турецкий флот, состоявший из трёхсот корветов, поднялся вверх по Дунаю и начал обстреливать Петервардейн. Томарри после отчаянной борьбы должен был отступить к Бацу.

В королевском замке царило страшное смятение. Королева почти не спала; однажды она только прилегла на диван, как прибыл гонец из Петервардейна, пробравшийся сквозь линию турок. Эрзабет на цыпочках вошла в кабинет. Мария открыла глаза и спросила:

— Что тебе?

— Гонец из Петервардейна.

— Веди его сюда! — сказала королева, быстро поднимаясь.

Вошёл гонец, весь оборванный, забрызганный грязью.

— Что скажешь? — взволнованно спросила Мария.

— Петервардейн шлёт тебе привет, — сказал посланный, опускаясь на колени, — гарнизон ещё держится; если ты пришлёшь подкрепление, то туркам не удастся взять его.

Королева взяла лист бумаги и, написав на нём несколько строк, запечатала и отдала гонцу.

— Пусть тебя накормят и напоят; отдохнув, отправишься к Заполии. Расскажи ему о положении Петервардейна и передай это письмо!

Эрзабет с испугом подошла королеве и спросила:

— Господи Боже, что вы написали Заполии?

— Приказ повернуть и идти к Тольне.

Гонец ушёл, а Цетрик доложил, что в приёмной ожидает Борнемиса.

Королева поспешила ему навстречу и заперла за собой дверь. Борнемиса молча подал ей запечатанное письмо.

— Что это? — спросила Мария.

— От Томарри королю. Прочитай!

Королева сломала печать и пробежала письмо. Томарри писал об ужасном положении государства, нелепом равнодушии дворян и необычайном могуществе султана. Он заклинал короля отказаться от напрасного сопротивления, просить султана о мире и заплатить дань.

— Малодушно и нечестно! — воскликнула королева, топнув ногой, а затем, быстро подойдя к свечке, поднесла к ней письмо; пламя в несколько мгновений поглотило его. Тогда королева сказала: — Король не должен подозревать о случившемся.

Борнемиса молча поклонился.

— Я отвечу Томарри, — продолжала Мария, — мы сегодня же покинем Офен и выступим против врага.

— Нет, — воскликнул молодой человек, — мы будем бороться за тебя, но ты не должна подвергать себя опасностям похода и сомнительному исходу сражения!

— Я хочу умереть около тебя.

— Моя жизнь принадлежит тебе, — с жаром проговорил Борнемиса, — а твоя — великому народу.

— Не говори мне больше об этом народе! Существуют великие мысли, но великих народов, как и великих людей, нет...

— Есть, — перебил её Борнемиса, — я верю, что есть великие души, так как вижу перед собой одну из них.

Королева нежно положила ему руку на плечо.

— Ты не пойдёшь на поле битвы, Мария? — сказал он.

— Нет.

Борнемиса с чувством поцеловал её руку.

— А ты? — робко спросила она.

Он молчал.

— Ты хочешь умереть? — с ужасом проговорила Мария.

Он не ответил.

Тогда Мария молча подошла к столу и, взяв лежавший на нём шарф, мягко промолвила:

— Он был предназначен для короля в то время, когда я ещё любила его. Возьми его! — И, повязав Борнемису шарф через плечо, она поцеловала его в лоб; затем позвонила. — Я ожидаю короля, — сказала она вошедшему на звонок Цетрику, — пошли за палатином, кардиналом и другими членами совета. Я хочу сейчас же видеть Гавриила Перена, потом мне надо поговорить с тобой. Скорей!

Через несколько минут вошёл Перен.

— Как велика наша армия, находящаяся здесь? — спросила Мария.

— Кроме королевских полков, имеется около тысячи двухсот всадников, — ответил Перен.

— Считая богемцев?

— Да. Потом две тысячи пятьсот человек, которых набрал Бурджио на моравской границе.

— Какая громадная армия! — с насмешкой проговорила Мария. — Отдайте всем приказ готовиться к выступлению. Через час мы отправимся.

Перен молча поклонился.

— Борнемиса, — продолжала королева, — у ворот находится несколько сот крестьян, которых собрал кровавый меч; я передаю тебе начальство над ними. — Она села за стол и, написав приказ, передала его Борнемисе. — Веди их в Тольну и собирай по дороге всех, кого можно, хотя я уверена, что всё напрасно. Прощай!..

— Прощай!

Борнемиса быстро вышел, королева закрыла лицо руками и стояла так, пока не вошёл Цетрик.

— Прикажи седлать лошадей, через час мы выезжаем из Офена! — сказала ему Мария.

Тут вошёл король в сопровождении барона Бурджио, палатина Батория, Турцо, Петра Перена, графа Шлика и многих других магнатов.

— Что скажете? — спросил Людовик, целуя руку своей супруге.

— Очень немного, — ответила королева, — султан осадил Петервардейн. Без подкрепления крепость должна будет сдаться; нам нельзя терять время, если мы не хотим, чтобы неприятель подошёл к Офену. Я беру на себя начальство над армией, находящейся здесь, и выступаю против турок. Кто хочет отправиться со мной, должен скорей собираться, потому что я выезжаю через час.

— Это отчаянный шаг! — воскликнул Баторий.

— Что же нам остаётся делать? — ответила королева. — Народ покинул нас, дворяне желают выступить только тогда, когда двинется король. Кто дорожит жизнью, пусть остаётся дома. Мы развёртываем знамя государства: у кого ещё осталась хоть искра чести, последует за ним.

— Мы все! — воскликнул палатин, и магнаты присоединились к нему.

— Мы все, — повторил король, — кроме тебя.

— Кроме меня? Почему же это? — воскликнула Мария.

— Позор, если мы допустим, чтобы женщина шла на верную смерть.

— Ты не должна делать этого, — подхватил палатин, — мы будем думать только о твоей безопасности, вместо того, чтобы храбро бороться и умереть геройской смертью.

Королева закрыла лицо руками.

— Господь будет судить нас за наши грехи, — торжественно проговорил Людовик, — я провёл свою жизнь не как порядочный человек, зато хочу умереть им.

Людовик опустился на колени. Мария благословила его.

— Я должна остаться, — проговорила она, — да хранит тебя Бог!

— Вперёд! — воскликнул король, поднимаясь. — За Венгрию и за Христа!

Час спустя двор замка был полон магнатами, лошадьми, гусарами и гайдуками. Перед замком выстроились королевские полки и пехота.

Наступил вечер, взошла луна, ярко освещая панцири и пики солдат.

Король медленно спустился с лестницы, за ним следовали палатин и Бурджио. Цетрик подвёл лошадь, Людовик с тяжёлым вздохом вскочил в седло, бросив тоскливый взгляд на окна Марии.

В эту минуту она сама вышла на двор в блестящей кольчуге и с маленьким шлемом на голове; за поясом у неё был небольшой меч.

Увидев Марию, магнаты вынули сабли из ножен и приветствовали её громкими криками:

— Да здравствует королева!

Людовик соскочил с лошади и поспешил к ней.

— Ты всё-таки едешь? — с упрёком проговорил он.

— Только до Цепля, там я распрощаюсь с вами, — возразила королева.

— За это мы все благодарим тебя! — сказал Людовик.

Королева поехала рядом с супругом, за ней следовали Иола, Эрзабет, Цетрик и блестящая свита магнатов.

Король, обернувшись к старому замку, прошептал: