Гилмекард полагал, что ему давным-давно плевать на отца. Он оказался не прав. Все-таки он еще что-то чувствовал к этому чужому человеку, этому искаженному и почти позабытому воспоминанию об отце. Черной склизкой жижей злоба забурлила в сердце Гилмекарда.

— Как это понимать? Ты заявляешься сюда спустя столько лет как ни в чем не бывало и хочешь, чтобы я тебя просто впустил? — он пытался говорить сдержанно, но с накопившимся внутри ядом, это было очень трудно. — Ни «привет», ни хотя бы «извини», ничего. Одно «некогда»! Даже сейчас, когда ты соизволил появиться на пороге, ты не желаешь потратить немного времени на нас!

— Выговорился?

— Я еще даже не начал.

— Тогда выговоришься по пути, Гилмекард. — Зитрумсават говорил, смотря ему прямо в глаза. — Нам некогда выяснять, кто прав, а кто нет.

Поколебавшись, Гилмекард все-таки отступил в сторону. Решительность отца показалась ему искренней. Но дело было не только в решительности. Разум возобладал над эмоциями, уняв черноту в сердце, и подметил: раз отец заявился сюда, значит, повод важный — до этого ведь он не считал необходимым навещать их.

— Маленьер? — позвал Зитрумсават, едва переступив порог.

— Не уверен, что она тебя услышит, — сказал Гилмекард, последовав за ним. — Она больна.

— Больна? — обескураженно переспросил отец.

Гилмекард привел его в комнату Маленьер. Облаченная в пижаму, она лежала в кровати под двумя одеялами и спала. Ее неестественно белоснежное, но умиротворенное лицо вселяло надежду, что боль, наконец, отступила, и она может спокойно отдохнуть хоть немного.

Напряженные плечи Зитрумсавата немного расслабились. Выглядел он так, будто ожидал увидеть совсем другое.

— Кровавый кашель, — сказал Гилмекард. — Болит все тело. Голова кружится. Сначала я подумал на мирдил, но потом прибавились другие симптомы.

— Почему она не в больнице? — полуобернулся отец.

Еще изображает, что его это хоть сколько-то заботит, подумал Гилмекард. Вслух, однако, он ответил совсем по-другому:

— Думаешь, я не пытался? Там, куда я смог дозвониться, боты вежливо отвечали мне, что, мол, не хватает людского персонала, а они с наплывом не справляются и вынуждены отказать в данный момент. Я занял очередь везде, где только можно, но, как видишь, мы все еще дома.

Гилмекард обессилено посмотрел на Маленьер.

— Буди ее, — сказал Зитрумсават. — Нам надо идти.

Теперь настала очередь Гилмекарда пронзить его взглядом, не менее острым, но куда более холодным.

— Куда идти?

Лицо Зитрумсавата стало строгим. Гилмекард понял без слов, что не получит никаких объяснений; во всяком случае, пока не согласится сделать так, как хочет отец. Отец, наверно, даже не отдает себе отчет, как выглядит со стороны. Свалился на них с сестрой, как снег на голову, и начал командовать…

— Я постараюсь объяснить вкратце, если выдастся возможность.

— Объясни сейчас. Почему мы должны бежать за тобой неизвестно куда?

«Был бы он нормальным отцом… я бы сделал это не задумываясь, — невольно подумал Гилмекард. — Побежал бы куда угодно, не задавая никаких вопросов. Но ему… его слова не вызывают у меня доверия».

— Потому что вы мои дети, и я хочу вас спасти.

Взгляд Зитрумсавата был непроницаем, голос — выхолощен, и нельзя было понять, какие чувства прячутся за его словами.

— Спасти? Как ты себе это представляешь?.. Ты врешь. Врешь ведь.

Но… Сестре нужна помощь, и как можно скорее. Ждать, когда освободятся медицинские боты можно до бесконечности, а состояние Маленьер не становится лучше. Если отец правда хочет спасти ее, как говорит… Надо рискнуть. Он один ей точно ничем не поможет!

— Пап?.. — проронила проснувшаяся Маленьер.

— Привет, Маленьер, — голос отца впервые потеплел с момента, как он заявился домой.

Сестра взирала на него слабым и даже немного напуганным взглядом.

— Маленьер, нам нужно идти, — сказал Гилмекард, приблизившись к ней. — Давай, я помогу тебе подняться.

— Куда?.. — тихо спросила она.

— Не знаю, — прошептал Гилмекард, помогая ей сбросить с себя неподъемные одеяла. — Туда, где тебе можно помочь.

Сестра ничего не ответила. Возможно, не нашла сил. И, скорее всего, ничего не поняла из его слов. Но, несмотря на это, она не раздумывая доверилась ему, протянув дрожащие руки. Он наклонился, и она положила холодные ладони ему на плечи. Затем он медленно и осторожно, словно держал хрупкий сосуд, помог Маленьер встать на ноги. Отец стоял в стороне и наблюдал за ними. Оно и к лучшему. Его помощь была совершенно не нужна.

Маленьер стояла неуверенно, по большому счету, это была заслуга Гилмекарда, а не ее.

— Ты… — проронила сестра, разглядев отца получше. Гилмекард чувствовал, что она хочет сказать больше, но не может.

— Не пугайтесь, — сказал отец, а затем коснулся локтя Гилмекарда.

Дом исчез. В следующий миг они оказались в совсем другом месте. Высокий потолок, белые стены, стекла повсюду, холодный пол и тишина, мертвая тишина.

— Мы в научном комплексе, — объяснил отец. — Вы слышали про него. «Сосредоточие ума человеческой цивилизации». Сосредоточие ума, которое оказалось слишком глупым, чтобы вовремя осознать собственную глупость. Здесь я и другие ученые пытались решить проблему с исчезновением людей.

Так поэтому отец отдалился от них? Нет, это его не оправдывает. Он отдалился задолго до того, как все началось.

— За мной, — негромко сказал отец.

Придерживаемая братом, Маленьер кое-как сделала шаг вперед. Потом еще один, с еще большим трудом. Так дело не пойдет, понял Гилмекард и недолго думая взял ее на руки. Она была достаточно легкой, чтобы нести ее и не устать при этом. А сейчас, заболевши и похудев, она стала еще легче.

— Я пойду… — слабо возразила она.

— Вряд ли, — ответил он.

Они спешили. Коридоры были абсолютно пусты.

— Где все? — не мог не спросить Гилмекард.

— Исчезли, — отозвался Зитрумсават. — Поглощены.

Гилмекард не совсем понял, о чем говорит отец, и насторожился.

— Как ты переместил нас сюда? Что это за технология?

— Это был не я.

Внезапно над их головами загремел голос. Вернее, тысяча голосов, будто бы пытавшихся перекричать друг друга. Они гремели из каждого динамика, словно весь комплекс говорил с ними.

— Маленьер Диенгенвакс. Жертва человеческого любопытства. Одна из миллиардов. Иная форма, но тот же результат… Информация, коей еще недавно было полно ее тело, медленно и мучительно исчезает. Одного взгляда достаточно: нет возможности восстановить в прежнем виде. Сломано. Разрушено.

— Умолкните, — процедил Зитрумсават сквозь зубы.

Голоса этого, кажется, не услышали, но хорошо услышал Гилмекард. Он все меньше понимал, что происходит, однако ясно понял, что у сестры мало шансов. В этот момент словно какой-то пресс надавил на его сознание, и он почувствовал, как тяжелеет его тело, и как на месте внутренностей образуется пустота.

— Кто вы такие? — выкрикнул он.

Голоса его не услышали. Или проигнорировали. Однако ответил отец:

— Машина. Наша спасительница.

Гилмекард погрузился в еще большее смятение.

Они зашли в просторное помещение, где было множество разнообразных механизмов, конструкций и приборов. Немало из них были не до конца собраны, и Гилмекард предположил, что они находятся в отделе с новыми разработками и изобретениями. Во всяком случае, ни один из здешних предметов он прежде никогда и нигде не видел.

— Посади ее сюда.

Зитрумсават кивнул на металлический ящик. Гилмекард усадил сестру и вдруг заметил, что на столе рядом лежит хромированная человекоподобная кукла или Гувшпаитнад, как гласила выскочившая голограмма чертежа. Маленьер оперлась одним плечом о стол и замерла в таком положении. Спустя несколько секунд отец нахлобучил ей на голову какой-то шлем. На шлеме, в зоне виска, замигал синий огонек, потом он перестал мигать и загорелся зеленый. Тогда Зитрумсават снял шлем и надел его уже на куклу.