Какое-то время было тихо, ничего не происходило, мы спокойно шли. Однако затем боковым зрением я заметила непонятное движение и, насторожившись, резко повернула голову. Параллельно с нами, на расстоянии трех гифранов, шагал мутный силуэт. Он был маленького роста и выглядел как ребенок.

— Глядите! — показала я пальцем.

Втроем мы остановились и уставились на силуэт. Силуэт повторил за нами: тоже остановился и тоже уставился на нас своим пустым черным лицом, без глаз, без рта, без ничего.

Что это? Иллюзия, подосланная лесом? Или он настоящий?..

— Ребенок… — ошарашенно прошептал Августий. — Откуда? Немыслимо… В Изнанке?..

— Эй? — позвала я, махнув силуэту рукой, но тот не отозвался. Неподвижно, как статуя, он взирал на нас.

— У меня нехорошее предчувствие, — сказал Августий с побледневшим лицом.

Силуэт вдруг кашлянул, коснулся живота худой ручкой и, кажется, потер его, как если бы был голоден. Он плаксиво застонал и слегка сгорбился. Растерянно огляделся по сторонам, будто бы не замечая нас.

— Мы здесь, — позвала я сквозь туман, однако ребенок снова не отреагировал.

— Пойдемте, — сказал монах.

— Но там же…

— Пойдемте, — настойчивее повторил Августий, перебив меня. — Господь проверяет мою решимость. И, возможно, не только мою, но и вашу. Вы же хотите выбраться отсюда? Я все еще намерен вам помочь. Нечего тут стоять.

Да… Это запросто могло оказаться ловушкой, согласна. Но что если мы ошибаемся?

— Предложение: можно проверить, настоящий ли он, — изрек бот. — Я полечу к нему и выясню это.

— Не вздумай, — резко сказала я. — Потеряешься еще. И да, прежде чем ты возразишь, что тут лететь всего нечего, — ребенок, если предположить, что он все-таки настоящий, нас не видит и не слышит. Возможно и ты, когда подлетишь к нему, потеряешь нас из виду.

— Тогда вам придется смириться с неопределенностью, — подытожил бот.

— Именно, — кивнул монах. — Смирение поможет преодолеть нам трудности.

Ребенок положил на живот вторую руку и опять тихонько застонал. Нас это не остановило, и мы продолжили путь.

— Взгляните на это с другой стороны, — говорил бот, подлетев поближе к моей голове. — Нам нечем помочь человекоподобному детенышу. У нас нет ни еды, ни воды — вы даже свой голод и жажду утолить не можете. Мы не можем взять его с собой. Он будет только мешаться и все равно рано или поздно погибнет. Тем более программой мне предписано защищать только вас.

— Ты как обычно, бот. Холодная логика, и больше ничего. — (Это он меня сейчас так попытался успокоить? Ну спасибо, лучше мне не стало.) — Все так, ты прав. Мы с тобой ему действительно ничем не поможем. Но Августий мог бы ему помочь. У него как раз-таки все есть. Не подумайте, что я вас упрекаю, Августий, просто… просто мысли вслух.

— Ту еду, что я вам предложил ранее, добыть не так легко, — отозвался монах. — Чтобы ее приготовить к тому же, требуется время.

— И все же вы предложили ее мне безвозмездно. Наверно, правильно, что я отказалась от нее. Хотя бы не объела вас.

— Вера учит нас, что мы должны помогать ближнему и быть милосердными. К сожалению, я не могу помочь всем. Помочь всем и быть милосердным ко всем — это то, что подвластно только Господу.

Он говорил как монах, одет был как монах, но мне все равно казалось, будто в нем что-то не так.

— Давайте просто закроем эту тему, — предложила я. — Что толку теперь спорить…

Причина же спора, ребенок, продолжал тихо следовать за нами, и тем самым нервировал меня. Так видит он нас или нет? Если не видит, то почему идет почти параллельно нам?

— Не обращай на него внимания, — посоветовал монах.

— Легко сказать, — ответила я.

Дальше стало только хуже.

Чем дальше мы углублялись в туман, тем больше вокруг нас возникало силуэтов, принимавших самые разные формы. Сначала мимо нас проплыло безмолвное сборище людей, больше похожее на бесформенное месиво из ног и голов; потом поблизости возникла огромная клетка с толстыми прутьями, а за нею показался величественный храм, чья вершина была размыта туманом как клякса акварели, растекшаяся по бумаге. Ребенок не отставал. Один плюс был в этой ситуации: у меня отпали сомнения, с чем мы имеем дело, и унялась совесть.

— Не понимаю, каким образом ваш бог пытается меня испытать, — нарушила я тишину, — но если силуэты и несут в себе какой-то сакральный смысл, то от меня он упорно ускользает.

Монах промолчал. Я не мастерица в чтении человеческих душ, однако не могла не заметить, что болтливый доселе Августий сделался задумчивым и хмурым. Может, конечно, это простое совпадение, и у меня создалось неверное впечатление, но все-таки… какой-то он все-таки странный. Будто он что-то скрывает — и такая мысль у меня уже возникает не в первый раз.

— Помогите… — вдруг донеслась слабая мольба из тумана.

Очередной силуэт возник прямо перед нами, заставив остановиться. Эта была девушка, вне сомнений, но девушка со скрюченным и измученным телом. Она неуверенно стояла на ногах, пошатываясь.

— Помогите… — повторила она чуть громче.

— Теперь они начали говорить, — утомленно вздохнула я.

— У нее голос похож на твой, — заметил монах.

— В каком смысле? — оживилась я.

— Подтверждаю, — сказал бот. — Голос силуэта полностью идентичен вашему.

— Да ничего подобного! — возразила я. — Вы придумываете.

— Вы слышите свой голос иначе, чем окружающие. Неудивительно, что вы не заметили сходства.

Ну ладно, допустим, верю. И что дальше?

Девушка вдруг двинулась к нам навстречу, все так же пошатываясь. На всякий случай я приготовилась бежать. Девушка все приближалась и приближалась, уже было слышно ее тяжелое хриплое дыхание. Наконец, она остановилась на расстоянии гифрана от нас, все еще сокрытая густым туманом, и спросила тихим и дрожащим, словно у замерзшей птички, голоском:

— Вы поможете мне?..

Никто из нас не пошевелился, не промолвил ни слова. Все, наверно, надеялись, что она просто отстанет, и пойдет своей дорогой. Я, во всяком случае, надеялась. Девушка, кажется, посмотрела на нас всех по очереди, а затем, так и не дождавшись ответа, прошептала огорченно:

— Не поможете…

Ее ноги подкосились, будто обломанные веточки. Падая, она явила нам покрытое струпьями лицо, что на короткий миг вырвалось из тумана. С влажным чавком она шлепнулась плашмя к нашим ногам. Я только моргнула, еще не до конца осознав, что произошло, а ее тело уже превращалось в черный дым. Еще мгновение — и от нее не осталось ничего, дым растворился в тумане.

— С меня довольно, — сказал Августий раздраженно. Он повернулся к стоявшему неподалеку ребенку. — Сколько еще ты собираешься преследовать меня? Чего тебе надо? С ума меня свести хочешь? — почти рычал он. — Моими мучениями питаешься?

Ребенок по-прежнему не реагировал.

— Сгинь! — прикрикнул монах.

К моему удивлению, будто испугавшись, маленький силуэт послушался. Он последовал примеру девушки и в мгновение ока тоже растворился в тумане.

Фух. Какое облегчение! Снова одни в тумане. И никаких дурацких силуэтов поблизости…

— Я не мог больше его выносить, — печально вздохнул Августий.

— Видимо, и у монаха терпению есть предел, — пожала плечами я. — Да ничего, бывает, Августий. К тому же он сам напросился. Нормальные люди не преследуют других людей.

— Да… только все-таки я никакой не монах, — признался он.

В воздухе повисла короткая пауза.

— Ну, я догадывалась об этом, — скрестила я руки на груди. — Слишком уж вы себя по-актерски вели.

— Все эти рассуждения о господе — ничего не стоят.

— Ну вот… а я еще вникать зачем-то пыталась.

— Я пытаюсь казаться монахом, но на деле я ничего не смыслю в религии.

— Тогда зачем вы этим занимаетесь?

— Я думал, что так смогу вести праведную жизнь. Я не хочу рассказывать вам о своей жизни. Лишь скажу, что я нехороший человек и делал такие вещи, о которых и подумать страшно.