Завела она тогда детей за шторку, чтобы от глаз чужих спрятать. И наказала сидеть тихо и не выглядывать. А сама к печи вернулась, будто одна в доме находится.

В этот момент распахнулась дверь, ворвались к ней незваные гости.

– Что, хозяйка, гостей не встречаешь? – спросил один из вошедших.

– Так не звала, – чуть дрогнувшим голосом ответила женщина.

– Вижу, не рада ты нам, – продолжал незнакомец, стряхивая дорожную грязь со своих сапог на чистые полы, – а я такого не люблю. Ты должна в пояс кланяться да о милости просить. Тогда, может, и не трону тебя, а лишь запасы возьму да поем сытно того, что ты наготовила.

– Нет запасов, – проговорила хозяйка, – сами впроголодь живём: все поля в это солнце лошадьми затоптаны, зерно вызреть не успело, полегли колосья в грязи.

– Врёшь, – покачал головой незнакомец, – в прошлое солнце ваша община собрала хороший урожай, да ещё и у соседей отняли. Приходили те к нам, жаловались, помощи просили. Да только кто слабому помогает? Прогнали мы их, а сами к вам за добычей пришли.

– Хватить болтать, – одёрнул его вошедший следом, – тащи её на лавку, а я пока погреб проверю.

Мужчина, стоящий рядом с молодой женщиной, схватил её за косу, пытаясь пригнуть, а другой стал откидывать половицы, что лежали на полу, ища погреб. Сдвинул он и занавеску, отгораживающую детей, что забились от страха в угол лежанки.

– Здесь ещё и птенчики сидят, – ухмыльнулся нашедший детей незнакомец, – а у нас как раз дети от хвори полегли, работать некому. Старшего возьмём, пусть пашет. И вот ту, – продолжал он, указывая на старшую из девочек, – матери моей помощницей будет. А коль плохо будет наказы выполнять, кормить перестанем – не жалко.

Мальчик, которому на вид было лет девять, смело выступил вперёд и закрыл собой хлюпающих носами младших детей.

– Не троньте их, – сказал он голосом, в котором чувствовалась будущая сила, ещё не успевшая созреть.

Захватчик зло рассмеялся:

– Приказывать мне будешь! – и, схватив ребёнка, приложил его об пол.

Из уст матери, наблюдавшей за этим со стороны и пытавшейся при этом вырваться из рук мучителя, вырвался крик.

– Голосить ты умеешь, покажи, на что ещё способна, – грубо проговорил тот, что заламывал её.

Женщина посмотрела на лежащего на полу сына, на плачущих дочерей и младших мальчиков, на перекошенные лица чужаков, и такой огонь поднялся в материнской груди, такое желание защитить кровинушку свою, что сильнее оно было всего на свете. Но при этом женщина понимала своё бессилие.

«Что я могу сделать против двух взрослых мужчин, – подумала она, – будь во мне хоть капля отцовского огня, я бы им показала!»

«В тебе его кровь, – услышала она внутри себя незнакомый молодой голос, – попробуй!»

И почувствовала она, что её запястья оплетает невидимая ткань, гладкая и тёплая, расшитая узорами, как на поясе у батюшки.

Загорелись тогда ладони у дочери Перуна, а на запястьях, что были обмотаны тканью невесомой, будто огненные браслеты зажглись. И из сердца, болью за детей напитанного, огонь вырвался и через руки прошёл наружу.

И в следующий миг уже пылал её обидчик, а второй, ударивший мальчика, с ужасом смотрел на происходящее. Женщина перевела на него свой пылающий взгляд и вытянула вперёд руки, которые ныли, как от соприкосновения с горячими углями. Миг – и второй незнакомец полыхал и кричал от огня, пожирающего его кожу.

Забежали в дом ещё несколько незнакомцев, но, увидев происходящее, быстро выскочили на порог, забросили в сёдла свою добычу, взятую в соседнем доме, и ускакали.

А неприятели долго ещё стонали и корчились. Дети и мать подойти к ним боялись, пока не вернулись вечером отец с братьями. Не все пришли, а те, кто выжил в схватке с соседями. Увидели они обидчиков, удивились тому, что с ними произошло, на улицу выволокли. А женщина и слова сказать не может, лишь свои обгоревшие ладони прячет. Ведь все знают, что дар огня мужчинам принадлежит, дочерям Перуна он не положен. И не было такого никогда, чтобы пламя женщина проводила.

О произошедшем сбивчиво рассказал родным мальчик, что отошёл от удара и всё видел.

– Не к добру это, – покачал головой отец, подойдя к дочери. – Без благословения Богов огнём пользоваться нельзя.

И был он прав. Рассвирепел Перун, когда узнал, что его дар не в воине пробудился, а в его дочери. В запале выкрикнул Бог, что никогда больше в семьях его воинов не будут рождаться девочки. А если и займут место в чреве своей матери, то вместе с ней и уйдут в царство Мары.

Порывист был громовержец, сначала говорил, потом мыслил. Но сказанного не воротишь.

Общение с Богами

Собрались Боги на совет – решить, что дальше делать. Как быть со случившимся, как людей меж собой примирить, воинов огня на одну сторону поставить, чтобы не друг с другом воевали, а против внешних врагов объединились.

– Прежде чем об этом думать, – проговорил Перун, – покажите мне того юнца, что помог женщине огонь пробудить.

– Это я его послал, – сказал Велес, указывая на Милослава, – потворник он мой.

Громовержец, пылая, развернулся к молодому волхву, стоящему на берегу Светлого моря, и с негодованием посмотрел на него.

– Как ты здесь оказался? – спросил покровитель воинов. – Время твоего рождения ещё впереди.

– Мо́лодец проходил испытание, – ответил за того Велес, – он должен был доказать, что не побоится гнева Богов и поможет незнакомой женщине. Ведь его сестра была в такой же ситуации, и если бы сейчас он не помог жене воина пробудить огонь, то и Рада бы не смогла это сделать и отбиться от недоброжелателя.

– Как ты это сделал? – спросил Перун. – Раньше никто не мог дать инициацию огня своей дочери, хотя я знаю, что пытались.

– Я видел, как моя сестра проходила посвящение, – решился молвить Милослав, раз уж Боги разговаривали с ним на равных: как и рассказывал им Ведмурд – не были они высокомерны. – На её запястьях загорелись огненные браслеты. Я решил, что это женский способ проведения пламени. И, оказавшись в этом пространстве, рядом с женщиной, которой была нужна помощь, я сначала пытался сам сразиться с её обидчиками. Но не мог причинить им вреда, я был для них как бесплотный дух. Непрошеные гости меня не видели, как и хозяйка дома. Тогда я решил помочь ей защитить себя и детей. Вспомнив, как проводила огонь Радамила, я мысленно накинул жене воина на запястья свой огненный пояс, что достался мне от отца, и прошептал, чтобы она попыталась сама наказать обидчиков.

Велес слушал своего волхва, удовлетворённо улыбаясь.

– Но ведь моя сестра прошла посвящение несколько Лун назад, а здесь я оказался только сейчас. Получается, что первая женщина-воин получила огонь позднее, чем моя сестра? – удивлённо продолжал Милослав. – Да и дед мне рассказывал, что в нашем роду уже были женщины, что с пламенем дружили.

– Всё происходящее в Яви связано, и невозможно сказать, что было раньше, а что позже, – ответил Велес. – Вы с Радой родились много солнц спустя тех событий, в которых ты только что принимал участие, и значит, в вашей истории огонь уже был доступен дочерям Перуна. Но, оказавшись здесь, ты помог первой женщине познать силу Перуна. Кто теперь скажет, что было первично? – загадочно улыбнулся хранитель мудрости.

Юноша с восхищением смотрел на Бога, который так спокойно говорил о невероятных для него вещах.

– Не дело это – жёнам моим огнём распоряжаться, – проворчал Перун, – даровал я его мужам, они его и нести будут.

– Слыхали мы уже, что исключил ты дочерей из родов своих воинов да матерей их решил наказывать, если понесут девочку.

Голос, произнёсший эти слова, был мягким и ласковым, но при этом твёрдым.

Милослав обернулся и увидел прекрасную Богиню, стоящую рядом со Сварогом. Она подошла незаметно, но сразу озарила своим светом всех вокруг. Грозные Боги замолчали, слушая её.

– Я не могу отменить твоих слов, сын мой, – обратилась Лада к Перуну, – ведь каждый из нас имеет силу, и не до́лжно противоречить друг другу и менять принятые решения. Но я не дам тебе извести всех дочерей огня. Нужны они нашему краю, много силы несут в себе. И мужьям помощь оказать могут, и Северные земли защитить и сберечь. Так что ещё будут появляться девицы, способные пробудить в себе огонь. Не часто, но жизнь их лично мной оберегаться будет.