Крисси приосанилась — вряд ли это был кто-то из учеников. Она не ошиблась. Из-за поворота вышел Михаил Русланович. Хотя ранее Крисси была рада его видеть, но не сейчас, потому что ожидала как можно скорее увидеть Ирину Григорьевну.
— Здравствуйте! — первой поздоровалась Крисси.
Миша остановился еще до приветствия. Он демонстративно принюхался и Крисси, чтобы облегчить ему задачу, сделала несколько поспешных затяжек.
— Кристина? Вы что себе позволяете?
— А что? — спросила она.
— Мне позвать Ирину Григорьевну, чтобы она вам объяснила?
— Это было бы кстати! Я как раз ее жду.
Миша покачал головой. Он подошел к Крисси, наклонился и тихо спросил:
— Что-то случилось?
Крисси кивнула.
— И что же?
Сначала Крисси даже подумала, что, может, стоить вывалить ему всю свою историю. Но была высока вероятность того, что Миша станет отговаривать ее негодяйничать и в следствии уезжать. Крисси боялась, что не перенесет этих уговоров. Она отвела взгляд и качнула головой.
— Ничего нового, — просто ответила она.
— Что же, — сказал Миша, поднимаясь. — Тогда не трогаю… Просто предупреждаю, Ирина Григорьевна появится с минуты на минуту.
— Я знаю, — сказала Крисси, снова натянув на себя маску радости и беззаботности. — У меня все идет по плану.
— По плану? Вы уверенны?
— Да… —протянула Крисси. — Просто это не очень хороший план.
Миша усмехнулся, а потом сказал:
— Не знаю, конечно, в чем там ваш план заключается, но не рекомендую курить прямо на этаже. Если вы не знали, за три таких провинности из КОНа выгоняют…
— Да если бы и так, — сказала Крисси, потушив бычок прямо о пол. — То меня бы выгнали еще в сентябре! А я… да и не только я, уже долгое время обводим вас, преподавателей, вокруг пальца! Думаете, вы все про всех знаете? А вот и нет. Мы просто очень хорошо прячемся! Вы, конечно, не знаете, но прямо под вашими носами мы делаем все, что захотим, и ваши правила для нас — полная фигня!
Крисси сама не знала, зачем все это вывалила. Едва закончив, выражение ее лица переменилось с глумливого на досадливое. Она нахмурилась и перевела взгляд на Мишу. Тот почему-то продолжал улыбаться.
— И что же вы такого делаете? — спросил он. — Курите под стадионом и устраиваете вечеринки в заброшенном корпусе?
Крисси отшатнулась бы, но ее спина и так была прижата к стене. Она вдруг ощутила, как стало жарко, будто она зашла в парилку. В груди закопошилось неприятное чувство.
— Откуда вы знаете?
— Действительно, — сказал Миша. — Откуда мне знать, если я всего лишь преподаватель, которого вы, умные-разумные, обводите вокруг пальца?
Крисси отвела взгляд. Неприятное чувство никуда не исчезало. Крисси сама нарвалась на то, чтобы выставить себя дурочкой. Ну что же, не в первый раз и, весьма вероятно, не в последний. Крисси заерзала на полу, но удобнее не стало, она лишь ощутила, какой он холодный.
— И что же, вы все знаете, но не пресекаете этого? Почему?
— Потому что, — сказал Миша. — Если не позволять вам хотя бы так проказничать, то вы все равно рано или поздно отыщите способ, как нарушать правила. Так что пусть лучше это будет под нашим присмотром.
Миша замолчал и Крисси едва сдержалась, чтобы не сказать «спасибо». В начале их разговора она чуть ли не отказалась от своего замысла, а теперь ей не терпелось привести его в исполнение.
— Кстати, про стадион я узнал недавно. Вполне вероятно скоро об этом пронюхает и Ирина Григорьевна, так что рекомендую сменить локацию.
— Вы ей расскажете?
— Ну, если вдруг случайно встречу в коридоре…
С лестницы послышались шаги. Ни у кого не возникло сомнений, что это Ирина Григорьевна.
— Ну вот, замечательный шанс, — сказала Крисси.
Шаги Ирины Григорьевны будто пробудили ее. Она полезла за новой сигаретой и поспешила ее раскурить.
— Вы и так замечательно себя компрометируете.
Крисси усмехнулась.
— Ну, — сказал Миша. — Я пойду. Чувствую, разговор здесь будет не самый приятный.
Он скрылся за дверью своей комнаты и через мгновение с лестничной площадки вышла Ирина Григорьевна.
Тусклый свет из окон не доставал до той части коридора, где сидела Крисси. Поэтому Ирина Григорьевна скорее унюхала Крисси, чем разглядела. Нахмурившись, она быстрым шагом подошла к ней. Но увидев, что Крисси не пытается спрятаться или удрать от нее, Ирина Григорьевна озадачилась. Прежде, чем она успела что-нибудь сказать, Крисси начала свое выступление.
Она поднялась, сделала затяжку поглубже и выдохнула прямо в лицо Ирине Григорьевне, которая пока не понимала, как ей себя вести.
— Третье предупреждение, — сказала Крисси. — Все! Выгоняйте меня!
Ирина Григорьевна не торопилась выполнять приказ Крисси. Нахмурившись, она следила за тем, как Крисси тушит еще практически целую сигарету о стену.
— Кристина, что с вами случилось? — вдруг спросила она.
Тон ее голоса не был повышенным или таким, с каким обычно ругаются преподаватели. Он скорее был обеспокоенным и Крисси это неприятно удивило. Почему это теперь, когда она уже все для себя решила, ей хотят помочь? А когда чужая помощь или хотя бы поддержка Крисси требовались — с ней никто не желал разговаривать? Потому что в тот момент она была злой или грустной? А сейчас, когда осталось тупое безразличие, не опасное для окружающих, ей начали лезть в душу?
— Ничего! — закричала Крисси. — Просто выполните свою работу! Поставьте последнюю галочку в моей записке и вышвырните меня из КОНа!
— Кристина… — снова начала Ирина Григорьевна.
Она даже протянула руку, чтобы дотронуться до Крисси, но та отпрянула и закричала прежде, чем поняла, что делает.
— Не трогайте меня! Оставьте! Пожалуйста! Я просто хочу уйти отсюда…
Крисси прислонилась к стенке и съехала по ней на пол. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Напряжение, накопленное, казалось, с самого начала семестра, теперь дало о себе знать. Крисси чувствовала, что осталась совсем без сил. Не хватит даже на то, чтобы притворяться, будто все хорошо.
Правда, когда Ирина Григорьевна попыталась снова дотронуться до нее, Крисси вскочила так резво, будто сил в ней хватило бы на две футбольных команды и на болельщиков в придачу. Крисси бросилась к лестнице и через пол минуты оказалась на улице.
Если Ирина Григорьевна сейчас не хочет ставить ей эти дурацкие галочки, то Крисси постарается сделать все, чтобы в ближайшее время это произошло.
Примерно этим Крисси и занималась всю неделю. Она у всех на виду доставала сигареты и раскуривала их, пуская дым по ветру. Ей нравилось наблюдать за тем, как недоумевают те, кто на нее в этот момент смотрит.
На одну пару она пришла пьяной. Это была восьмая степень алкогольного опьянения, та самая, где возможны разветвления. С любовью, по крайней мере с физическим ее проявлением, Крисси решила нажать на паузу, так что пришлось пуститься в философствования. Благо, пара была как раз по философии. Сначала Крисси заняла последнюю парту последнего ряда, точнее стулья за ней, чтобы поспать. Прежде чем заснуть она разглядывала белый потолок, но вскоре ее затуманенный разум вычленил из речи преподавателя что-то интересное. Не спрашивая разрешения и вызывая вопросы во взглядах, Крисси переехала на первую парту, чтобы лучше слышать. К концу пары лекция превратилась в диалог между Крисси и преподавателем. Они спорили, но никто не злился, наоборот, каждый был готов принять сторону собеседника в случае сильных аргументов. Но не добравшись до конкретного вывода и лишь пошатнув собственные убеждения, Крисси друг услышала звонок. Закончилась первая пара, за которую Крисси поставили пятерку.
В какой-то момент она поняла, что почти все стали ее сторониться. Это было даже хорошо. Никто не станет сильно расстраиваться, когда она уедет.
Оказалось, что все удовольствие, которое можно получить от запрещенных вещей, исчезает, когда эти вещи перестают быть запрещенными. Но Крисси все продолжала негодяйничать, потому что набралась упорства за все то время, что жила с Олей, и потому теперь не могла не доводить дела до конца. Правда, в какой-то момент Крисси снова стала получать удовольствие от того, что многие перешептываются и смотрят на нее то ли со страхом, то ли с завистью. Мало что осталось от былой усталости. Крисси реально отдохнула, когда перестала переживать по поводу того, что о ней думают и говорят другие. Возможно, в этот момент она бы отказалась от своего первоначального замысла, но теперь он наконец-то стал давать плоды.
