Оля

После речи Директора Оля задалась целью отыскать Крисси. Она так и не узнала, как Крисси собирается отвлекать всеобщее внимание, а это было ключевым моментом в их затее. Все время, которое Оля находилась в зале, Директор маячил где-то поблизости. Оля то и дело замечала его черные волосы, которые, казалось, поглощают свет, как черная дыра в космосе. Но не факт, что он будет здесь весь вечер. Может, он на балу только ради одной своей вступительной речи?

Крисси, будто почуяв угрозу, мастерски скрывалась от Оли. Не намеренно, хотя Оле казалось, что именно так.

Весь полонез Оля простояла у стены. Ника исчезла сразу, как только туалетный утенок произнесла слово «танцы». А вот Оля не отказалась бы сейчас тоже быть на паркете. Она наблюдала за Крисси, которая танцевала с Колей (а, может, с Костей). Хотя, вернее сказать, ходила — настолько простыми были движения.

Вначале Оля думала, что этот танец специально репетировался. Но оказалось, что принимали участие все желающие. Точнее не все — Оля же не танцевала. Она не успела сообразить себе партнера и потому была расстроена. Но вскоре взбодрилась мыслью, что, вообще-то, она здесь с важным заданием. Она была уверена, что свою часть выполнит безукоризненно. Осталось только проконтролировать Крисси.

Полонез закончился и пары стали кланяться. Оля старалась не сводить глаза с Крисси, чтобы перехватить ее после танца. Но на мгновение отвлекшись на говорившего со сцены туалетного утенка, Оля поняла, что Крисси убежала от нее. Снова.

Оля шумно выдохнула и захныкала. Она сглупила. Нужно было все сделать самой. Из-за Крисси весь ее план полетит на свалку. Он и так еле дышал, а если самое важное действие в нем не совершится, то Оле придется придумывать что-то новое. И еще ждать, а это самое ужасное.

Оля оперлась о стену и сложила руки на груди. Если бы ей не было жаль платья, то она присела на пол, а если б было не жаль туши на ресницах, то заплакала. Может, стоит присоединиться к Косте и компании, собравшейся рядом с ним? Они стояли у противоположной стены зала. Костя старался так незаметно прихлебывать из принесенной с собой бутылки, что сильно этим выделялся. Но, кажется, сегодня у Ирины Григорьевны и Медвежонка был выходной.

Почти что с завистью Оля смотрела на бутылку, которая, как трубка мира, побывала уже в руках каждого, кто стоял в том кругу. Может, ей тоже стоит приобщиться? Один глоток — и тревога уйдет. По крайней мере Оле хотелось, чтобы так было.

Началась музыка на второй танец, а Оля только к этому моменту собралась с силами, чтобы отлепиться от стенки. Она воровато огляделась, будто шла на величайшее преступление, и стала быстрым шагом идти вдоль стены.

Мимо дверей Оля проходила в самый не удачный момент. Можно было догадаться, что дверь откроется, но Оля хотела дойти до Кости побыстрее и потому не стала менять маршрута.

Край створки врезал ей по виску. Мгновение Оля не ощущала боли, а потом завизжала. Всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы перепугать Мишу.

— Что с вами?.. Оля! Это ты… Это я тебя так⁈

Оля не ответила ни на один вопрос. Ей показалось, что на секунду она даже ослепла от боли. Она зажмурилась и попыталась прикоснуться к виску. Это движение отдало новым приступом, а на пальцах осталось что-то липкое.

Мир вокруг начал плыть. Оля доковыляла до стеночки и все-таки села возле нее на пол. Оборки пышной юбки кудрявым облачком кремового цвета осели рядом.

— Оля!

Миша кружил рядом, боясь наступить на облачко из юбок. Толку от него было мало, а суеты — много.

Оля отняла руку от виска и постаралась открыть глаза, чтобы посмотреть на него. У нее получилось. Встретившись взглядом с Мишей, Оля поняла, что не была готова к этой встрече. Особенно при данных обстоятельствах. Последняя их встреча закончилась поцелуем. А как вести себя после? В фильмах обычно картинку плавно переводят на черный экран, а затем показывают следующий день. Примерно так же получилось и у Оли, только ни в одном в фильме она не видела, чтобы потом девушку избивали дверью. Оля не знала, как теперь себя вести и подумала, что вместо романтических комедий ей нужно было смотреть больше боевиков и триллеров. Там такая ситуация, вероятно, рассматривалась. Если бы еще голова так сильно не болела…

Оля снова посмотрела на Мишу. Похоже, с беспомощностью во взгляде она переборщила.

— Вставай, — сказал Миша.

Он наклонился и, взяв ее под руку, потянул вверх. Меньше всего на свете Оля хотела сейчас вставать. Голова все еще кружилась, и Оля боялась не удержаться на ногах.

Сама бы она не удержалась и не поднялась. Но Миша так сильно стискивал ее локоть и тянул вверх, что безопаснее было подчиниться. Оля встала и оперлась на него. Да, так стоять можно.

— Идем.

Оля хотела запротестовать, но из груди вырвался лишь нечленораздельный стон. Вяло передвигая ногами и буквально улегшись на Мишу, они покинули помещение.

Звук из актового зала за закрытой дверью коридора стал в разы тише. Оле это понравилось, потому что лишняя нагрузка на голову ей сейчас была ни к чему. Да как так сильно можно было стукнуться какой-то дурацкой дверью⁈

— Куда? — выдавила Оля.

В коридоре было ощутимо холоднее — в актовом зале уже успели надышать.

— В медпункт.

Оля остановилась. Медпункт⁈ Она хотела снова прикоснуться ко лбу, но Миша заметил этот маневр и перехватил ее руку.

— Ч-ч-ч, — начал он. — Не надо. Сейчас пусть лучше врач посмотрит…

Оле не нравилось, каким тоном он говорит. Да еще и мимо проходящие ребята вглядывались в ее лицо пугающими взглядами. Оле срочно нужно было узнать, как выглядит ее висок.

— Дай, пожалуйста, телефон, — попросила она, потому что свой не взяла. Единственным недостатком платья Оли было отсутствие карманов.

— Зачем?

— Позвонить.

Оля сама удивилась, как легко удалась ей эта ложь. Миша не стал спрашивать кому и как она собирается звонить без связи, а просто вытащил из кармана бежевых брюк телефон и передал его Оле. Целую секунду она потратила на то, чтобы оценить, как хорошо их наряды сегодня смотрятся вместе. А потом посмотрела в экран телефона, как в зеркало.

— Е-мое-е-е…

На виске, словно грим на Хэллоуин, выдавалась бордовая дорожка. В экране телефона она была лишь темно-серой, но от Оли не скрылось, как шрам выделяется на бледном фоне ее лица.

Миша не ожидал от Оли такой подлости. Он тут же отнял ее телефон, чтобы она больше не пугалась, но было уже слишком поздно. Оля заплакала, хотя от этого место удара болело все больше.

— Тише, тише, — начал успокаивать ее Миша.

У него получалось плохо. Во-первых, они все еще шли по коридору и каждый шаг отзывался болью, словно Оля была русалочкой. А во-вторых, от его слов она разрыдалась еще больше. Сначала Оле было обидно от того, что она пропустила первый танец, потом, что так неудачно прошла мимо двери, затем она не хотела так ужасно выглядеть перед Мишей, а теперь она была уверена, что этот уродливый шрам останется с ней на всю жизнь.

Миша больше не предпринимал попыток ее успокоить. На улице было холодно, но почувствовать этого ни Оля, ни Миша не успели. Медпункт находился неподалеку от корпуса, где располагался актовый зал, и шли они очень быстро. Так что уже через две минуты Оля сидела на кушетке, рядом с медсестрой и всхлипывала.

Миша переминался с ноги на ногу у двери, а Оля старалась не смотреть в его сторону. Вообще-то, это ему должно было сейчас быть неловко, но Оля почему-то сама ощущала это чувство.

Медсестра, пожилая женщина с серыми волосами и вытянутым лицо, сначала спросила, что случилась, а потом стала что-то бесконечно долго писать.

Оля смотрела прямо перед собой, подавляя желание снова прикоснуться к виску.

— Вы можете идти, Михаил Русланович. Спасибо, что помогли…

И опять этот Михаил Русланович! Оля поджала губы, не ощутив при этом очередного приступа боли, что было хорошим знаком. Доселе Миша казался ей практически идеальным, но, кажется, у него была некая зацикленность на том, чтобы заставлять называть себя по имени отчеству. Странно, что он так и не попросил об это Олю…