— Вот как, — проговорила Прядка. — Тогда я, кажется, придумала, как расплатиться с тобой и всей остальной командой за вашу доброту.
«Готовить у нас нелегко, — предупредил Форт, подняв ладонь. — Есть только морские пайки, в основном залежавшиеся, сухие или консервированные. Трудно превратить их во что-то съедобное».
— Думаю, ты удивишься. Зайди за мной завтра, прежде чем начнешь стряпать ужин…
Она осеклась: с палубы донесся предупредительный звон рынды.
Не три мощных удара, означающих, что замечен другой корабль, не непрерывный звон — призыв в столовую, а два удара, пауза, потом опять два удара.
— Что это значит? — спросила Прядка.
«Впереди граница, — быстро написал Форт, едва не подпрыгивая от возбуждения. — Подходим к Багряному морю. Хочешь посмотреть на переход?»
— Еще бы!
Прядка выскочила за Фортом в коридор, хотя ей ужасно хотелось вернуться к записям. Что за глупости. У нее нет формального академического образования; ее обучение ограничивается чтением и арифметикой. Какая ученая из мойщицы окон? Будь у нее тяга к исследованиям, она бы поняла это раньше.
Истина же заключается в том, что Прядке просто никогда не попадалась достаточно интересная — или опасная — тема.
Глава 38. Ученица
Вряд ли я стану рекомендовать моря спор к посещению. В Космере есть и более гибельные места, но мало какие из них опасны в столь будничном смысле. В других местах вы умрете под грохот катаклизмов, споры же убьют вас шепотом. Вот вы сидите и читаете интересную книгу, а в следующий миг неудачно вдыхаете пару багряных спор, и ваш череп вдруг превращается в решето.
Такое случается нечасто, но уж когда случается, то кажется гораздо более несправедливым, чем смерть из-за удара молнии или урагана. Природе полагается объявить о себе, прежде чем вас убить. Иначе просто неспортивно.
Впрочем, в морях спор и правда есть на что посмотреть.
Форт отвоевал для Прядки местечко на носу, отослав пару Дагов глазеть за переходом с такелажа. Вечерело. На таком отдалении от лунагри купол Зеленой луны висел за их спинами почти над линией горизонта. Впереди, как зеркальное отражение, выглядывала огромная сфера Багряной луны, а сверху, словно нетерпеливый брат, парило солнце.
Чуть ближе к кораблю зеленые споры постепенно смешивались с багряными. Средняя часть градиента была темно-коричневой. Яркий, искрящийся пурпур впереди напоминал океан крови, словно Багряную луну подбили, а «Воронья песня» шла к ее трупу.
Прядка и не думала, насколько неправильным покажется этот цвет. Изумрудная луна и море в буквальном смысле окрашивали все, что она видела в жизни. Как же страшно покидать все привычное и вступать в это израненное красное море. За ней всегда присматривала Зеленая луна, и Прядка боялась, что исчезнет в тот же миг, как луна перестанет о ней заботиться, пусть этот страх и гнездился лишь в крошечном иррациональном уголке ее души.
Пока они пересекали границу, Форт облокотился о палубное ограждение и поднял свою дощечку:
«Ты ухмыляешься».
— Прости. Просто все это ужасает.
«Ты улыбаешься, когда испытываешь ужас?»
— Раньше такого не бывало. Наверное, мозгу страшно от всего безумия, что творится в морях, и он пытается приспособиться.
Форт потер подбородок, но больше ничего не написал. Он явно размышлял о ее мнимой роли Королевской маски и о том, что она боится спор вовсе не так сильно, как следует. И вновь дело было вовсе не в этом. Она боялась. И в то же время не подозревала, как чудовищно прекрасны эти красные споры. И как трудно покидать Изумрудное море. Новые эмоции, как и новые ароматы, одновременно пугают и опьяняют.
Что еще Прядка так и не узнала бы о себе, не покинь она родной остров? Хуже того, сколько таких же людей, как она, живут в неведении, не имея возможности в полной мере познать собственную суть? Мне редко приходится мириться с более горькой иронией: бесспорно, существовали музыкальные гении с несравненным талантом, которые умерли дворниками, поскольку у них не было ни единого шанса взять в руки музыкальный инструмент.
«Воронья песня» шла прямиком к Багряному морю, пока один из Дагов не закричал с такелажа. Небеса разверзлись, и хлынула смерть.
Прежде Прядка никогда не видела дождя. На ее острове воду добывали из колодцев. Она слышала истории о падающей с неба воде, но дождь всегда казался волшебством, загадкой, сказкой.
Похоже, сказка решила ею полакомиться: дождь ринулся прямо к кораблю. По небу неслась вереница облаков, а за ними в океане взрывался эфир. Багровые шипы вздымались стеной и сталкивались друг с другом с такой силой, что треск слышался издалека.
Прядка зачарованно наблюдала. К счастью, в таких делах Салай было не занимать опыта, и она начала разворачивать корабль еще до того, как капитан отдала приказ. Сильно накренившись на левый борт, они двинулись обратно в Зеленое море.
Дождевая полоса не пустилась за ними в погоню, хотя и промчалась по границе морей, оставляя за собой сцепленные багряные шипы тридцати футов высотой. В конце концов шипы обрушились, и морская гладь снова стала безмятежной. Словно ребенок спрятал разбитую банку с печеньем под стол и думает, что никто ничего не заметит.
— Луны, — выдохнула Прядка. — Что… что, если бы прекратилось бурление? Что, если бы мы застряли…
Форт прочитал на дощечке ее слова и в ответ лишь пожал плечами. Это риск, на который идешь, если путешествуешь по Багряному морю.
Прядка обернулась к юту. Ворона стояла недалеко от штурвала и пила из фляжки. Ее лицо показалось Прядке задумчивым.
Неужели она осмелится двигаться дальше? Когда поблизости носится дождевая полоса?
— Рулевая, — наконец произнесла Ворона, повысив голос, чтобы слышали все. — Будь добра, проведи нас чуть южнее, вдоль границы. Соваться в Багряное море сейчас… неосмотрительно.
— Как прикажете, капитан, — отозвалась Салай.
Ворона спустилась на главную палубу и скрылась у себя в каюте. Лаггарт торопливо сбежал по трапу и едва не споткнулся, но быстро замял оплошность, прикрикнув, чтобы Даги возвращались к работе. Спустя считанные минуты «Воронья песня» неспешно шла вдоль границы морей. Форт отправился мыть посуду, а Прядка осталась стоять, прислонившись к ограждению.
Лаггарт прошествовал было мимо нее, но потом остановился.
— Эй, ты! Что теперь думаешь?
— Если честно, не знаю. Я до сих пор пытаюсь уложить все в голове.
— С этим я могу помочь! — послышался поблизости голос доктора Улаама.
Лаггарт хмыкнул и жестом приказал Прядке идти следом. Из любопытства она отправилась за ним на ют. За штурвалом и капитанским местом, на собственной платформе с ограждением располагалась кормовая пушка. Платформа напоминала укрепленный балкон и выдавалась за борт судна.
В этой части корабля было опасно, поскольку здесь отсутствовала серебряная защита. Споры, долетавшие до палубы, погибали не сразу. Что, понятное дело, имеет смысл, если использовать зефирные заряды.
Лаггарт принялся шарить в оружейной бочке. К счастью, ему пришлось опустить глаза, иначе он бы наверняка заметил, как вдруг всполошилась Прядка. Что у него на уме? Неужто он хочет предъявить ей подменное ядро?
Луны… шпионки из нее не выйдет. Как Салай и остальным могло прийти в голову, что она Королевская маска? Прядка не понимала, что когда в чем-то совершенно не разбираешься, то это кажется слишком невероятным. В таких случаях напрашивается вывод, что на самом деле человек весьма компетентен, иначе столь явную некомпетентность не изобразить. Это явление называется транзитивностью неумелости, и именно им объясняются все мои ошибки.
В нашем примере транзитивность неумелости Прядки роли не сыграла, поскольку Лаггарт не заметил, как она нервничает. Предъявлять ей фальшивое пушечное ядро он тоже не стал. Выудив обычное ядро, он воздел его к небу, словно любуясь чудесной картиной. Или же, учитывая, как смотрелась его лысая голова на конце тонкой шеи, он мог размышлять, есть ли между ними сходство.