— Намекаешь, что я нарушаю ваши правила?

— Это ты сказал, — увильнула от ответа Алирая.

— Они же как секта какая-то, — Олег приблизился к дремавшей веронке. — Все такие идеальные, аж плюнуть хочется.

— Что в этом плохого?

— Их пренебрежительное отношение к другим расам, словно они самые лучшие, а другие и сапога их недостойны.

— Олег, как бы ты относился к гостю, который пришёл бы в твой дом нагадил на ковер, перебил посуду и горшки с цветами, еще и претензию тебе предъявил бы, что ты плохо его приветил.

Олег приподнял брови. Ответ был слишком очевиден.

— Размараль — наш дом, а чужаки стремятся его разрушить, — продолжила Алирая, нахмурившись. — Всё что мы делаем, так это защищаемся. И то, что ты растешь без отца, виноваты чужаки.

Мальчик призвал кровную нить отца. Она стала ярче и крепче сама по себе после того, как Инаран осознал, что у него есть еще один ребенок. Порой Олег слышал его и ощущал мягкое теплое касание, словно отец проверял, готов ли сын к диалогу. Из положительных качеств веронов, которые Олегу нравились, было их отношение к детям. Даже отец, чьи воспоминания создавали из него образ повесы и гуляки, любил своих детей. Притом не только Амрона и Лимру, но и Акраса, несмотря на негативное отношение отца к истеричной матери младшего сына. И с Олегом Инаран хотел наладить контакт, часто возвращался мыслями к нему.

— Он бы от тебя никогда не отказался, — положила мальчику руки на плечи Алирая, накрывая паучьей тенью. — Как бы его не пытались испортить и исказить он — верон.

— Почему тогда дед был другим? — продолжал просматривать воспоминания Инарана Олег. — Разве он не был вероном?

— Вероном он был лишь внешне, но, по сути… он являлся демоном. Сыном своей матери. Погасшим. Для них дети лишь инструмент, который можно в любой момент сломать и заменить более полезным.

— Погасшим… как адман?

— Да.

Не сходилось. Олег смотрел на Конрака через воспоминания Инарана и Искроса и никак не мог понять, что с ним не так и чем отличался от других погасших. Да и память предков ничего не подсказывала по поводу того, что мальчик видел в нем.

— То, что Конрак вообще родился, виноваты чужаки, — сказала Алирая, с неприязнью глядя на мелькавшего в отражении под ногами тёмного.

— Виноват Дунгрог, что оставил Ганрона одного и не защитил сына от адманов, хотя мог, — отошел от неё Олег в раздражении. — Видимо, вы привыкли винить в своих бедах кого угодно, но только не себя. Чужаки-чужаки. Я вижу другую картину. Мой отец сам виноват, что не смог доказать духовную связь, да и не захотел. Ведь это просто на самом деле. У вас дети рождаются больные без духовной связи, а мама рожала бы здоровых. Стражам границы этого доказательства хватило бы за глаза.

— Инаран боялся за твою мать… её могли убить…

— Вы настолько зациклились на себе, что даже не пытаетесь искать помощи у кого-то извне, — начал ходить вокруг призрака Олег, а над его головой постепенно загоралась корона из синего огня. — Разве вероны единственная раса, которая могла помочь отцу? Попросить убежища у того же брюзги, которого папа постоянно вспоминает.

Олег позвал образы из памяти предков о днях правления Фарада и ариантского царя Таинша. Их дружбе не мешала ни политика, ни раса, ни колоссальная разница в силах. Таинш и на похоронах друга присутствовал искренне расстроенный гибелью веронского короля. И Дунгрога он не любил, потому что считал, что ясновидящий мог предотвратить гибель Фарада, о чем открыто сказал верону: «Достойный наследник Воскрешенной! Ваш жертвенный алтарь будет таким же большим, как у неё! Как жаль, что вы уподобились ей и не спасли ни деда, ни дядю, ни даже отца!».

— С верховным царем ариантов никто бы не захотел связываться, — дополнил Олег, не замечая, как его глаза постепенно белели. — Ты права в одном, вероны уже не те, что были. Сейчас вы переполнены ненавистью. Ты, папа, все вы. Вы видите тьму в других, не замечая собственной.

— Олег…

Мальчик показал воспоминания самой Алираи об её воспитанниках. Дети со смехом бегали и летали вокруг неё, хватая за чёрное платье, а она их ловила и крепко обнимала.

— Если ты так сильно хотела, чтобы они выжили, почему не спрятала их хотя бы в мирайском мире? — спросил Олег. — Зачем оставила их в веронском, где им угрожал Конрак? Неужели мирайя отказали бы тебе?

— Ты думаешь, в мирайский мир пускают всех⁈ — жарко возразила веронка. — Многие из нас обращались к ним и получали отказ, потому что мирайя безоговорочно подчинялись предсказаниям Воскрешенной! И если в её картине будущего кто-то должен был умереть, она никогда приюта не дала бы!

— Ты сама пыталась просить её⁈ — шагал вокруг родственницы Олег, пока корона над его головой проявлялась всё четче. — Или хотя бы того же Таинша! Он всей душой ненавидел Воскрешенную! И приют бы точно дал, если бы она отказала! Ты посчитала, что сама сможешь защитить их, что никто кроме веронов не сможет тебе помочь. Надеялась на Искроса. Не забывай, тетя, что я вижу сквозь вашу ложь, даже когда вы думаете, что говорите правду. Попросила бы ты помощи у кого-то другого, кроме мужа, тебе бы не отказали.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь… я не ожидала, что он не вмешается и что предаст…

— И в этом тоже виноваты чужаки?

— Я прокололась! — закричала Алирая, частично превращаясь в арахнида. — Ты это хочешь от меня услышать⁈ Да, я виновата, что верила как слепая любимому мужу и надеялась на его помощь! Верила, что он защитит наших мальчиков! И тысячу лет не понимала, чем заслужила удар в спину!

— Искрос сознательно принес тебя в жертву из-за меня, — грустно улыбнулся ей Олег. — Он сделал тебя моим телохранителем. Цинично, не правда ли? Чужаки здесь не причем, это его выбор превратить тебя в монстра и похоронить во льду.

Красивое лицо Алираи исказилось от боли:

— Ему так приказала Воскрешенная… сам бы он на это не пошел…

— Серьезно? — отрицательно покачал головой Олег. — Её вина в том, что она будущее ему показала, которое видела сама, и предложила выбор. Искроса никто не принуждал.

— Так может, он был прав…

Глаза Олега окончательно приобрели белый цвет, вдобавок засветились, а Алирая пугливо сделала шаг назад и обняла себя руками.

— Мне говорили, — мальчик посмотрел на веронку так, словно видел сквозь неё, — что ваша сила в единстве. И когда-то оно у вас действительно было, но сейчас его нет. Прежние вероны никогда бы не отказались от Амрона и не оставили одного. Прежние вероны никогда бы не оставили тебя во тьме на тысячу лет…

— Замолчи! — от ярости образ Алираи исказился, обнажая паучью суть. — Ты видишь какую-то искаженную картину…

Олег призвал еще больше воспоминаний, поднимая столб синего пламени позади себя.

— Так взгляни сама, — предложил он и показал предыдущего короля. — Вот ваш любимый Дунгрог смотрит, как всю его семью убивают. Он знал. Всё началось с него. Так что я неправильно увидел?

— У всего есть причины… ты же не знаешь, что он видел…

— Одно я знаю точно, я не уподоблюсь всем вам. И я не буду цинично смотреть, какие бы ни были причины. Мне на них плевать. Вы можете и дальше приносить друг друга в жертву, оправдываясь вмешательством чужаков, а я за себя и за свою хрупкую человеческую семью буду драться. Я не отдам на ваш жертвенный алтарь ни одного человека.

В кровных узах примешалась горечь сильной обиды, но не только Алираи. Мелодия города умолкла. Вероны всё слышали. Каждое его слово, каждое обвинение. Акрас и тот вмешался, и Олег отчетливо услышал его слова: «Ты не прав», хотя обычно старшего брата принц игнорировал, словно недостойного внимания микроба.

— Олег… — с болью произнесла Алирая.

— Я устал с вами спорить.

Сказав эти слова, Олег отгородился от них всех стеной. И тогда же заметил присутствие еще одного родственника, который частенько прятался от него в тенях, наблюдая как бы издали. Олег повернулся к нему, намереваясь дать отпор и ему, если потребуется.