Но только не Мао. Он не считал японо-китайскую войну конфликтом, в котором все китайцы должны сражаться против Японии. Он не представлял себя на стороне Чан Кайши. Годы спустя своим приближенным Мао признался, что считал эту войну трехсторонней. «Чан, Япония и мы — три царства», — сказал он, намекая на период в истории Китая, получивший название «Три Воюющие Царства». Война ему давала возможность с помощью японцев уничтожить Чан Кайши. Впоследствии Мао неоднократно благодарил японцев за «руку помощи». Когда после войны японские гости просили у него прощения за то, что Япония напала на Китай, Мао ответил: «Я бы предпочел поблагодарить японских военачальников». Если бы они не захватили большую часть Китая, «мы по-прежнему сидели бы в горах». Мао говорил совершенно серьезно.
У Мао не было стратегии изгнания японцев из Китая без помощи Чан Кайши. Он и мечтать не мог о том, что КПК справится с японской армией, как только Чан будет разгромлен. Ему оставалось уповать на Сталина. В интервью, которое он дал Эдгару Сноу в 1936 году, Мао отчетливо заявил, что Советская Россия «не может игнорировать события на Дальнем Востоке. Она не может оставаться безучастным наблюдателем. Неужели она будет бесстрастно взирать на то, как японцы захватят весь Китай, сделав его плацдармом для нападения на СССР? Или же Россия окажет помощь китайскому народу? Мы думаем, что она изберет второе».
Основным планом Мао было сохранить свои силы и расширить территории, захваченные красными, одновременно ожидая помощи от Сталина. Поэтому, когда японцы стали внедряться в глубь страны из северных районов и Шанхая, Мао убедил Чан Кайши, что Красная армия не должна принимать участие в боях и действовать лишь как вспомогательная сила при правительственных войсках. Мао вообще не хотел, чтобы красные сражались с захватчиками. Он приказал красным командирам ждать, пока японцы разобьют националистов, а потом захватывать территории, покинутые врагом. Японцы не в состоянии удерживать просторы Китая, который был намного больше Японии. Они могут только контролировать железные дороги и крупные города, оставив мелкие населенные пункты и сельскую местность на разграбление. Мао приказал своим людям окружать разбитые войска националистов, чтобы расширять свою территорию. Для этого он собирался идти за японцами по пятам.
Мао забрасывал командиров телеграммами следующего содержания: «Сосредоточиться на создании баз, а не не битвах…» Когда японцы вошли в провинцию Шаньси, Мао приказал: «Захватить всю провинцию Шаньси». Годы спустя он говорил, что руководствовался следующим правилом: «Чем больше территории захватили японцы, тем лучше».
Подход Мао встретил сопротивление командиров, которые жаждали сразиться с японцами. 25 сентября 1937 года Красная армия вступила в первую битву, когда отряд под командованием Линь Бяо напал из засады на арьергард японского транспортного конвоя в переходе Пинсингуань на северо-востоке провинции Шаньси, недалеко от Великой стены. И хотя это было всего лишь небольшое столкновение с небоевым отрядом, который, по словам Линя, почти весь спал, коммунисты впервые убили японцев за пределами Маньчжурии. Если бы Мао настоял на своем, этого сражения вообще бы не произошло. Согласно рапорту, написанному Линь Бяо в 1941 году в России, где он проходил лечение после пулевых ранений, Мао неоднократно отказывался поддержать его действия: «Когда между японской армией и армией националистов начались столкновения, я несколько раз просил Центральный комитет [то есть Мао] принять решение нанести японцам мощный удар. Ответа я так и не получил и в результате вступил в битву при Пинсингуане по собственной инициативе».
Мао пришел в ярость. Он заявил, что это сражение было «помощью Чан Кайши» и никак не способствовало достижению его цели, то есть захвату всей территории Китая красными. Но в целях пропаганды Мао раздул сражение при Пинсингуане до невероятных размеров, заявив, что коммунисты настроены на борьбу с японцами больше националистов. Причиной такого поворота было то, что «сражение» при Пинсингуане было единственным за много лет[58], в котором погибло самое большее пара сотен японских солдат.
Красная армия одержала ряд других небольших побед, выступая на стороне войск националистов. Но Мао постоянно убеждал своих солдат прекратить сражения и сосредоточиться на захвате территорий. К середине ноября 1937 года близ Пекина в арьергарде японской армии был создан первый пограничный коммунистический район Шаньси — Чахар — Хэбэй с населением около 12 миллионов человек — намного крупнее Яньаня. Эта и другие огромные коммунистические районы «создали условия для нашей победы» в деле завоевания Китая, сказал Мао годы спустя своему японскому гостю.
Однако Сталин хотел, чтобы китайская Красная армия сражалась с японцами, и, чтобы осуществить это, отправил своего самого преданного помощника в Яньань специальным рейсом в ноябре 1937 года. Это был Ван Мин, который много лет работал в Коминтерне в качестве представителя КПК. Перед отлетом Сталин вызвал его к себе и обозначил приоритеты: «Самое главное сейчас — война [с японцами]… После ее окончания мы обсудим вопрос о том, как сражаться друг с другом [красные против Чан Кайши]».
Большинство лидеров КПК согласились со Сталиным. Когда в декабре 1937 года произошла встреча членов Политбюро впервые после возвращения в Китай Ван Мина, он стал провозвестником политики «первоочередной борьбы с японцами». Политбюро приняло решение, что Красная армия должна подчиняться приказам гоминьдановского военного штаба, который возглавлял Чан Кайши, а КПК была участником. Мао не соглашался, но, поняв, что это приказ Сталина, принужден был уступить.
Товарищи Мао не одобряли его действий и приняли решение лишить его высокого поста. Москва велела КПК провести заседания ЦК, которые должны были состояться уже давно (последние прошли в 1928 году). Человеком, которому Политбюро поручило сделать доклад на заседаниях, был не Мао, как того требовал строгий коммунистический устав, а Ван Мин. Лидеры партии заявили, что хотят видеть ключевой фигурой именно его.
И хотя Мао являлся фактическим лидером партии и признавался таковым Москвой, его положение не было узаконено — крайне необычно для строго придерживающихся партийного устава коммунистов. Номинально лидером партии по-прежнему был Ло Фу. Мао не обладал таким же непререкаемым авторитетом, как Сталин.
Мао утратил контроль над группой лидеров, ответственных за принятие решений, — Секретариатом. Впервые после разрыва с националистами в 1927 году все девять членов Секретариата собрались в одном месте, и пятеро из них не поддержали Мао. Лидером оппозиции стал Ван Мин. Сян Ин, командующий Н4А, давно уже был оппонентом Мао. Чжан Готао, которого Мао терроризировал во время Великого похода, имел все основания его ненавидеть. Чжоу Эньлай и Во Гу поддерживали Ван Мина. Чжоу выступал за оказание активного сопротивления японцам и склонялся к мнению большинства. Мао на сей раз оказался в меньшинстве[59].
Ван Мина поддерживала Москва, ему было выдано удостоверение представителя партии в России. Это означало, что он встречался со Сталиным и дружески общался с лидерами компартий других стран. Ставший своим в России и отлично знакомый с политикой Кремля, Ван Мин был честолюбив и безжалостен. Во время партийных чисток в России он отправил в тюрьму или на смерть множество китайских коммунистов. Несмотря на свое детское лицо, полноту и маленький рост, этот самоуверенный тридцатитрехлетний человек представлял большую угрозу для Мао.
Позднее Мао нередко с горечью вспоминал декабрь 1937 года, когда на политическую сцену вышел Ван Мин. Это явно контрастировало с тем, что Мао никогда за свою долгую жизнь не упоминал о другом событии, произошедшем в то же время, — кровавой бойне в Нанкине, в которой японцы убили около 300 тысяч китайских граждан и военнопленных. Мао ни разу не вспомнил об этой величайшей трагедии за всю японо-китайскую войну.
