«Е Цюнь. Я очень волнуюсь, что ты можешь навлечь на себя неприятности, стремясь к физическому удовлетворению. Могу сказать тебе, что вся моя жизнь неразрывно связана с тобой — политическая и личная… Разве ты не знаешь, что 101 [кодовое имя Линь Бяо] представляет собой дома? Мне постоянно приходится сносить его ругань… Я понимаю твои чувства… Страна большая. Каждый из наших детей сможет занять ключевое положение! Разве я не права?
Хуан. Да, ты совершенно права.
Е Цюнь. …Наши дети соединят свои силы, их должно быть пять человек. Они будут словно пять генералов и смогут преуспеть. Каждый займет одну ключевую позицию; все они могут быть вашими помощниками.
Хуан. Я так благодарен тебе!
Е Цюнь. …Я приняла эту меру предосторожности [противозачаточные средства]. На всякий случай они есть у меня; и мне надо избавиться от [ребенка]. Я надеюсь, что однажды ты приедешь ко мне. (Звуки рыданий.)
Хуан. Я приеду! Я приеду! Не плачь. Это очень меня печалит.
Е Цюнь. Другая проблема: ты не должен быть верен только мне. Ты можешь дурачиться… Я не ограниченный человек. Ты можешь завести других женщин и дурачиться с ними. Не волнуйся обо мне…
Хуан. …Я предан одной тебе.
Е Цюнь. Если ты мечтаешь о другой женщине, в этом нет ничего страшного. Но только одна проблема. Она не должна быть болтливой. Если она начнет болтать и расскажет обо мне, будет трагедия…
Хуан молча слушает.
Е Цюнь. Я чувствую, что если мы будем вести себя правильно, то все будет хорошо для нас обоих… Ты веришь в это?
Хуан. Да! Да! Да!»
Судьба нового начальника штаба, в которой смешались подлинное чувство и бесстыдный политический расчет, оказалась тесно связанной с судьбой Линя.
Линь превратил военно-воздушные силы в свою главную опору. Там его ставленник сделал двадцатичетырехлетнего сына Линя по кличке Тигр заместителем руководителя военного отдела. Он установил порядок, по которому военно-воздушные силы «обо всем сообщали Тигру и получали от него приказы». Дочь Линя Додо стала заместителем главного редактора газеты военно-воздушных сил.
Летом 1967 года, не удовлетворенный состоянием дел в армии, Мао решил заняться формированием «штурмовых отрядов», состоявших из тех цзаофаней, которых он назвал «левыми». После июльской паники в Ухане, пребывая в мстительном настроении, Мао подстрекал левых организовывать нападения на другие группы, которые он называл «консерваторами». Когда Мао сбежал в Шанхай, он заставил там левых напасть на враждебную группу. Произошло крупнейшее сражение в ходе всей «культурной революции», которое случилось две недели спустя после прибытия Мао. В тот день, 4 августа, более 100 тысяч левых, вооруженных копьями и железными прутьями, окружили около 25 тысяч своих противников на фабрике недалеко от моря, а выход с нее находился под прицелом кораблей военно-морского флота — это было невозможно сделать без приказа Мао. К концу дня более 900 человек были ранены, многие из них искалечены, некоторые умерли. С двух вертолетов снимали всю сцену боя — что тоже было невозможно без приказа Мао. Документальный фильм об этих событиях продолжительностью 2,5 часа показывали организованным толпам. Мао посмотрел его на своей вилле. Человек, который возглавил нападение, Ван Хунвэнь, был впоследствии выдвинут на руководящие должности Мао и стал национальным лидером номер три. «Я видел ваш фильм», — сказал ему Мао, поздравляя с «одержанной победой».
В день сражения Мао отдал приказ сформировать «штурмовые отряды». «Вооружай левых, — писал он своей жене, лидеру Группы по делам культурной революции. — Почему мы не можем вооружать левых? Они [консерваторы] бьют нас, и мы также имеем право бить их».
Но этот приказ раздавать оружие гражданскому населению выпустил джинна из бутылки. Если в некоторых местах, таких как Ухань, различия между умеренными и левыми были явными, то во многих других даже наиболее преданные последователи Мао не могли точно сказать, какая группа была наиболее воинственной, поскольку все группы враждовали, чтобы казаться самыми агрессивными. Типичной в этом плане была провинция Аньхой, где две противостоящие группировки с гордостью носили ультраполитические названия «замечательные» и «пердуны». Поскольку первая из них смогла первой проникнуть в старые правительственные учреждения, она объявила, что захватила власть у «идущих по капиталистическому пути», и провозгласила: «Наш захват власти замечателен». Вторая группировка отозвалась: «Замечателен? Какой пердеж!»
Практически они не отличались друг от друга, конкурируя между собой, чтобы попасть в новую структуру власти. Пользуясь единственным критерием показной «воинственности» по отношению к «идущим по капиталистическому пути», армейские части передавали оружие любой группировке, которая, по их мнению, была левой. А другие группировки совершали набеги на арсеналы с целью захвата оружия, часто вступая в сговор с сочувствующими в армии. В результате оружие стало широко доступным. Фракционная борьба перерастала в небольшие по масштабам гражданские войны по всему Китаю, в которые были вовлечены практически все городские области. Наступало состояние близкое к анархии — впервые после захвата власти почти два десятилетия тому назад.
Мао быстро понял, что использование его «штурмовых отрядов» не везде станет эффективным. И если в Шанхае он продолжал создавать их (там численность отрядов достигла миллиона человек, а его контроль был особенно действенным), в других местах пришлось отменить декрет о «вооружении левых». 5 сентября был издан приказ, согласно которому все оружие следовало возвратить. Однако те, кто владел им, часто отказывались возвращать его. Больше чем через год Мао сообщил министру обороны Албании, что 360 тысяч единиц оружия было собрано только в Сычуани (области с населением в 70 миллионов человек), но намного больше исчезло. Получив в руки оружие, в отдаленных областях страны появились бандиты.
Образно говоря, Мао поджег запал динамита, который грозил подорвать его собственную власть. Он вынужден был отказаться от попытки разделить фракции на левые и консервативные, призвав все группы к объединению. Но его приказы игнорировались. Восприняв требование сокрушить консерваторов, молодые люди продолжали бороться, находя это занятие более увлекательным, чем выполнение скучных обязанностей.
Люди перестали ходить на работу. Экономика была серьезно подорвана. Военная промышленность, даже ядерная программа остановились впервые после начала «культурной революции». Признаки анархии стали проявляться даже среди личной охраны Мао. Один из ее сотрудников дал расписание маршрутов Мао студенту, который представился детективом, чтобы тайно следить за Мао. Оба были вскоре арестованы, но прежде такое нарушение не могло произойти.
Год спустя, в 1968 году, фракционные столкновения с применением огнестрельного оружия продолжались с прежней интенсивностью, несмотря на обилие команд из Пекина. Куай Дафу, студент университета Цинхуа (Мао использовал его для расправы над Лю Шаоци и его женой), проявлял явные признаки неповиновения. Куай стал самым известным левым в стране и собирался поставить своих противников в университете на колени. Он игнорировал многократные приказы прекратить свою деятельность, утверждая, что его противники являются консерваторами, поэтому он имеет полное право сражаться с ними в соответствии с более ранней директивой Мао. Мао пришлось лично вмешаться, чтобы приструнить Куая и на его примере оповестить всю страну о прекращении фракционных войн.
27 июля 40 тысяч невооруженных рабочих были направлены к университету Куая, чтобы разоружить его группу. Не зная, что приказ поступил от самого Мао, Куай оказал сопротивление, и бойцы его отряда убили пять рабочих и ранили более семисот. На следующий день Куай был вызван во Всекитайское собрание народных представителей. Там он с удивлением увидел Мао в окружении высших руководителей страны. Куай бросился в объятия Мао (наверное, это был единственный раз, когда чужой человек позволил себе такой поступок) и разрыдался. Мао тоже начал кричать, вероятно расстроившись из-за своей неспособности совладать с чувствами в угоду практическим потребностям. Чувства Мао требовали, чтобы консерваторы, которых он знал в стране, были жестоко избиты. Но практическая сторона признавала, что в его собственных интересах нужно было восстановить порядок. Он сказал Куаю и другим руководителям цзаофаней, которые там присутствовали, что сам настаивал на разоружении отряда Куая. А если кто-либо еще будет продолжать борьбу, армия уничтожит таких людей. Куай и его товарищи подписались под этим воззванием, которое было обнародовано.
