С благословения властей хунвейбины врывались в дома, жгли книги, резали картины, топтали грампластинки и музыкальные инструменты — ломали все, что имело хоть малейшее отношение к культуре.
Они «реквизировали» ценности и избивали владельцев. Кровавые набеги на дома граждан прокатились по всей стране, и «Жэньминь жибао» называла их «великолепными». Многие владельцы культурных ценностей были до смерти замучены в собственных домах. Некоторых из них силой тащили к импровизированным камерам пыток, в которые превратились кинотеатры, театры и стадионы. По улицам носились пьяные от крови хунвейбины, пылали костры и слышались крики жертв — все это можно было увидеть и услышать на улицах летними ночами 1966 года.
Чжоу Эньлай составил небольшой список известных людей, которых следовало пощадить. Позже это принесло ему незаслуженные лавры «спасителя» людей. На самом деле Мао сам 30 августа приказал Чжоу составить такой список, причем по утилитарной причине. Причина, по которой составление списка было поручено Чжоу, состоит в том, что именно он руководил этой бойней. Ему не принадлежит заслуга в спасении некоторых людей. В списке было всего несколько десятков имен. А по официальной статистике только в августе — сентябре в Пекине подверглись набегам (они непременно сопровождались физическим насилием) 33 695 домов; было замучено или забито до смерти 1772 человека.
Чтобы не допустить полного хаоса, Мао поручил Чжоу Эньлаю сказать на митинге хунвейбинов на площади Тяньаньмынь 31 августа: «Подавляйте словом, а не насилием». После этого большая часть хунвейбинов отказалась от насилия, выполняя новую установку Мао. Кое-кому из жертв удалось спастись, защитившись от мучителей этими словами. Но зверства по-прежнему оставались безнаказанными, и насилие продолжалось.
Одной из целей, которые преследовал Мао во время набегов на дома, было превращение хунвейбинов в узаконенных бандитов и использование их в этом качестве. Молодежные банды конфисковывали золото, серебро, платину и драгоценности тоннами, не говоря о миллионах долларов — все это шло в государственные хранилища. Туда же попадало множество бесценных древностей, картин и старинных книг. В результате грабежа и бессмысленного уничтожения на месте в частных руках практически не осталось никакого ценного имущества; кое-что из добычи было продано за границу ради получения валюты.
Нескольким высшим государственным лицам было позволено выбрать кое-что для себя из этой добычи. Госпожа Мао выбрала золотые французские часы-кулон, усеянные жемчугом и бриллиантами, и заплатила за них царскую цену — 7 юаней. Это соответствовало «некоррупционной» практике маоистского руководства — лидеры государства непременно платили за пустяки, но никогда и ничего не платили за свои виллы и слуг, за право пользования личными самолетами, поездами и другими дорогостоящими услугами. Кан Шэн, любитель старины, даже устроил несколько частных набегов, послав под видом хунвейбинов собственных мародеров. Сам Мао тоже украл тысячи старинных книг. После стерилизации ультрафиолетовыми лучами эти книги заняли место на полках его громадной гостиной; их корешки образовали фон для фотографий вождя с мировыми лидерами и другими важными иностранными гостями. Киссинджеру показалось, что эта комната скорее напоминает «приют ученого». На самом деле в ней (по причине неизвестной для американского гостя) было больше общего с одним из замков Геринга, где на стенах висели чудесные картины, украденные у жертв нацизма.
Режим получил от этих набегов еще и дополнительное жилье. Жилья очень не хватало, так как для обычных горожан при коммунистах практически ничего не строилось. Теперь же пострадавшие от набегов семьи ютились в одной или двух комнатах, а на оставшуюся их площадь селились соседи. В результате, что неудивительно, складывались мучительные для всех отношения.
Некоторые семьи, подвергшиеся набегам, были изгнаны в деревню, ускоряя процесс превращения крупных городов в «чистые» промышленные центры, уже начатый Мао. Меньше чем за месяц, начиная с конца августа, из Пекина были изгнаны почти 100 тысяч человек. Одному свидетелю довелось видеть огромный зал ожидания пекинского вокзала, забитый детьми, которые ждали отъезда в изгнание вместе с родителями. Хунвейбины заставили детей встать на колени и принялись ходить между ними, нанося удары по голове тяжелыми пряжками ремней. Некоторые этим не ограничивались, а поливали их на прощание обжигающей горячей водой. Остальные пассажиры пытались найти место, куда можно было бы спрятаться.
Летом 1966 года хунвейбины терроризировали все города, большие и маленькие, и даже некоторые сельские районы. «Родной дом» с книгами и любыми предметами, как-то связанными с культурой, стал опасным местом. Напуганные граждане, опасаясь, что хунвейбины ворвутся к ним и станут мучить, если найдут в доме «культуру», жгли свои книги или продавали их на макулатуру, уничтожали произведения искусства. Таким образом Мао удалось удалить культуру из миллионов китайских домов. Вне домашнего круга он тоже был близок к исполнению давней заветной мечты — стереть прошлое Китая из сознания своих подданных. Было разрушено большое количество исторических памятников — наглядных свидетельств великого прошлого нации, которым прежде удавалось избежать ненависти Мао. Так, в Пекине были снесены 4922 из 6843 памятников, которые в 1958 году еще были целы.
Кроме списка людей, существовал и список памятников, которые предполагалось сохранить, — это был короткий список. Мао хотел сохранить такие памятники, как ворота Тяньаньмыни. Запретный город и некоторые другие исторические памятники были взяты под охрану и закрыты; население таким образом было лишено доступа даже к небольшой уцелевшей части культурного наследия. Не обошла судьба ведущего китайского архитектора Лян Сычэна; он неосторожно заметил, что желание Мао видеть в Пекине «сплошные трубы» вызывает в воображении «ужасные картины, думать о которых невыносимо». Теперь его подвергали публичным унижениям и оскорблениям, на его дом устраивали набеги. Его коллекция книг была уничтожена, а его семья изгнана в одну крохотную комнатку с разбитыми окнами, где пол и стены временами покрывал лед. Лян долго болел и умер в 1972 году.
В противоположность распространенному мнению, большая часть разрушений происходила по указаниям властей, а не по инициативе молодежи. До 23 августа 1966 года, когда Мао упрекнул хунвейбинов в «излишней цивилизованности», вандализма по отношению к историческим памятникам не было совсем. Первая статуя — статуя Будды в Летнем дворце в Пекине — была разбита в тот же день, сразу после речи Мао. И всякий раз за разрушением значительного памятника наблюдали специалисты; наиболее ценные предметы изымались в пользу государства, а все остальное увозили в переплавку или на свалку.
Учрежденная Мао Группа по делам культурной революции издала приказ об осквернении жилища человека, само имя которого было символом китайской культуры, — Конфуция. Его дом-музей в Шаньдуне был очень богатым, так как поклониться Конфуцию приезжали императоры и художники. Одни заказывали памятники, другие преподносили музею в дар свои творения. Местным жителям было приказано разрушить музей, но они не спешили повиноваться. Тогда из Пекина направили хунвейбинов. Перед отъездом они приняли торжественное обещание, в котором говорилось, что мудрец был «врагом и соперником, способным погубить учение Мао Цзэдуна». Мао в самом деле ненавидел Конфуция, так как по его учению правитель должен заботиться о своих подданных. Как говорил Мао, «Конфуций — это гуманизм… или, говоря иначе, народоцентризм».
В процессе уничтожения культуры госпожа Мао также играла ключевую роль в качестве политического руководителя. Она позаботилась о том, чтобы при жизни Мао культура не могла возродиться. Благодаря ей в последнее десятилетие жизни Мао, вплоть до 1976 года, старые книги оставались запрещенными. В немногочисленных общедоступных книгах, которые вышли в этот период, почти на каждой странице можно было видеть цитаты Мао, выделенные жирным шрифтом. В это десятилетие появились, конечно, новые картины и песни, но все они преследовали идеологические цели и восхваляли Мао. Фактически к показу были разрешены только восемь «образцовых революционных представлений» и несколько фильмов, к созданию которых приложила руку сама госпожа Мао. Китай превратился в культурную пустыню.
