К концу 1958 года число крупных предприятий, ориентированных на выпуск военной продукции и находящихся в стадии строительства или монтажа оборудования, достигло ошеломительной цифры в 1639 объектов, и при этом лишь 28 из них были закончены и начали хоть что-то выпускать. Многие вообще так и не завершились по причине нехватки основных материалов, таких как сталь, цемент, уголь или электроэнергия. Сам правящий режим называл такие объекты «седобородыми старцами». Мао оказался единственным правителем в истории, который столь «эффективно» воспользовался предоставленными ему помощью и опытом.
Все это оборачивалось крахом самых заветных мечтаний Мао. Головоломная скорость индустриализации, заданная им, оказывалась губительной для качества и порождала долгосрочные проблемы, что, в свою очередь, становилось чумой, поражавшей военную промышленность в течение всего периода его правления. В Китае выпускались самолеты, которые не могли летать, танки, которые не могли двигаться по прямой (на одних учениях у танка заклинило управление, он развернулся и выстрелил по группе высокопоставленных наблюдателей), и корабли, которые представляли собой большую опасность для своего собственного экипажа, чем для врагов Китая. Когда Мао решил подарить вертолет вьетнамскому лидеру Хо Ши Мину, то представители завода, выпускавшего его, боялись, что он может разбиться, еще не долетев до границы.
Четырехлетний «большой скачок», по сути, стал грандиозной растратой как природных ресурсов, так и человеческих усилий целой страны, уникальной по своему масштабу в современном мире. Однако большая разница между режимом Мао и другими расточительными и неэффективными режимами состояла в том, что большинство из них ограбляли свое население после труда относительно низкой производительности и менее систематически, тогда как правление Мао сначала безжалостно выжимало из людей все силы, а затем проматывало плоды их труда.
Мао требовал от народа лихорадочного темпа работы, культивировал непрекращающееся соперничество, заставляя людей конкурировать друг с другом. Полуголодные и измотанные работой мужчины, женщины и дети должны были бегом таскать тяжелые корзины с землей, также бегом переносить с места на место другие тяжести, причем делать это в любую погоду, в палящий зной и в пронзительный холод. Крестьянам приходилось также бегом доставлять по горным тропам воду для полива полей, с раннего утра и до позднего вечера. Они должны были всю ночь напролет поддерживать огонь в бесполезных «домнах» на задворках своих дворов. Мао называл такой стиль работы «коммунистическим духом». Во время одного из своих срежиссированных выступлений 6 ноября 1958 года он заявил, что крестьяне не хотят устраивать перерывы для отдыха («даже если они чувствуют, что им надо отдохнуть, они не делают этого»), а затем проявил показное великодушие и объявил формулу оптимального рабочего дня: «С 1 января 1959 года будет так: гарантированные 8 часов сна, 4 часа на еду и перерывы, 2 часа политического просвещения [то есть идеологической обработки]… 8–4–2–10», причем 10 часов отводилось для работы. В том же самом щедром тоне он даровал и несколько выходных дней: два в месяц и пять выходных для женщин (на два больше того, что он первоначально думал разрешить).
На самом деле эта крошечная уступка частично была результатом докладов об эпидемиях, которые Мао воспринимал очень серьезно, не в последнюю очередь потому, что они отрицательно действовали на рабочую силу. Один доклад, который произвел на Мао особенно сильное действие, сообщал об эпидемии тифа поблизости от Пекина. Он потребовал «резко снизить заболеваемость» с тем, чтобы люди «могли каждый день ходить на работу».
Летом 1958 года Мао решил объединить все сельское население страны в новые большие подразделения, названные им «народными коммунами». Целью этого шага стало создание наболее эффективного управления рабским трудом. Он сам сказал в одной из речей, что крестьян, собранных в меньшее количество подразделений — более 26 тысяч по всей стране, «легче контролировать». Первая такая коммуна, «Чаяшан вэйсин» («Чаяшан спутник»), была организована в его образцовой провинции Хэнань. Ее устав, который Мао лично редактировал и пропагандировал как «Великое сокровище», делал каждый аспект личной жизни ее членов подконтрольным коммуне. Все входящие в коммуну 9369 хозяйств должны были передать коммуне «все свои земельные наделы… свои дома, скот и деревья». Ее члены должны были спать в общих спальнях, «в соответствии с принципами содействия производству и контролю». Устав предусматривал, что все дома должны быть «демонтированы», если «коммуна будет нуждаться в кирпичах, плитке или древесине». Жизнь каждого крестьянина должна была целиком посвящаться работе. В коммуне устанавливалась практически армейская дисциплина и та же трехъярусная организационная структура, что и в армии: коммуна, бригада, производственная команда (обычно деревня). Крестьянам позволялось иметь ничтожное количество наличных денег. Эти коммуны де-факто являлись лагерями рабского труда.
У Мао даже возникло намерение лишить людей имен и заменить их номерами. В Хэнани и в других образцовых регионах члены коммуны работали на полях с номерами, вышитыми у них на спине. Вообще мечтой Мао было лишить население в 550 миллионов китайских крестьян всего человеческого и сделать их чем-то вроде тяглового скота.
Чтобы обстановка в коммунах максимально приблизилась к лагерной, ее члены должны были принимать пищу в общих столовых. Крестьянам не только запретили есть у себя дома, их посуда пошла в фонд коммуны, а кухонные плиты были разрушены. Всеобщий контроль за питанием стал ужасающим оружием в руках государства, а урезание пайка — распространенной формой «легкого» наказания, которому низовые руководители могли подвергнуть любого, кого сочтут нужным.
Поскольку столовые располагались порой в часах ходьбы от тех мест, где люди жили или работали, многие старались поселиться поближе к местам расположения столовых. Там эти мужчины, женщины, дети и старики жили подобно животным, ютясь в любых возможных уголках, лишенные какого-либо подобия уединения или семейной жизни. Это также значительно усиливало риск распространения заболеваний. А тем временем их собственные дома, зачастую сделанные из глины и бамбука, будучи заброшенными, рассыпались либо же пускались на удобрения или на топливо для самодельных «домен». Когда Лю Шаоци весной 1961 года посетил с инспекцией район неподалеку от своей родной деревни, он узнал, что из ранее стоявших здесь 1415 жилищ осталось только 621 обветшавшее строение.
Утверждение Мао об избытках продуктов еще и иным способом увеличило страдания крестьян. Когда в коммунах были организованы столовые, многие низовые руководители позволяли крестьянам впервые как следует поесть. Но такое послабление продолжалось только пару месяцев и закончилось во многих районах дефицитом продовольствия и массовыми смертями к концу 1958 года. Три года спустя Мао с неохотой согласился на закрытие столовых. И снова — закрытие столовых, которые сами по себе стали весьма популярны, явилось столь же болезненным событием, как когда-то и их открытие, поскольку множеству крестьян, устроивших себе жилье поблизости от них, теперь некуда было возвращаться. Даже если их дома и сохранились, то в них не осталось ни печей, ни кухонной утвари.
Недоедание и непосильный труд быстро довели десятки миллионов крестьян до такой степени изнеможения, что они просто-напросто утратили физическую способность что-либо делать. Обнаружив, что одна из провинций просто раздает продовольствие тем, кто слишком слаб, чтобы работать, Мао положил этому конец, сказав: «Так не пойдет. Если им давать эту еду просто так, они ни за что не станут трудиться. Лучше сократить им наполовину основной рацион, так что когда они проголодаются, то постараются работать побольше».
Люди, которые управляли согнанными в коммуны крестьянами, являлись низовыми руководителями коммуны и членами партии. Зная, что если они дадут послабление превращенным в рабов крестьянам, то вскоре вместе с семьями пополнят ряды голодающих, многие из них восприняли отношение, высказанное одним человеком: люди по своей природе «рабы, которых надо бить, оскорблять или манить едой, чтобы заставить работать».
