В январе 1920 года умер отец Ян Кайхуэй. Мао был в Пекине, это была его вторая поездка, и он много времени проводил с семьей Ян. Именно тогда она полюбила его. Она писала:

«Отец умер! Мой любимый отец умер! Конечно, я очень опечалена. Но я чувствую, что смерть принесла ему облегчение, это умеряет мое горе.

Я не думала, что мне так повезет. У меня есть любимый человек. Я действительно люблю его всей душой. Я полюбила его после того, как многое узнала о нем, прочла его статьи и дневники… Но, даже любя его, я не выдавала своих чувств. Я была убеждена, что любовь находится в руках природы и я не должна самонадеянно требовать и добиваться ее…»

Ян демонстрировала сдержанность. Вскоре они расстались — Ян сопровождала гроб с телом отца в Чанша, где после похорон поступила в миссионерскую школу. Разлука лишь усилила ее чувства. Позднее она вспоминала: «Он написал мне множество писем, рассказывая о своей любви. Я все никак не могла поверить, что мне выпала такая удача. Если бы друг, знавший о его [Мао] чувствах, не рассказал мне о них, о том, что Мао несчастен из-за меня, я бы, наверное, на всю жизнь осталась одна. С того дня, когда я узнала об его истинных чувствах, у меня появилось новое ощущение. Я чувствовала, что живу не только для своей матери, но и для него… Я представляла себе, что, если бы однажды он умер и мать моя тоже покинула меня, я последовала бы за ним и умерла бы с ним!»

Когда позже в тот год Мао вернулся в Чанша, он и Ян сблизились. Мао жил при школе, где занимал пост директора, и Кайхуэй навещала его там. Но она никогда не оставалась на ночь. Они не были женаты, а на дворе стоял 1920 год, когда женщина и помыслить не могла о совместной жизни вне брака. Да и Мао не хотел связывать себя. 26 ноября в письме к другу он сердито писал: «По-моему, для всех мужчин и женщин брачные узы — это «союз насилия»… Я не собираюсь вступать в этот союз». Он предлагал создать «Союз сопротивления браку», говоря: «Даже если никто больше не присоединится ко мне, я создам свой собственный союз из одного человека».

Однажды ночью, когда Ян ушла, Мао не мог заснуть и написал стихи, начинавшиеся с таких строк:

Не без помощи этих стихов Мао удалось уговорить Кайхуэй остаться на ночь. Стены были сделаны из тонких досок, и некоторые жильцы пожаловались на парочку, предававшуюся страстной любви. Один из соседей Мао напомнил ему правило, согласно которому женам учителей запрещено было ночевать в школе. Но Мао был директором школы: он изменил правило и создал прецедент. Теперь супруги преподавателей могли оставаться в школах.

Для Кайхуэй остаться с Мао означало отдать ему всю себя. «Моя сила воли давно сдалась, — писала она, — и я позволила себе жить в любви. Я пришла к выводу: «Пусть Небо рухнет и Земля уйдет из-под ног! Пусть это будет конец!» Какой смысл был бы в моей жизни, если бы я не жила для матери и для него? Так я жила жизнью любви…»

Чувства Мао не были соразмерны с чувствами Кайхуэй, он продолжал встречаться с другими женщинами, в особенности со вдовствующей учительницей по имени Сиюн, которая была младше его на три года. Она оказывала Мао большую помощь, собирая средства для книжного магазина, поскольку некоторые из ее учеников были из богатых семей. Она и Мао путешествовали как пара.

Когда Кайхуэй узнала об этом, она была потрясена: «И вот однажды словно бомба взорвалась у меня над головой. По моей хрупкой жизни нанесли сокрушительный удар, который почти уничтожил ее!» Но она простила Мао. «Впрочем, таковы были мои чувства, когда я впервые услышала об этом. В конце концов, он не обычный человек. Она [Сиюн] любила его так страстно, что отдала бы ради него все. Он тоже любил ее, но он никогда бы не предал меня, и в конечном счете он действительно не предал меня». Судя по всему, Мао объяснил свою измену тем, что не был уверен в любви Кайхуэй. Она предпочла поверить ему: «…теперь крышки с его сердца и с моего сердца сняты. Я увидела его сердце, а он увидел мое. (Мы оба горды, я даже больше, и в то время, пока я делала все, чтобы он не заглянул в мое сердце и не увидел там любовь к нему, он начал сомневаться во мне, думая, что я не люблю его. Из-за своей гордости он не выдавал своих чувств. Только теперь мы по-настоящему поняли друг друга.) Мы стали ближе, чем когда-либо».

Кайхуэй переехала к Мао, а в конце 1920 года они поженились. В то время радикалы сторонились древних брачных ритуалов, скреплявших брак, а новая система регистрации еще не использовалась, так что не было даже формального свидетельства.

По случаю своего замужества Кайхуэй ушла из миссионерской школы. Увлечения Мао не стали достоянием прошлого, вскоре после свадьбы он завязал отношения сразу с двумя женщинами. Близкий друг Мао рассказал нам об этом, выводя пальцем на столе слово «бучжэнь», «неверный». Одной из подруг Мао была кузина Кайхуэй. Когда Кайхуэй стало известно об их связи, она, не сдержавшись, ударила кузину, но Кайхуэй не любила устраивать сцены и осталась верной Мао. Позже она со смирением писала: «Я узнала много всего и постепенно начала понимать его. Не только его, но человеческую натуру в целом. Человек, лишенный физических недостатков, обладает двумя особенностями. Одна — это сексуальное влечение, другая — эмоциональная потребность в любви. Мое отношение таково — пусть будет таким, каков он есть».

Кайхуэй вовсе не была традиционной китайской супругой, которой предписано было терпимо относиться к супружеской неверности мужа. Фактически она была феминисткой и позднее даже написала очерк, посвященный правам женщин: «Женщины — это человеческие существа, такие же, как мужчины… Сестры! Мы должны бороться за равенство мужчин и женщин и не должны позволять относиться к себе как к вещи».

В то время, когда Мао вступил во второй брак, Москва активизировала развертывание подрывной деятельности в Китае. Москва инициировала секретные учения китайской армии в Сибири и рассматривала возможность вооруженного вторжения в Китай, как до того предприняла неудачную попытку вторгнуться в Польшу. Одновременно создавалась крупнейшая разведывательная сеть в мире. В Шанхае уже был центр ИНО[3], другие ключевые города, включая Кантон и, разумеется, Пекин, наводнили многочисленные агенты, как гражданские, так и военные.

3 июня 1921 года прибыли новые высокопоставленные представители Москвы, оба скрывали свои фамилии под псевдонимами. Это были русский военный разведчик Никольский и голландец Маринг, занимавшийся агитацией и пропагандой в Голландской Восточной Индии. Эти два агента порекомендовали членам КПК в Шанхае созвать съезд, чтобы узаконить партию. В семь регионов страны, с которыми были налажены контакты, полетели письма с просьбой прислать по два делегата. К каждому письму прилагалось по 200 юаней на дорогу до Шанхая. Одно из таких приглашений и деньги получил Мао в Чанша. Две сотни юаней почти равнялись его учительской зарплате за два года — сумма куда большая, чем требовалось для поездки. Это была первая из известных сумм, полученных Мао из Москвы.

В качестве своего спутника Мао выбрал сорокапятилетнего товарища по имени Хэ Шухэн. Вечером 29 июня они в непогоду тайно отплыли из Чанша на маленьком пароходике, не позволив друзьям проводить их. Хотя в стране не было закона, запрещающего коммунистическую деятельность, у них были причины затаиться — то, во что они ввязались, требовало соблюдения конспирации — заговор с целью создания организации, финансируемой из-за рубежа, для противозаконного захвата власти.