Об оружии и мужей умении расскажу вам сармацких
И подавленную надменность великих сил крестоносских
Которую Бог уничтожает и покорность, которую любит,
Тихих на престол сажает, пышных с царствами губит.
Князь Витулт и Ягелло, этот король законный, святой,
Видя мастера прусского плохой замысел высокомерный,
Что хотел Польшу, и Литву до грунта истребить
И в их отчизнах надменный свой Орден осадить.
Разослал сразу же король письма-плетенки, кричат те на войну,
Дабы все, уезды собрались вооруженные
Дабы мощь мощью отбили и отчизну милую
Освободили из пасти крестоносской своей силой.
Сразу же все воеводства начали готовиться,
Панцири, задеревенелые и оружие шаровать,
Звучат станки, молоты латников, слесаря
Щиты, копия, с треском готовят маляры. [224]
И шляхтичи тоже польские, что в Венгрии жили
Видя, что Зигмунт, их король, предстает с крестоносцами
Вышли прочь, чувствуя себя законными поляками.
Пришли к королю, презрев предоставленные волости
Для отчизны своей Польши, врожденной любви.
Там же архиепископа
[252] в Польше, гнезненского
Поставил и сдал ему власть престола королевского.
Бецкой, щижицкой шляхте
[253] от венгров оборону
Поручил. Так укрепил со всех сторон Корону.
И сам в Слупе
[254] , городке, два дня отдыхал,
Где Бога регулярно, с большим жалостью призывал,
В костеле целый день молясь,
И вечером лишь еды немного употребляя.
Потом под Червенском через Вислу
[255] с войсками
Через мост из лодок переправился, с орудиями, лагерями,
В этот же день Витулт с Литвой и с татарами своими
Притянулся и с ордами двумя заволжскими.
Заволжскими, которыхгод средствами своими содержал,
Там же их сам королю танцем показывал.
Литву тоже наготове красиво построил свою,
Казаков разделив с гусарами на три.
При них епископы, войска и польские молодые господа,
На день Петра и Павла, святых, съехали
Королю и отчизне, честь свою обещали.
Из Червенска прямо в прусские тянулись волости
Где татары с Литвой без малейшейразницы,
Что им подворачивалось, секли и палили
И костел со святостями в Лудберге ограбили. [224v]
Потому Витулт с Ягеллом сразу же таких покарали,
И двух самых виноватых литовцев для порядка сдали.
И эти сами повеситься, на дереве, должны были
Этим другие устрашенные уже разлагаться не смели.
Двинувшись от Вукры
[258] , стали в равнине,
В поле Тужим
[259] , которое кровью прусской и сегодня слывет.
Там сам король, построив войска в ровном поле
Взял хоругвь коронную, вздыхая от плача,
Развернул ее и сказал так: «Ах, Всемогущий Боже,
Перед тобой плохое, хорошее дело скрытым быть не может,
Который сам мысли человеческие при скрытости познаешь,
Добрым добрую расплату, злым же злую отдаешь!
Ты сам знаешь сердце мое, знаешь его скрытости,
Знаешь что не мыслил войну эту взнести из-за упрямства,
И особенно с христианами этими заблуждающимися,
Которые меня побудили обидами великими.
Ты знаешь совет, мысль и охоту мою к миру,
Что я уходил с кровавого боя со всех сил.
Уже бы был рад откупить миром эту войну,
Хоть нам обида, и мести причины достойные.
Когда бы хотели надменные рыцари ордена
Надменности прекратить, как польские давние служилые.
Но ненасытной жадностью уже своей
Привели меня, что должен оружием отбить оружие.
Не мог их покорством упросить терпеливым,
Начали против меня войну, надменные, азартные,
Потому этот люд, который дал мне в оборону. Господь,
Пусть сегодня под крылья твоего покровительства станет.
Изволь их сам со мной, оружием, ибо уже в имя Твое
Разворачиваю это хоругвь с орлом, Господь, свою.
Ты справедливую сторону рассуди, кто причиной
Есть войне, изволь ему в этой крови дать разлитой вину!» [225]
Когда это король говорил с плачем, все тоже плакали.
Также Витолт и князьями из Мазовша делали
Богу освидетельствуясь, потом слезы отерли,
И хоругви из уездов всех распростерли.
Зындрам Машковский войсками руководил коронными,
Ян Жарновский
[260] , чех, правил солдатами посторонними.
Литву, Иван Жедзевил
[261] и Ян Гаштольт вели
Татары побочной обороной засели.
Затем от Дрвенцы вверх под Дзялдов тянулись
И там таинство Господнее набожно приняли.
В день святых Разосланников
[262] потом пустились
И у веси Грюнвальд шатры разбили.
Было поле широкое, дубравами вокруг
Опоясанное. Холмики зеленые, весело
Стали, кривыми в середине рвы раздвоенные,
На этом лагеря наших были положены.
Король в шатре мессу слушал с внутренними слезами
Так что небо сковал своими молитвами.
И уже по равным полям войска равные были
Построенными, и оружие от солнца светилось,
Кони, ржут в одеялах красивых как рисованные
И на оруженосцах шелковые одежды, вышитые.
Все волосы стриженые штурмаками покрыли,
За комтурами копья со знаками носили,
Витолт войска объезжает свои и осматривает.
Вот огромные войска уже ведут крестоносцы.
Огромные, ибо от оружия поле светилось,
И солнцем, лучами блеск от них шел.
Хоругви, развернутые, первая с белым крестом,
И орлом в золотом поле, вторая с белым узором
Красная, на третьей лев в белом поле суровый.
В четвертой орел двуглавый, расширив ноги, [225v]
Других пятьдесят один разных гербов было,
Даже от них все поле грюнвальдское светилось.
Таратан, таратан, таратан, таратан, отовсюду звучало,
И бубны грохотом громким уши заглушали.
Это тревогу видя, Витулт на скаку к королю бежал,
Который, крестом молясь, перед алтарем лежал.
«Что делаешь? Эй, перебог! Покинь уже этих идолов!
Ждешь ли, чтобы пастыри прусскую мощь победили?»
Так его пристыдил. Святой король не прервал молитву
Лишь после мессы, результат поручая битвы Богу.
Машковский поляков, Витулт Литву, подготовил,
И на правый фланг войска литовские поставил.
И сорок хоругвей своих развернули
И с ними смолян
[263] , полочан прибавил с татарами.
И поляки левый фланг от Литвы держали,
Пять десятков тоже хоругви своих развернули
Крепчайших выставив вооруженных на чело,
«Бога Матерь» все крикнули весело.
Так Литва с поляками, аппетит и руки имея,
Встали и знак трубы к битве ожидали.
Сердце в огромных мужах скачет ко встрече
И бессмертной славы мужеством получения.
И король еще молился. Они, не ожидая
Выезжали, на поединок немцев вызывая.
Король после мессы сел на коня турецкого темногнедого
Если его в то время видел, сказал бы: Гектор истинный.
Князя в лагерь отослал, и после этого в эти слова
Ко всем рыцарям была его речь:
«Сейчас, сейчас нужно, о, славные мужи,
Отчизне милой оружием, как собственные сыновья.
Сейчас, сейчас подтвердить имеете свои свободы
И отомстить за несносные оные мучения, [226]
Которые нам плохие безбожные крестоносцы делали
И отчизну вашей честью силой взяли».
Едва это король произнес и посмотрел,
Два посла, от мастера громко приехали.
Один короля римского имел орла черного
В щите, другой князя с графом штетинского
[264] .
Мечи, оба держа, сказали: «Мастер наш, король, тебя
С братом твоим спасает оружием в этой нужде.
Два меча через нас прислал, дабы собой не тревожился
И оружие ко встрече смелой надел,
И если тесным поле кажется, уступить своего,
В котором бою докажешь в нем предпринятое».
Король взял меч, говоря: «Хоть у меня довольно оружия,
Но и за этот дар брат мой со мной поклонится.
Благодарю за подарок, а что касается поля,
Это Богу своему поручаю». После этого глаза со слез
Отреши, говорил в бубны, в трубы дать знак войны.
Сам отступил между войск польских в середину
Сейчас уже знайте, стих[r] мой, сударыни из Геликона,
Вспомните музу, которую побеждала сторона,
Которые рыцари, мужественные умения показали
Вам это Бог сам вспомнить дал, мы у вас добыли
Вспомните Музу, Литва, что передом появилась
С татарами, и в строгий бой с немцами вступила.
«Божья Матерь» наши, немцы «Дастихт» кричат,
От пушек, бубнов, труб треск, крик, оружия дрязг, кони
Ржут, немцы, что выше стояли, из двух пушек ударили
Но ни в кого в войсках польских не попали.
Литва тем смелей к ним с окриком нажала
Что даже кони с конями боками терлись.
Витулт сам между Литвой там и там снует,
Приказывает и строи, крича, поправляет. [226v]
Грохот страшный, как будто Содом горел,
Где, дом о дом, башня о башню, летя, разбиваются.
Секутся вместе, немцы оружием побеждают
Татары же с Литвой из луков им сопротивляются,
Конные под ними портят, и который что целится
Во фланг ли, в чело ли, но даром не бьет.
Страшный отовсюду несется хруст и грохот от оружия
Солдат тоже, раздерши все горла свои,
Кричат, гудят, и раненные под конями стонут,
Другие на карачках уже без сил ползут.
Битва с обеих сторон равная пол часа продолжалась,
И Фортуна сомнительная там и сам летала.
Пылится пыл в небо с порохов сдвинутых
Камнями, и Марс раскаляет страсть в мужах заведенных,
Аж Литва отступила поле как на стаю.
Витулт сам на них кричит, прося, других ругает.
Но вооруженным немцам ручной битвы не выстояли
Только из луков войска их с фланга кромсали.
Часть их в поле рассыпалась аж до самой Литвы,
Говоря о поражении в битве с нашей стороны.
Смоляне с виблянами чисто воспротивились,
С вильновцами, и литовскую славу поправили.
Под тремя хоругвями с флангов ударили,
И крестоносские боевые войска инстинктом прорвали,
Чем большую часть от славы взяли бессмертной,
Помогая полякам по честности вечной.
Но чех Жарновский, рассыпался сразу с иностранцами,
В первой встрече имел предательство, заговор с немцами
Потому хоругвь королевскую немцы мощью взяли
Но ее сразу же поляки, прибавив, отняли [227]
Труба
[265] , подканцлер, ввел из лагеря войска новые
Встретил в лесу с Жарновским, чехом, где словами
Огромными их пристыдил, что веру предали,
Чехи Жарновского как виновного сдали.
Так вернуться должны были назад к полякам
И приходом своим напугали очень крестоносцев
Ибо думали, что войска новые прибывали
Полякам, так от страха ляжки им дрожали.
Там бы видел новое дело этой войны,
Когда ударил немцам во фланг польский отряд
Смоляне, хоть один отряд (полк) своих потеряли
Однако в двух войсках с поляками побратались.
Били, секли крестоносцев с грохотом, как когда эта
Башня большая упала из-за ветра.
Шум, крик и гром от оружия, вновь встал страшный
И Феб уже пол неба объехал ясный.
В этом несколько десятков прусских комтуров погибло
После чего немцы рассыпались. Источник кровью тек,
И наши их гнали бья, коля, сеча,
И благороднейших, крючками повязав, волочили.
Радуга тоже с разноцветным показалась луком,
И дождь благодарный спустила, за которого гулом
Пыль утихла. Нашим трудно было
Гнать немцев по холоду, когда ветер повевал так мило.
Мгла также, от пороха вся за дождем встала.
Что ранее удирающих немцев заслоняла.
Наши их хребты кололи длинными деревьями
Что из них внутренности следом падали с черевами.
Второй отряд наступил крестоносский, так вновь
Летят пули, ружейные, литого свинца, [227v]
Свищут и густые стрелы, звучат шпаги и мечи,
И пот ручьем и кровь убитых мужей течет.
Там Скарбек штетинского князя взял в плен, смелый
[266] ,
Который недавно с Грифом своим был наглый.
Отряд немецкий хромал, и наши их били
Кнехтские по местности, как волки выли
Третий отряд большой, в котором был сам мастер с комтурами
Шестнадцать имел хоругвей и с разными рисунками
Пришел, и вновь войну в четвертый раз начал,
Что даже пламя от трещащих огней везде светило.
Король Ягелл хотел рукой своей попробовать битву
Скакал на коне блестящем, украшенный оружием
Но его Миклаш Келбаса
[267] , командир, сдержал,
И с Олесницким
[268] при нем охрану вооруженную приствил
Хоругвь тоже, где король стоял, для знака закрыли.
И после этого пятерых наши комтуров затоптали
Которые имели войска под своим командованием.
Так трупы везде кнехтов лежали, как лава. В этом граф
Дыпольд Кикежиц
[269] , рыцарь опоясанный,
Весь от головы до ног в оружие одетый
Пояс золотой через плечо, белый капюшон имея
Дрался к королю, войска польские пробивая.
Уже близко к королю подошел и дерево на него занес,
Король тоже думал, ответный укол нанести
Збигнев Олесницкий упредил его деревом
И упал тот с коня, и кишки из него вышли с черевами.
И когда ему шлем открыли, сам его король ударил,
Говоря: «От того умрешь, на кого мерил,
Мужественного мужа мужественный муж мечом погибнешь,
А что тебя сам король убил, смертью мужественной будешь слыть» [228]
Телохранители его добили. После этого немцы бегут,
Удирая, по полям трупов кучи лежат.
Мастера Ульриха простой телохранитель копьем перешил,
Который оно мечами надменно короля утешал.
Скшининский
[270] его цепь с крестом принес золотую
К королю, отняв его у графа с регалиями.
Мастер валяется, ограбленный труп озябший лежит,
И кровь бьет ручьем с теплой душой бежит,
С душой, которая много душ в тот мир послала
Надменностью своей. Сама тоже их следомлетела.
Вернер Тетингер, комтур, в лес удрал наглый
Другие взяли укрепленные лагерей валы,
Которые были палисадами вокруг обтыканы
И цепями возы с возами связаны.
Наши, разорвав это, секли их как скот,
Так в свои, которые плели сами, силки попали Неми
Из лагерей их кровь текла, текла надменная она.
Вся грюнвальдская волость кровью была окроплена.
Король тоже, рассекая кубки вина найденные
Говорил, помня хитрость, Темирином придуманную.
Темирин, которая Цируса убила,
И голову его отрубленную в кровь омочила,
Говоря: «Пей кровь, которой стремился насытиться».
Так и крестоносцев лагерь не мог насытиться.
Комтура мевенского
[271] литовец какой-то стрелой
Убил, который отсоветовал ему войну постоянно.
Так комтуров первых триста с мастером легло,
Пятьдесят тысяч убитых, и даже источник крови бежал.
Штетинские, Олесницкие
[272] и Керчдор, князья
[273] в плен Взятые.
При них чешские, крестоносские господа. [228v]
Саксонских, рейнских, лифляндских, прусских и лузацких
Фризских, швабских, моравских, чешских немцев
И из их надменных лагерей сокровищ награбили.
Пленных четырнадцать как скот гнали
И хоругвей пять десятков и одну добыли.
Они сегодня в Кракове весят на замке, в костеле,
Понимай, что под каждой людей были много
Ибо сто сорок тысяч неприятелей было,
Которых надменное сердце так сговорилось
Выбить, высечь, уничтожить и их, истребить,
Польские, русские, литовские и немцев посадить
Нашли полотен со смолой много полных возов,
На наших приготовленных цепей, канатов.
Бог всегда надменность карает, так что сами те пута
И цепи носили в Польше, покойники.
Господ всех в Польшу послал в тюрьмы,
Только двух комтуров взял Витолт на казнь.
Что всемерно под Kовном мать срамили его.
На несколько их миль наши гнали, догоняя
И они удирали, пыль с ног сбрасывая.
Другие тоже в ней вспотели, побросали оружие
И оружие, и другой из болотной смотрел, бедняга, топи.
Страх им в кости проникал, один их сто гнал.
Аж Феб золотым возом в океан склонился,
У Озера Болотного несколько их рот было,
Пеших кнехтов в пуще просторной скрылось.
Блеск их от оружия выдал, наши прискакали к немцам,
Когда те демаскировались, и всех побили. [229]
И другие добровольно руки подавали
К вязанию и оружие от себя метали.
Так их к королю гнали, Витулт тоже татар
Пустил разорять волости, что их обычай старый.
Затем король говорил трубой знак выдать мира
И солдат отзывать от жадного боя.
Ибо уже достаточно крови земля достаточно напилась,
И вином рассеченным как река текла.
Принесено к королю хоругви с пушками
От богатых лагерей большими трофеями.
Король Заслуженных наделяет вознаграждением рыцарей
Полно золота и серебра, одежд, оружия, пушек, панцирей.
Король пленных других пустил, обещанием обязав,
Благороднейших в тюрьмы, в замки разослав.
Гонцы разошлись по Польше с весельем,
Говоря победу над неприятелем
Игры, танцы, крик, что даже земля и воздухдрожали.
Во всех костелах, везде, Tе dеum пелось
Hоnоr, lаus еt glоriа Dео повторяли.
Потом немцы из Мальборка грустные приехали,
К королю, и похороны покорно хотели
[276]Мужам убитым, и особенно с комтурами мастеру,
И передовому господ немецких сбору
К которым так хороший король сказал короткими словами,
Что я всегда с вами к согласию готов,
Тогда бы рад и сейчас этим жизнь подарил,
Который по той причине Марс кровавый поубивал.
Плач вздыхал, крестоносцев побитых жалея,
Приключения, смерть, переменчивость, фортуны уважая [229v]
После этого тело мастера на Мальборк отвезено было
И убитые комтуры где были погребены.
Так этой славной победой Литву и поляков
Бог сам украсить изволил, что побили крестоносцев,
Побили и князей их, и лагеря твердые
Взяли, и гетманов повязали надменных.
Польских шляхтичей только два передних погибло,
Якубовский с Чулицким, которых вспомнить мило,
Что, мужественно за отчизну борясь, горло дали
Потомков к тому же будя в славе вздорожали.
Из Литвы и из Руси много бояр осталось,
Так как их войско раньше поляков втянулось в бой.
Пусть имеют благодарность умений, пока Феб круг
Солнечный будет возить весело.
