Монтвил, князь жмудский, бдительный в своем правлении,
Пользу государства своего охранял повсюду.
Ибо для рыцарского был рожден дела,
И военную с детства любил забаву.
Голод, холод, нищета, труд, зимы, недосыпание
Переносил и просто любил одеваться.
Сам часто стражи ночные в войсках поднимал,
На деяния мужественные смотрел, более достойных любил.
И при этом правлении до седыхлет
Лицо борозды пропахали и чело сморщилось,
Викинтом и Неменом, сынами, правил
И на русские земли часто указывал.
Но когда под Полоцком Русь их победила,
Где Немен, сын его, лег и с ним Литвы сила,
Викинт едва спасся, и грустная новость
О смерти милого сына Монтвила пекла.
Подобно как львица своих щенят потерей
Встревоженная, в жалобном плаче рыкает,
Грызет, в сердце ая жестокой тоской,
И опечаленная с силой и запалом
Угрюмо там и там взором суровым метает,
Злодея своего ища, лес невинный сечет.
Поступает, как медведь гневный, и наивно,
Ломает, грызет, аж пена из пасти течет.
Так Монтвил, сына своего смертью огорченный,
Думал, как бы отомстить за неизлечимую рану.
И собрал войско большое, всей Жмуди силу,[110v]
К тому Литву присоединил, побратимов милых,
Желая русские княжества разорить и отомстить за свои потери,
И фундамент мощнейший свободы укрепить.
Во главе этого войска поставил третьего сына,
Эрдзивила, дабы шел к Новогрудку,
Дабы отомстил Руси за смерть Неменову,
Так как в то время много внутренних неурядиц было на Руси,
Ибо князья войну между собой вели,
И собственным мечом друг друга поубивали.
Татары вскоре половцев изгнали,
Из тех полей, где сейчас живут, и собравшись,
Вдоль и поперек русские государства разгромили,
И князей их большую часть подчинили.
Это Монтвилу решимости тем более прибавило,
Что ему счастье время верное для удара на Русь указало.
После чего бы с себя ярмо сбросить мог и за потери
Отомстить, и милую получить свободу,
Сразу Эрдзивил, мужественного отца мужественное племя,
Покрыв шлемом перистым свое темя,
Сайдак повесил с плеча, и формой кривого
Орчика, саблю пристегнул к боку левому.
В зубра шкуру поверх лосиной как в оружие одетый
Выбрал себе отважных, известных гетманов:
Из герба Колумнов – Грумпа, мужа остроумного,
И к битве охотного.
Другого же Эуксиса
[180] , из Урсинов рода.
Тот с рыцарством пребывал на Руси смолоду.
Как Улисс знал, как бой вести и не сбиваться в кучи,
И как неприятеля хитростью обходить. [111]
Знал гадание на внутренностях животных, знал еще голоса птичьи,
И по звездам идти мог через густые леса;
Знал, как, когда и где людей в засаде оставить,
И разгромленные войска в деле поставить.
Третьего, из герба розы, Гравса уважаемого
Назначил вождем войск своих, рыцаря мужественного,
Который сам бой начать и стоять во главе
Привык, в дуэли открытой встречаться смело.
Этому шкура медвежья грубая хребет накрывала,
И правая рука булаву носила.
Грумпис же, зубра шкурой хорошо защищенный,
Одел железный нашейник, скрепками соединенный.
Эйскис, Урсинус волком одели серым головы,
И копье длинное в руки и стрелы готовые взяли.
Готовые, ибо во что угодно как цель определенную примерил,
Или из самострела, или из лука туда точно ударил.
Так, когда Эрдзивил назначил по своей воле вождя,
Разослал стражей на каждую перед ним простирающуюся дорогу.
И сразу же со Жмуди, из Литвы рыцарство взяв,
Двинулся за Вилию, с отцом попрощавшись,
Народ же, из врожденной к отчизне любви,
Одни, другие желая русской добычи,
Собрались из разных мест лесных к войску,
Так, что их мог приравнять, кто видел, ко Ксерксу,
Ибо из Литвы, Жмуди на свою погибель
Шли, в самих грабежах видя награду.
С ними Латвия, курляндцы, старые пруссы, ятвяги
Так как были одним народом. [111v]
В лесах их не видно было, но как в поле
Вышли в широкое, и стали в круг
Построенные, выли как пчелиный рой,
И на всех одинаковое увидел бы оружие.
Оружие, шкуры исправные мускулистых зубров,
Или лосей, прикрыли хребет от головы,
Другие в волчьи, третьи же в оленьи шкуры
И в медвежьи оделись, кто как мог.
На лоб голову звериную надвинули,
Зевающую зубами, как будто победил
Геркулес льва бледно-желтого. Сегодня так не покажут
Юноши отваги свои, хоть промедление угнетает.
Насмотрелся бы также на узоры дивные,
Седла из дуба, муштук из лыка плетенного.
На часть упряжи – медвежьи, сшитые, перевешенные лапы,
Увидев это, старые кони удирали.
Луки из дуба кривого, опаленные пики,
Другие рогатку кривую вьют из лыка.
Иные кривые к пикам косы привязывают,
И на саблю, зубья другие для пахоты куют.
Одни из луков, другие из самострелов, третьи прутиками стреляют,
И колеса в кочующем лагере разно скрипят.
Крик, гул, треск, шум, где идут, и эхо по лесу,
Отзываясь голосом на голос, под небо несется.
В обуви все из лыка, вся одежда из лыка,
Как журавли осенью строятся с криком,
Чувствую Борея зиму седую,
И Эол двигает морозную скалу.[112]
Мысли в теплый крайлететь нагромождаются кучей,
И так неровным строем из холодных сторонлетят.
И взлетев к небу, хриплыми голосами
Кричат, длинными фехтуя носами.
Гул в воздухе, когда «гру кру гру» повторяют,
И шумными крыльями облака разгоняют,
Или как саранча, когда ее уже не страшат снега,
Войсками на пастбища сразу же нападает
Синие облака затмят, однако покрикивая,
«Как ка ка» повторяют, с шумом крыльями хлопая.
Таким ровным литовский был поход,
Ka, kеips, ku, kur, kurуs
[181] – как, где, чем, – весь рассказ.
Когда раньше себе отмечали переселения,
В Руси так употребляли в ходе беседы.
В трубы долгие «ту ту ру, тутутту» дули,
И Латвия «еру еру» как волки блеяли.
И когда над Вилией так шли,
Недолго, как перейти на тот берег, советовались.
Мускулистые колоды свалили, скрутили веревками,
Подобие мосты сделали и переправились войска.
Там же Эрдзивил, уже будучи на русском берегу,
Отряды готовил для скорого дела.
Разделив их на три отряда с гетманами во главе,
Сам вперед шел, за собой зовя товарищей, братьев.
Уговорами каждого к мужеству побуждает,
Других обещаниями и славой увлекает.
Сулит им и свободу, и милые привилегии,
Как славный вождь.
За работу достойную награду.[112v]
Так идут в русские волости, где Неман течет,
У Птолемея именем Кроносис
[182] зовется.
Оттуда под Новогрудок, веря в свои силы
Пришли, который от Немана за четыре мили лежит.
Тот в то время стоял пустой, татарами разграбленный,
Но, чтобы холм стенами городскими был украшен,
Оправил его Эрдзивил, стены построил,
И стены возведя, дворец там построил.
Там же столицы княжества своего фундамент заложил,
И Русь-христиан уже более не тревожил.
Приняв их в подданство, по-человечески ими правил,
Чем больше, нежели мечом, вере ихвоздал честь.
И заселив замок Литвой для защиты,
Если бы злой татарин пришел в русские стороны,
Сам с войском шел дальше, не веля разрушать
Волости и христиан покорных убивать.
Так все новгородское княжество занял почти что,
Когда для всех отцом стал милостивым.
Когда ночевал там, где Мереч в Неман впадает,
Увидев холм красивый, замок там выстроил.
Волость взяв в подданство, Литву там поселил,
А сам на запад дальше со своим войском пошел.
И нашел гору красивую и холм высокий,
Который Немен омывает глубокий.
Там тоже город, который Гродном назвал, построил,
И Руси, что в тех волостях жила, честь воздал.
В Гродне часть своих литовских солдат оставил,
Для обороны, а сам за Немен переправился.
Не тратил время зря, видя, что ласково
Счастье ему служило в предпринятом деле.
Шел так без отпора аж над Нарев болотный,
Ибо ему Русь подчинялась охотно. [113]
Переплыв реку Нарев, шел в ую сторону,
Нашел Брест, Дрогичин, Брянск, Мельник, разоренными
Татарским нашествием, и люд, угнанный в плен,
Волости русские разграбленные, иные разрушенные,
Страны опустошенные, медом и хлебом богатые.
Эрдзивил в Бресте город построил вновь,
Оказав материальную первую помощь,
Мельник тоже, Дрогичин и Брянск оправил,
И поврежденные башни и дыры залатал.
Также в Сураже поступил, Кобрин основал.
Так русские страны опустошенные вновь отстроил,
И почти отцом отчизны может быть назван
Этот литовец, так как русский народ, столь униженный
Возродил, подобно тому, как благодаря метанию камней тот
Девликалион мир обновил и народ воскресил на нем.
И когда уже Эрдивил вскоре русскими княжествами овладел
Вместе с Подляшьем, все замки литовскими солдатами заполнил,
И под крылья свои Русь собрал,
Что ему все присягнули в подданстве и вере,
А он им соблюдать законы старые приказал.
В Новогродке жил, столице русской, головой,
Имея против татар оборону готовую,
Волковыск и Мстиголов также вновь выстроил,
Так как там суровый татарин все с землей сравнял.
Так с этой стороны Вилии на Руси все земли
Эрдивил заселил, до Немана и Нарева.[113v]
Монтвилу, отцу своему, послал большие дары,
Князю жмудскому, который в то время, будучи старым,
О счастье сына услышав, воздал долг телом своим,
И душа к Харону полетела на переправу.
Викинт, сын средний, после него взял Жмудь под свою руку,
Не предал отца в деле, как потомство законное.
Эрдивил, брат, уступил ему часть из любви своей,
Ибо его счастье на Руси наградило за троих.
И, платя солдатам заслуженным хорошо,
Дал, что кому надлежало, согласно сословию, щедро.
Так из Литвы он весь свой род на Русь переселил,
Которыйна эту войну русскую вывел.
С Русью покумились, девок их в жены
Беря, но над русаками имели первенство.
Которым раньше служили, те им честь воздавали.
Странная перемена – господами слуги правили.
