Король, сделав все порядочно, в Кракове, Малой Польше, и в родной Литве, двигался в середину поста в Великую Польшу с королевой Ядвигой и с войском для успокоения распрей Домараты, старосты, и Винцентия, воеводы, вспыливших, которых сразу же своим приездом усмирил. Предметы костельные, разбоем в межкоролевье разграбленные, прежним владельцам вернул; Бартоша Козминского, своеволием и разбойничеством и грабежом питающегося, из королевства выгнал, и Одаленов, замок его, взял, а когда в Гнезно приехал и там несколько недель жил. У землепашцам волостей духовных, которые не хотели обязательное пропитание ему давать, приказывал брать силой скот, и бить по обычаю литовскому. И когда его королева просила, дабы этого обычая в Польшу не приносил, [199v] и у подданных бедных силой имущество не отбирал, сказал Ягелло: «Вот имеют свой скот, пусть себе, возьмут». Королева на это ответила: «Скот им вернуть мясом, но слезу и плач их кто им вернет и возместить может?» Действительно святой, и памяти достойной богобоязливой королевы пословица. Вот так тогда король в это время все ущербные распри и мятежи внутренние умеренно и мирно усмирил.

В году от спасенного рождения господа Христа 1387, в начале зимы Владислав Ягелло, король польский, не желая, дабы отчизна его Литва далее в ошибке была, отправился в Литву с молодой королевой, взяв с собой архиепископа гнезненского Бодзенту и Яна, епископа краковского и других духовных немало.

При нем тоже ехали князья: Ян, Семовит мазовецкие, Конрад олесницкий, Бартош из Визенборга, воевода познаньский, Кристин, сондецкий и Николай, вислицкий, каштеляны: Заклика, канцлер, и Николай Москоровский, подканцелярий коронный, Спытек, подкоморий, и других много. Так тогда король Ягелло сейм главный в Вильне собрал после вступительного Воскресенья, на который князья литовские съехались: Скиргайло троцкий, Витулт гродненский, Владимир киевский, Корыбут новгородский братья королевские, и много господ, бояр и народа. Там советовались вместе о внедрении веры христианской и искоренении мерзкого идолопоклонства. Там же, в Вильне, все, что были, язычники на этом съезде, все покрестились, и потом король, ездя от земли к земле, говорил [200] сходить люду простому на крещение святое в главные города. Для лучшей охоты их накупил в Польше сукна белого очень много, в которое их и ко крещению было облачено и которое было подарено им каждому. И так со всех сторон это язычество шло на крещение, слыша о свободе королевской, ибо другие не так из-за крещения, как из-за сукна шли, когда же до этого только в рубашках, и в шкурах звериных ходили, и одежд других не имели, кроме тех, что в Польше казачеством ограбили. И чтобы с крещением быстрее решали, на несколько подразделений были разделены, и имена каждому подразделению либо общине водой их священной кропя отдельно, были даваемы, ибо если бы их по одиночке крестить пришлось, бесконечная работа была бы, но этой общине Стануль, другой Лаврин, Матилус, Сцепулим, Петрук, Янулис и т.д. Также и белыми головами приказано было стать, одной общине Екатерина, другой Ядзулла, и другой Анна, пока их хватало. И по этому обычаю окрещено их в это время в Литве на разных местах около тридцати тысяч, кроме тех, что до этого в Вильне на сейме и в Кракове окрещены были, и кроме шляхты и бояр, которым для почета отдельное крещение устроено было.

Семь парафий Ягеллового основания в Литве: первая в Вилькомирии, в Мисоголе, в Неменчине, в Медниках, в Креве, в Обольцах и в Гайне, которые Ядвига, королева, щедро из казны своей профинансировала.

А на епископство виленское Андрея Василена, польского шляхтича из герба Ястшембцов, ордена францисканцев, [201] Елизаветы, королевы венгерской исповедника, положил, а Доброгоста, познанского епископа, послал к Урбану, папе, о послушании ему своем говоря и Великого княжества Литовского, отчизны своей, в веру христианскую повсеместного приходе. Постановил также, дабы русинам с католиками не годилось в брак вступать, прежде чем руска или русин в римский костел вступили бы. И, послав королеву в Польшу, в Полоцк и в Витебск ехал, где распри вспыхнувшие усмирив, в Вильно вернулся, и Скиргела, брата, князя троцкого, на своем место на Великое княжество Литовское положил. Сестру Александруна Семовита, мазовецкого князя младшего, выдал и свадьбу с большими расходами в Вильне отметил. Потом в Польшу и на Львов въеха, лгде Петра, волошского Господаря, по обычаю чести в оборону принял, а воеводу сендомирского, Креслава, на Луцке поставил. И когда король приехал в Краков, то погневался на королеву, подозревая в измене так сильно, что едва не дошло до развода, но господа удержали. И чтобы король таких дел осведомителя выдал, очень хлопотали.

Назначен был тогда Гневош, подкоморий краковский, который святую королеву посмел обвинить и опозорить перед королем, якобы она в его отсутствие с Гвилелем ракуским несколько дней общалась, который был якобы вновь в Кракове тайно.

Потому королева присягой королю от этого открестилась, а господин Гневош, что повести своей не мог ни опровергнуть, ни доказать, за такой поступок должен был под лавой явно, голосом большим как пес лая брать слова обратно и признавать, что лгал и лаял как пес. Так потом любовь супружеская между королем и королевой была укреплена. [201v]