— Елена, дорогая!
— Иван Маркелович? Добрый вечер, — спасибо, что подошел со спины — я успела взять себя в руки и натянуть улыбку. Поворачивалась я уже не испуганной застывшей статуей, а с вполне приличным лицом.
— Рада вас видеть!
— Иван Маркелович! Какой приятный сюрприз!
— О, да, моя дорогая Елена, Вы превосходно выглядите, настоящая царица ведьм.
— Благодарю.
— А где же мой охламон? — еле успела сдержать резкий вдох — как можно о собственном сыне прилюдно так?
— Приболел, — милым голоском пропела я, — позвольте представить, лорд Грей, первый Советник министра магии. Лорд Грей, это отец Алексея, Иван Маркелович.
— Наслышан, — отозвался Иван Маркелович, оглядывая Михаила, будто раздумывая с какой приправой его поджарить. — Так что же, Алексей, сильно болен?
— Увы, слег с температурой, — кажется, либо я совершенно не умею врать, либо я что-то не то сказала, но мне не поверили ни на йоту. — А Вы не пригласите меня на танец? Лорд Грей, Вы ведь не будете против?
Вспоминая всех киношных кокеток, я отчаянно рвалась в бой, заметив несколько волосков на пиджаке мужчины, подозреваемого в родственных связях со мной. Михаил только кивнул с улыбкой, он понял, что я что-то задумала.
— Странно, не припомню, чтобы Алексей хоть раз в жизни чем-то болел. Даже привычные детские болячки его не брали.
— Да? Действительно странно. Но, Вы знаете, мне кажется, он немного стесняется подобных мероприятий. Уже не первый раз он отказывается составить мне компанию.
— Неужели столь прекрасная юная леди не может повлиять на мужчину? Используйте какие-нибудь свои фокусы, Вы ведь, наверняка, многое умеете. Не поверю, чтобы современная девушка чего-то не знала и не умела этим пользоваться, — он фырчал, как рассерженная кошка, еле удерживая лицо.
— Простите, кажется, я не совсем понимаю о чем Вы.
— Боги, Елена, неужели? Вы не знаете, что девушка может использовать свой рот не только для того, чтобы говорить? Приласкайте его, и он пойдет за Вами на край света!
Я подтянула отвисшую челюсть с громким стуком зубами, сбилась с ритма.
— Спокойнее, моя дорогая. Я много лет живу на свете, и скромность уже давно не моя добродетель. Насколько я наслышан, Вы ведь имели продолжительные отношения с мужчиной, даже жили вместе.
— Да, но…
— А где он сейчас, кстати?
Я снова чуть не сбилась.
— Мне это неизвестно, а Вам зачем? — я посмотрела ему прямо в глаза — мужчина больше не скрывался — это безумие в глазах невозможно скрыть.
Я остановилась, выпрямилась, сжимая в пальцах его волосы, но мне они были уже не нужны — я так прекрасно все знала. Рядом возник Михаил, тихонько приобнял.
— Он был мне полезен какое-то время.
— Что это значит? — не выдержав, спросила, еле сдерживая бешеное желание вцепиться ему в лицо и выцарапать глаза.
Но вместо ответа на вопрос, Иван Маркелович поинтересовался:
— Ты знаешь, как умерла твоя бабка?
— Что? — Михаил крепче сжал меня, словно боясь, что я сорвусь и кинусь на этого гада.
— Об одном жалею, что быстро, — продолжал давить Иван Маркелович. Я задохнулась от внутренней боли, горло сжалось, я не могла сделать и вдоха. Михаил сжал меня крепче и спросил:
— Я так понимаю, что Алексея Вы уже вычеркнули из своего плана? — спросил он. На что старый интриган кивнул, помолчал и добавил:
— Это на усмотрение Елены — кого ей приятнее будет видеть в своей постели. Своего бывшего любовника, ставшего личем, Алексея или меня. Она сама для носителя слишком уж лакомый кусочек. Возможно, ты родишь сына, и тогда нам даже не надо будет расставаться.
Он подмигнул и улыбнулся так слащаво, что у меня рвота подступила.
— Вы говорите про Илью? Он стал личем? — мгновенно подобрался Михаил, напрягся. Безумный старик кивнул, продолжая улыбаться и осматривать меня, словно я уже в одном белье перед ним.
— Это Ваших рук дело? — рык Михаила услышали окружающие, он задвинул меня за спину и навис над Иваном Маркеловичем. Тот в притворном ужасе съежился и заохал. Схватился за грудь, тут же к нему подбежали двое слуг, отвели к стене, где стоял ряд стульев. Михаил подозвал какого-то молодого человека и резко бросил:
— По городу ходит лич, разыскать! А этого, — он кивнул в сторону сидевшего в притворном приступе колдуна, но того уже и след простыл. Мы переглянулись. Михаил выругался. А я ощутила будто сами стены сверлят меня пристальным холодным взглядом, желая оторвать от меня кусочек.
*
Праздника не получилось. Михаил сначала хотел оставить меня на попечении хозяйки дома, но передумал. В итоге он крепко взял меня за руку, и не отпускал все то время, пока отдавал распоряжения охране, приехавшим сотрудникам министерства и звонил своим коллегам, оповещая о ситуации. В какой-то момент я не выдержала и, скинув туфли, села на диван, свернувшись клубочком. Страх, поначалу накрывший меня, отступил уже давно. Сейчас хотелось подумать.
Я вообще на удивление спокойно воспринимаю все изменения в своей жизни. Даже когда умерли родители, не плакала, а по бабушке пролила слезы только, когда Астар вывел на разговор. Может, я и правда, бездушная. "Слишком лакомый кусочек для носителя" — я действительно должна была стать сосудом для него самого? Но я девушка!
Дурнота вновь подкатила, вместе со слезами, я зарыдала в голос, но очень скоро стала давиться и еле успела добежать до уборной, которая, хвала всем богам, была при кабинете. Михаил рванул за мной, не договорив с кем-то по телефону. Он придерживал меня, мои волосы, гладил по спине, а я не могла продышаться от слез. Потом он намочил полотенце и аккуратно вытирал мне лицо, прикладывая холодную тряпку ко лбу, к вискам. Это помогло, и я успокоилась до вменяемого состояния.
— Как ты работала следователем, если так реагируешь? Хорошо, что ты ушла от туда.
— Такого никогда не было. Я вообще почти не плакала никогда.
— Значит, это Сила, — Михаил задумался, оглядел меня, — что-то ты мне не нравишься, поехали домой? Я поищу Милану, пусть осмотрит тебя.
Мне оставалось лишь кивнуть. Я поднялась, но много не прошла, уже на первой лестнице закружилась голова и я бы упала на ослабевших вдруг ногах, если бы Михаил не подхватил меня на руки. Потом наступила темнота.
*
Тихая мелодия, как будто играла музыкальная шкатулка, проникла в мой разум, породив воспоминания о детстве. Когда мама была жива, и папа, приходя домой с работы, целовал ее, и она смеялась так счастливо! Глаза бабушки, искрящиеся светом и любовью, когда она смотрела на них. В руках она держит старую деревянную шкатулку с письмами, пробиркой с кровью, фотографиями. Не помню этой шкатулки, я ни разу не видела ее. И помещение мне не знакомо, то есть, это до моего рождения? Как же мне вас не хватает…
*
— Лена, Лена, милая, просыпайся, любимая! — тихий мужской голос, знакомый, приятный, слегка встревоженный.
— Кажется, не реагирует, — еще один, женский, на грани отчаяния.
— Давай еще немного, — командует третий, — вливай аккуратно, по капле, она еще нестабильна в плане Силы.
Я так хочу открыть глаза, но почему-то не получается, веки дергаются, как мне кажется, но не размыкаются. Пытаюсь поднять руки, чтобы протереть глаза, но они весят тонну! Я хочу попросить, чтобы мне помогли, но вместо слов тихое, едва слышимое мычание-стон.
— Никак! — второй голос срывается, и я слышу вслипы и плач.
— Мама, что с ней? — голос мужчины тих.
Тишина.
— Родной, боюсь, мы больше ничем не можем помочь, ее организм убивает сам себя. Если это не прекратится — она погибнет.
Темнота вновь завладевает мной.
*
— Мама, не плачь, так будет, мы ничего не можем сделать. Я много раз пыталась увести нас с этого пути, но дорожки все равно идут к этой точке.
— Как я могу не плакать, когда моя дочь говорит, что скоро умрет! — всхлипы и рыдания, тихий женский голос произносит что-то утешительное. Через несколько минут: