Эта речь, должная заставить Салданя притти в себя, только удвоила его ярость и принудила его принять странное решение, которое он скрывал в присутствии Вервиля и которое он пытался потом осуществить. Он торопился поправиться и, как только стал в состоянии сидеть на лошади, распрощался с Вервилем и тотчас же отправился в Манс, где думал застать труппу; но, узнав, что она уехала в Алансон, он решился ехать туда.
Проезжая через Вивень, он остановился там покормить своих людей и трех головорезов, которых взял с собою.[381] Когда он въехал во двор гостиницы «Храбрый Петух», где он слез с лошади, то услыхал страшный шум: это были торговцы полотном (ехавшие на ярмарку в Бомон), которые заметили кражу, произведенную Ранкюном, и, вернувшись, жаловались хозяйке, а та со страшным криком твердила, что она не отвечает за это, потому что они не отдавали ей на хранение своих тюков, а взяли их в свою комнату; а купцы отвечали:
— Это правда; но какой дьявол велел вам пускать на ночлег этих фигляров? Потому что, без сомнения, это они украли.
— Да что, — спросила хозяйка, — были распороты ваши тюки или веревки перерезаны?
— Нет, — отвечали купцы; — это-то нас и удивляет, что они были завязаны так же, как мы сами их завязали.
— Тогда ступайте прогуляйтесь! — сказала хозяйка.
Купцы хотели было возразить, но Салдань поклялся, что поколотит их, если они не перестанут шуметь. Бедные купцы, видя столько людей, и такого подозрительного вида, вынуждены были замолчать и ждали, когда Салдань уедет, чтобы возобновить с хозяйкой спор.
После того как Салдань, его люди и их лошади были накормлены, они отправились в Алансон, куда приехали очень поздно. Он не мог заснуть всю ночь, потому что размышлял о том, как отомстить Дестену за оскорбление, которое тот нанес ему, похитив его добычу; и так как он был страшно зверский человек, то и принял зверское решение.
На следующий день он пошел в комедию вместе со своими спутниками, — их он послал вперед и заплатил за четверых. Он не был известен никому, и ему легко было сойти за приезжего. Он вошел, закрыв лицо плащом, а на голову надвинув шляпу, как человек, который не хочет быть узнанным. Он сел и пробыл до конца комедии, где ему было столь же скучно, сколь другие были довольны, потому что все восхищались Этуалью, игравшей в тот день Клеопатру в великолепной трагедии о великом Помпее[382] неподражаемого Корнеля. Когда она была кончена, Салдань и его люди остались в игорном зале, решившись напасть там на Дестена. Но труппа приобрела такое расположение всего дворянства и честных алансонских горожан, что комедианты никогда не ходили в театр и не возвращались домой без большого числа провожатых.[383]
В тот день одна молодая вдова, весьма любезная дама, госпожа Вийфлёр, пригласила комедианток ужинать (что Салдань мог легко услышать). Они вежливо отказывались, но, видя, что она так настойчиво и благожелательно просит, обещались быть. Потом они и пошли, но с большим числом провожатых, а среди них были именно те дворяне, какие играли в мяч, когда Дестен приходил снимать игральный зал, и множество других.
Это разрушило злой замысел Салданя и он не осмеливался обнаружить его перед столькими людьми, с которыми у него не было никаких счетов. Но он решился на гораздо большее злодейство, какое можно себе представить, а именно: похитить Этуаль, когда она пойдет от Вийфлёр, и под покровом ночи перебить всех, кто будет сопротивляться.
Три комедиантки отправились к ней ужинать и провести вечер. А как я вам уже сказал, эта дама была молода и очень обходительна, то это привлекало в ее дом почти все прекрасное общество, которое в этот вечер было еще более многочисленно из-за комедианток. И так как Салдань воображал, что увезти Этуаль будет так же легко, как отнять у слуги Дестена, который ее увел, следуя гнусному наущению Раппиньера, — то он выбрал прекрасную лошадь, которую приказал держать одному из своих слуг, поставив его у ворот дома помянутой госпожи де Вийфлёр, находившегося в переулочке близ суда, думая, что будет легко под каким-нибудь предлогом выманить Этуаль и, быстро посадив ее на лошадь, с помощью трех человек, ходивших дозором по площади, увезти ее туда, куда ему хочется.
Когда он уже мечтал и воображал, что добыча у него в руках, случилось, что какой-то духовный (не из числа слишком щепетильных, — и часто не из-за чего, — потому что посещал почтенные собрания и сильно любил комедию,[384] так что знакомился со всеми комедиантами, приезжавшими в Алансон, и близко сошелся и с нашей знаменитой труппой) шел провести вечер к госпоже де Вийфлёр и, заметив слугу (ни его самого, ни ливреи его он не знал), державшего за повод лошадь, и справившись у него, с кем он и что тут делает и тут ли его господин, он нашел его ответы страшно несуразными, а войдя в гостиную, где находилось все общество, рассказал о том, что видел и что слыхал, как в конце переулка бродят какие-то люди.
Дестен, который заметил человека, закрывавшего плащом свое лицо, и постоянно держал в воображении Салданя, не сомневался более, что это он. Он, однако, не сказал ничего никому, а повел своих товарищей к госпоже Вийфлёр, чтоб сопровождать женщин, которые проводили там вечер. Но, узнав из духовных уст то, о чем вы уже слыхали, он еще более уверился, что это Салдань, который решился второй раз увезти его дорогую Этуаль.
Посоветовались о том, что им делать, и решили ждать развязки, а если никто не появится ко времени отхода, — итти со всеми предосторожностями, необходимыми в таких случаях.
Но не прошло много времени, как вошел незнакомый человек и, спросив мадемуазель Этуаль, сказал ей, что одна из ее приятельниц Хочет ей сказать слово на улице и просит ее выйти на минутку. Тогда поняли, что это была уловка Салданя, который хотел осуществить свое намерение, — а это и заставило всех приготовиться хорошенько его встретить. За лучшее сочли, чтобы никто из комедианток не выходил, но послали прежде одну из горничных госпожи Вийфлёр, и Салдань тотчас же схватил ее, думая, что это Этуаль. Но он был страшно удивлен, когда увидел себя окруженным большим числом вооруженных людей, потому что одни вышли через ворота на площадь, а другие — обычным выходом. Но так как у него было мало рассудка, как у всех подобных скотов, то, не Подумав, присоединятся ли эти люди к нему, он выстрелил из пистолета и легко ранил одного из комедиантов; но за этим последовало с полдюжины выстрелов в него. Его люди, услыхав шум, вместе того чтобы притти ему на помощь, поступили так, как обычно поступают негодяи, нанятые, чтобы убить кого-нибудь: они убежали, как только заметили сопротивление. Так же поступили и товарищи Салданя, который упал, потому что получил пулю из пистолета в голову и две в тело.
Принесли свет, чтобы его рассмотреть, но никто его не знал, кроме комедианток, которые уверились в том, что это Салдань. Думали — он мертв, но он на самом деле не был мертв, почему и помогли его лакею положить его поперек лошади, и тот отвез его в гостиницу, где заметили в нем еще некоторые признаки жизни, что и заставило хозяина велеть перевязать его. Но это было бесполезно, потому что он умер на следующий день.
Тело отправили на родину, где его и похоронили сестры и их мужья. Они оплакали его из благопристойности, но в душе были крайне довольны его смертью, — а я осмеливаюсь думать, что госпожа Сен-Фар сильно бы хотела, чтобы и ее муж имел подобную участь, так как он очень был похож на Салданя; но я не хочу слишком смело об этом судить. Юстиция сочла долгом совершить некоторые формальности; но, не найдя никого, кто бы жаловался или на кого бы жаловались, — да к тому же те, кого подозревали, были одними из самых знатных дворян в городе, — дело предали молчанию. Комедианток проводили в их гостиницу, где на следующий день они узнали о смерти Салданя, чему сильно радовались, так как могли теперь быть уверены в безопасности: потому что везде у них были только друзья и везде этот единственный недруг, так как он везде их преследовал.
