На следующий день у вице-короля был большой бал. Дон Карлос надеялся там узнать свою невидимку. А между тем старался разведать, чей это дом, у которого ему дали столь благосклонную аудиенцию. Он узнал от соседей, что дом принадлежит пожилой даме, вдове какого-то испанского капитана, которая живет весьма уединенно, и что у нее нет ни дочерей, ни племянниц. Он просил позволения посетить ее, — она велела ему сказать, что со смерти мужа не видится ни с кем. Это смутило его еще более.
Вечером дон Карлос явился к вице-королю, у которого, вы сами можете судить, было самое избранное общество. Он внимательно осматривал всех дам, ища ту, которая могла быть его незнакомкой. С теми, с кем он сталкивался, он завязывал разговор, но не находил той, которую искал. Наконец он заговорил с дочерью какого-то маркиза, какого маркизства — не знаю,[98] потому что это дело такой области, о которой я менее всего могу судить, тем более в такое время, когда каждый производит себя в маркизы, — я буду говорить, о чем знаю. Она была молода и прекрасна, а голос ее чем-то напоминал голос той, которую он искал; но потом он увидел, что в уме этой и уме его невидимки было мало общего, так что раскаивался, видя, как в короткое время довел эту прекрасную особу до того, что мог думать, без хвастовства, что не неприятен ей. Они часто танцовали вместе, и бал кончился к большому удовлетворению дон Карлоса. Он оставил свою пленницу, ставившею себе в честь то, что она победила в таком прекрасном собрании кавалера, которому завидовали все мужчины и которого ценили все женщины. Уйдя с бала, он поспешил домой и, взяв шпагу, отправился к роковой решетке, находившейся неподалеку от его жилища. Его дама, которая уже была там, спросила его о бальных новостях, хотя и сама была на балу. Он наивно признался ей, что много танцовал с прекрасной особой и в продолжение бала занимал ее беседой. Она задала ему по этому поводу множество вопросов, которые показывали, что она ревновала. Дон Карлос, со своей стороны, намекнул, что сомневается в том, что она была на балу, и что это заставляет его сомневаться в ее знатности. Она поняла это и, чтобы успокоить его, стала с ним особенно нежна и была к нему благосклонна, сколь возможно при разговоре через решетку, и даже обещала ему, что он скоро ее увидит. После этого они расстались: он — в сомнении, верить ли ей, она — немного ревнуя к красавице, с которой он все время беседовал на балу.
На следующий день дон Карлос, придя к обедне в какую, не знаю, церковь, подал святой воды двум дамам в масках, хотевшим зачерпнуть ее одновременно с ним. Одна из них, одетая лучше, сказала, что не примет услуги от человека, с которым должна объясниться.
— Если вы не слишком спешите, — ответил дон Карлос, — вы можете быть удовлетворены сейчас же.
— Следуйте за мной в соседний придел, — сказала ему незнакомка.
И она пошла первой, а дон Карлос последовал за ней, сильно сомневаясь, его ли это дама: она была того же роста, но он находил некоторую разницу в голосе, казалось, более грубом. И вот что она ему сказала, когда заперлась с ним в приделе:
— Весь Неаполь, сеньор дон Карлос, полон славой, которую вы приобрели за короткое время пребывания здесь; вас считают самым благородным человеком в мире, но, вместе с тем, находят странным, как вы не замечаете, что многие знатные и достойные этого города дамы оказывают вам особое внимание. Они давали вам понять это, насколько позволяла благопристойность; они пламенно желают уверить вас в этом, и им приятнее было бы, чтобы причиной этого была не ваша бесчувственность, которую, как вы хотите это представить, вы скрываете за равнодушием. Среди них есть моя знакомая, достаточно внимательная к вам, чтобы уведомить вас, не считаясь с тем, что скажут об этом, что ей известны ваши ночные похождения и что вы безрассудно решаетесь любить женщину, которой вы совсем не знаете; и раз ваша возлюбленная прячется, то или стыдится вас любить, или опасается, что не будет достойной любви. Я не сомневаюсь, что овладевшая вашими мыслями страсть может иметь своим предметом только женщину знатную и большого ума, и она представляет вам вашу возлюбленную совершенно восхитительной; но, сеньор дон Карлос, не верьте своему воображению более, чем рассудку: бойтесь особы, которая прячется, и не пускайтесь более в ночные переговоры. Но зачем мне скрываться долее? Я вас ревную к вашему призраку и нахожу дурным то, что вы с нею разговариваете; и раз я вам открылась, то буду разрушать все ее замыслы и одержу над нею победу, которую я имею право оспаривать у нее, потому что ни в красоте, ни в богатстве, ни в знатности, ни во всем прочем, что делает человека достойным любви, я не уступаю ей. Пользуйтесь советом, если вы умны.
И сказав это, она ушла, не дав времени дон Карлосу ответить. Он хотел за нею последовать, но у церковных дверей встретил какого-то знатного господина, который пустился в столь длинные разговоры, что он не мог от него отвязаться.
Остаток дня он размышлял об этом приключении, решив сперва, что та, которую он встретил на балу, и была дамой в маске, какую он видел в церкви; но, вспомнив, что в этой было много ума и что в той он его не нашел, он не знал что думать и почти желал покончить со своей невидимкой-любовницей, чтобы полностью отдаться той, которая являлась его освободить. Но наконец, рассудив, что и эту он знает не более, чем невидимку, которая очаровала его в разговоре своим умом, он и не решил, что ему предпринять, и ничуть не беспокоился об угрозах, потому что был не таким человеком, какого они могли бы устрашить.
И в тот же день он не преминул явиться у решетки в привычный час. Но в самом разгаре разговора с незнакомкой его схватили четыре человека в масках, достаточно сильные, чтобы обезоружить и отнести почти на руках в карету, ожидавшую в конце улицы. Я позволяю читателю догадываться о ругательствах, какими он их осыпал, и негодовании за то, что они подло его схватили. Он пытался было подкупить их обещаниями, но, вместо того чтобы их склонить, добился лишь, что его стали еще более сторожить и лишили всякой надежды на возможность освободиться своей храбростью и силой.
А между тем карета, запряженная четверкою, мчалась во весь опор; они выехали за город и через час въехали в великолепный замок, ворота которого уже были открыты для их встречи. Четыре маски вышли из кареты вместе с дон Карлосом и повели его за руки, как посла на поклон к турецкому султану. С той же церемонией поднялись они на второй этаж, где их у дверей в огромную залу встретили две девушки в масках, каждая со свечой в руке. Мужчины в масках отпустили ему руки и ушли, низко поклонившись. Видимо,, они не оставили ему ни пистолета, ни шпаги, и он не поблагодарил их за то, что его хорошо стерегли. Это не потому, что он был недостаточно вежлив; но можно ведь простить недостаток вежливости человеку, на которого неожиданно нападают.
Я не скажу вам, были ли серебряными подсвечники, какие держали в руках девушки, — это мелочь: они были скорее всего серебряные, позолоченные, чеканной работы, но зала была одной из самых великолепных в мире, и если на то уж пошло, — столь же прекрасно украшенной, как аппартаменты в наших романах, как корабль Зельматида в «Полександре»,[99] палаты Ибрагима в «Знаменитом Бассе»[100] или комната, в которой ассирийский царь[101] принял Мандану в «Кире» — в романе, без сомнения, столь же хорошем, как и другие названные мною, в одной из самых меблированных книг. Представьте же себе, как был удивлен наш испанец, очутившись в этой богатой зале, с двумя замаскированными девушками, которые, не говоря ни слова, повели его в соседнюю комнату, еще лучше убранную, где и оставили одного. Если бы у него был характер дон Кихота, он, попав туда, насторожился бы и почел себя по меньшей мере Эспландианом[102] или Амадисом; но наш испанец был тронут не более, как если бы он был в гостинице или на постоялом дворе: ему страшно было жаль своей невидимки, и так как она у него с ума не шла, то он нашел эту прекрасную комнату печальнее темницы, прекрасной только снаружи. Он полагал, что здесь, где ему отводят такую хорошую квартиру, плохого не сделают, и не сомневался, что дама, которая говорила с ним накануне в церкви, была волшебницей, вызвавшей все эти чары. Он удивлялся женскому характеру и тому, с какой быстротой они выполняют свои решения. Со своей стороны, он решил терпеливо ждать конца приключения и, несмотря на возможные обещания и угрозы, хранить верность своей возлюбленной, скрывающейся за решеткой.
