Осознавая, что возвращается домой, Фриц все больше успокаивался, обретая мир в душе с помощью фантазий о грядущем счастливом будущем. С деньгами Дидье удастся неплохо устроиться, может быть, открыть свое дело.

Фриц предпочитал не вспоминать о том, как Сола уговаривала его отправиться в Крестовый поход, чтобы добыть богатства. За два года на чужбине образ возлюбленной подернулся пеленой, сгладившей все резкие углы и придавшей идеальности. Сола теперь стала для Фрица путеводной звездой, единственным утешением, и он не допускал и мысли, что она может быть вовсе не такой, какой он представляет.

Ведь если он потеряет и эту последнюю надежду, то просто сломается.

Галеры и корабли уносили рыцарей все дальше и дальше от Аласакхины. Покидая Святую землю, Фриц всей душой надеялся, что этот Крестовый поход будет последним.

Его молитвы действительно были услышаны: через несколько лет северные варвары, которые обычно лишь грабили прибрежные области Кальтонии, Шляхетнески да Иниместы, вторглись вглубь материка. Дикая орда жгла деревни и брала города безо всяких осадных машин. Правителям и церковным иерархам стало не до Святой земли.

Свои бы защитить.

Если на юге еще было тепло, то в Ауэрбахе осень уже покрыла кроны деревьев золотой эмалью увядания.

Фриц пружинистым шагом двигался по дороге через деревню. Весь путь от Сан-Мартина он проделал пешком, решив не тратить деньги на лошадь. Стоило поберечь щедрый подарок Дидье, который Фриц собирался использовать, чтобы открыть переписную мастерскую. Книги — вещь дорогая, а магия, переносящая слова из головы волшебника на пергамент — слишком сложна. Вот до сих пор фолианты и переписывают в монастырях да особых мастерских. Если учесть, что в каждом зажиточном доме хотят иметь хотя бы Святую Книгу, то получится вполне доходное дело. Фриц не сомневался: Сола его поддержит, ведь принадлежать к ремесленному сословию весьма почетно. Уж всяко лучше крестьянской жизни.

Так что по большей части Фриц добирался до Ауэрбаха с караванами торговцев, куда нанимался в качестве одного из вооруженных охранников. При этом кривая аласакхинская сабля сразу выдавала в нем участника Крестового похода и придавала большую значительность.

В итоге после месяца пути Фриц не только сохранил мешочек с деньгами Дидье, но и немного заработал.

Долгая дорога домой сгладила душевные раны, воспоминания спрятались на задворках сердца, уступив место мечтам о встрече с Солой и отцом. Перед последним Фриц собирался честно повиниться, признавая, что был кругом неправ.

Вид родных мест вызывал приятное умиротворение от осознания — трудное путешествие наконец-то закончилось. Хотелось просто лечь прямо в дорожную пыль и прижаться всем телом к земле Ауэрбаха. Фриц бы так и сделал, если бы не любопытные взгляды сельчан, пялившихся на него из-за плетней. Люди перешептывались, кое-кто ехидно улыбался. Фриц предположил: они просто злорадствуют по поводу того, что сын бывшего барона вернулся из Святой Земли несолоно хлебавши. Без породистого скакуна в позолоченной сбруе и огромного обоза с добытыми богатствами. Что ж, Фриц заслужил подобное отношение, обижаться бессмысленно.

Его так и тянуло пойти к дому Солы: заключить ее в крепкие объятия, вдохнуть любимый аромат, уносящий прочь тревоги. Но Фриц заставил себя идти к замку, правильнее будет сначала увидеться с отцом.

Родовое гнездо Ауэрбахов выглядело как обычно, и Фриц облегченно вздохнул: значит, за время его отсутствия не было никаких конфликтов, вроде войны с соседом Заксенштойфе, которая случилась лет двенадцать назад — тогда замок даже осаждался. Но сейчас весь «цвет» рыцарства убрался в Святую землю, так что бузить было некому.

По тому, что на входе в замок его приветствовала стража, Фриц сразу понял: Заксенштойфе здесь. Жаль, не хотелось сразу же бередить душу и рассказывать о случившемся с Рудольфом. Возможно, удастся отвертеться? Быстро поприветствовать отца и потом сбежать к Соле.

Стражники задержали Фриц на несколько минут, забросав вопросами о Крестовом походе. Когда же он поинтересовался, как дела в Ауэрбахе, солдаты ответили, что все хорошо, однако обменялись хитрыми взглядами, будто знали какой-то неприличный секрет. Фриц подавил проклюнувшийся в душе росток беспокойства. Ну не хотят говорить и не надо! Может быть, отец по пьяной лавочке выкинул какую-нибудь штуку.

Отделавшись от чрезмерно любопытных стражников, Фриц направился к своему дому. На многолюдном дворе все его приветствовали и донимали вопросами, так что Фриц с трудом добрался до дома, под конец уже начав расталкивать народ локтями.

Дверь домика открылась прежде, чем Фриц постучал, и молодухой выскочившая на крыльцо Агата буквально задушила «молодого герра» в объятиях.

— Слава Всевышнему, вернулся! Живой! — Остальные слова потонули в рыданиях.

Фриц обнимал Агату в ответ, похлопывал по спине. Неужели она всегда была такой маленькой?

Поддерживая всхлипывающую Агату за плечи, Фриц ввел ее в дом, и оказалось, что в прихожей уже стоит отец.

С минуту они просто смотрели друг на друга, и Фриц изумлялся, отмечая, как постарел Генрих фон Ауэрбах. Если седина в пепельных волосах еще была не заметна, то прорезавшие лицо каналы глубоких морщин говорили о многом. За прошедшие два года отец будто съежился и одряхлел, окончательно растеряв былую стать и силу. Теперь рядом с отцом Фриц ощутил себя здоровенным бугаем и с горечью подумал:

«Сколько же он пил?»

Он отогнал накатившее чувство стыда: ничего бы не изменилось, если бы он остался дома. Ведь не останавливало же отца присутствие сына в прошедшие со смерти жены восемь лет.

Шагнув вперед, отец положил дрожащую руку Фрицу на плечо.

— Мой мальчик так возмужал. — Его глаза повлажнели, будто начали таять, а внутри зажегся огонек.

Сколько же тяжелых дней он провел, представляя, что могло приключиться с сыном на чужбине? Как жадно внимал рассказам путешественников о происходящем в Святой земле? Что почувствовал, когда на север дошли слухи о поражении крестоносцев?

— Я вернулся, батюшка, — сиплым от нахлынувших чувств голосом произнес Фриц. — И теперь уже никуда не уйду. Прости, что отправился за химерой в дальние края. Ты был прав, Крестовый поход это лишь красивое прикрытие для разбойного нападения.

Накрыв руку отца ладонью, Фриц крепко пожал узловатые старческие пальцы.

— Я знал, разум в тебе возобладает, — прошептал отец. — Все-таки ты ее сын…

И добавил уже бодрым голосом.

— Ну, пойдем, пропустим по стаканчику в честь твоего благополучного возвращения. Расскажешь, что ты видел в дальних краях, что пережил.

Упоминание о выпивке покоробило Фрица и подтолкнуло следовать решению, которое он изначально принял.

— Конечно, мы поболтаем за бутылочкой вина, батюшка, но сначала я хочу проведать Солу, узнать, все ли у нее хорошо.

Он сразу почувствовал, как изменилась атмосфера: напрягшись, Агата переводила обеспокоенный взгляд с одного мужчины на другого, отец же мрачно свел брови, а потом расплылся в неприятной хитроватой улыбке, напомнившей Фрицу ухмылочки сельчан и стражников.

— Значит, даже тяжелые испытания выбили из тебя не всю дурь.

— Я не изменяю своим чувствам, — холодно произнес Фриц и не сдержался, пустил ответную стрелу. — Как и ты.

Но отец продолжал гнуть свое, словно не расслышал или предпочел не слышать.

— Я-то, дурак, надеялся, что ты вправду все понял… А вот нету твоей Солы, была да сплыла.

— Герр Генрих! — с укором воскликнула Агата и сделала жест, будто хотела то ли заткнуть ему рот, то ли отгородить ладонью от Фрица.

— Пусть лучше сразу узнает, нечего тянуть…

Фриц похолодел, ожидая услышать худшее. Но правда оказалась еще страшнее, чем он вообразил.

— Тут у Заксенштойфе гостил герцог Сфорца из Алиссена, — с откровенным наслаждением смакуя каждое слово, заговорил отец. — Белобрысая шалава сразу Его Светлости в койку и запрыгнула. Бабы сказывают, Агата не даст соврать, что от стонов старого греховодника чуть крышу замка не сорвало. Увез он ее с собой в Грайсер. Еще и недели не прошло, как ты отбыл подвиги во имя своей Дамы совершать.