Фриц нагрянул к местному священнику, которому в беседе толсто намекнул на то, что нужно следить за вздорной старухой, тиранящей своих домочадцев, а также настоятельно рекомендовал провести с Утой душеспасительную беседу. Священник, изрядно перепуганный появлением столь высокого начальства, клятвенно обещал вплотную заняться всеми поручения и дать отчет.

Власть действительно доставляла удовольствие. Теперь Фрицу больше не приходилось молча терпеть несправедливость, он мог порицать и наказывать подлецов, злодеев. Пусть не всех, но хоть кого-то. За это следовало поблагодарить Филиппа, если бы не он, Фриц бы в лучшем случае сейчас скрывался от ищеек Инквизиции где-нибудь в Инеместе, а в худшем — сгорел бы на костре стараниями брата Дитриха.

Переночевав в доме священника, старавшегося всячески угодить высокому гостю, Фриц утром двинулся в обратную дорогу. Было о чем подумать в долгом пути назад в Спанфурт.

Первая эйфория от открытия схлынула, и Фриц понял, что узнал не так уж много. Только точно убедился — в деле замешана черная магия, но не нашел даже намека на возможного злодея.

Обнаруженные следы тьмы недостаточный повод для вызова отряда инквизиторов, которые могли бы провести полноценное расследование. Да и не хотелось бы лишний раз обращаться к Трибуналу. Все трое пострадавших как будто уже побывали в лапах тамошних палачей.

Фриц даже покрутил в голове эту мысль, но потом отбросил. Инквизиции незачем тайно пытать людей, а потом отпускать, скорее уж всех троих подвергли бы казни при большом стечении народа, сопровождая все речами об искоренении зла.

Разве в что в деле замешан какой-то влиятельный инквизитор, желающий скрыть свои делишки от остального Трибунала… Нет, опять не сходится. В этом случае людей после пыток убили бы.

Все раз за разом упирается в это. Почему никого из троицы не прикончили? Очевидный ответ: потому что они нужны злодею живыми. Но зачем? Зачем? Для какого рода колдовства…

Приказав себе некоторое время не думать ни о чем, Фриц сосредоточился на созерцании окружающего пейзажа, благо как раз проезжал через лес. Золотистые клены. Алые ягоды боярышника на фоне светло-розовых листочков. Вон по веткам дуба стремительно пробежала белка, только мелькнул кончик хвоста.

Прозрачный как слеза младенца осенний воздух отдавался хрустальным звоном от любого даже слабого дуновения ветерка. По голубому небу, которое, казалось, находится сейчас далеко-далеко, неспешно плыли облака…

Не верилось, что совсем рядом с этой красотой существуют жестокость и страдания. Как вообще можно творить зло, если перед глазами — нечто столь чудесное?

В таком состоянии, напоминающем молитвенный транс, Фриц провел час и, проветрив голову, вернулся к раздумьям. Теперь он взглянул на проблему под другим углом, пытаясь найти у жертв нечто общее. Ведь должны были они чем-то привлечь внимание злодея?

На первый взгляд троих ничего не связывало, кроме проживания в одном баронстве. Пол, возраст, достаток, внешность — ничего общего. Разве что с натяжкой можно было назвать их обобщенно крестьянами, хотя Томас уже не работал с землей, да и Ута вряд ли проводила много времени в поле.

Отчаявшись докопаться до истины, Фриц начал вспомнить все, что слышал за время своих расспросов. Вдруг кто-то все же проговорился, кинул какой-то намек, но не сразу удалось это заметить? Пусть Фриц не мог воспроизвести каждую фразу, но многое запомнил, а кое-что, скучая в пути, успел занести на восковую табличку.

Фрицу все больше казалось, что еще чуть-чуть, и обнаружится подсказка, ставящая на места все странности. Однако, мысленно прокручивая все разговоры, он не находил ничего особенного. Да и по большей части его собеседники отмалчивались, все, кроме старой грымзы и Томаса.

Вдруг в сознании ясно прозвучал горький голос последнего.

«Мы, крепостные, для вас, что дерьмо под ногами — потопчетесь и все».

Фриц едва не свалился с мула от изумления и осознания собственной слепоты. Вот же оно, что объединяет всех троих! Отличает от доброй половины жителей баронства.

Ута, Томас и последний пострадавший — все они крепостные Спанхейма.

Кого крестьяне могут бояться больше Церкви и Бога, а?

В тот же миг Фриц выехал из-под сени деревьев и с холма ему открылся вид на Спанфурт.

Над городом возвышался пронзающий небо острыми башнями замок, символ власти барона над своими землями и своими людьми.

Фриц не часто видел барона Альбрехта Леопольда Адольфа фон Спанхейма, предпочитающего молиться в своей домовой часовне. В главном храме Спанфурта тот появлялся лишь по большим праздникам и вел себя, как обычный дворянин — спесиво, но без перегибов. Он не производил впечатления злобного садиста, но вряд ли можно по нескольким встречам распознать в человеке монстра. И, пожалуй, подобные люди будут тщательно скрывать свою истинную природу.

Все же чутье подсказывало Фрицу — догадка верна.

По возвращении в Спанфурт он собрался больше узнать о бароне у своего ордена сплетниц, однако сперва пришлось погрузиться в дела, скопившиеся за время долгого отсутствия. Да и копать стоило осторожно. Если Спанхейм догадается о подозрениях Фрица, то всполошится и может просто избавиться от трех жертв. Кстати, вполне вероятно, что пострадавших больше, просто запуганные люди врут про нападения очередных медведей, которые только тем и занимаются, что выслеживают в лесах одиноких крестьян.

С другой стороны, раз от жертв до сих пор не избавились, значит, их жизни барону зачем-то нужны позарез. Все тот же вопрос: зачем, зачем? Вдруг Спанхейм просто необычный колдун-извращенец, получающий удовольствие от осознания, что жертва все еще страдает? Или даже наблюдающий за жалким существованием замученных людей со стороны. Вполне возможно о визитах Фрица Спанхейму уже известно от шпионов и трое жертв обречены. Защитить их практически невозможно — крепостные собственность хозяина и если тот захочет их убить, то может сделать это хоть на главной площади города. Фрицу останется лишь взывать к милосердию и грозить небесными карами. Или идти на открытое противостояние, которое закончится плохо для него самого.

Единственное, что было в его силах, Фриц сделал сразу по возвращении в Спанфурт — отправил Ульриха забрать последнего пострадавшего и перевести в городской госпиталь. Якобы чтобы удобнее было осуществлять лечение. Это не должно было никому показаться подозрительным.

Крестьянин шел на поправку очень медленно, хотя Фриц занимался его лечением через день. Будто бы что-то мешало, сопротивлялось святой магии, но очень слабо, едва ощутимо. Как если бы Фриц пытался пройти по грязи: вроде и не тяжело, но все же устаешь больше, чем когда топаешь по сухой дороге.

Фриц часто задумывался, не стоит ли просто отправиться к Филиппу, выложить свои подозрения, да и запросить церковную проверку. Но для подобного нужны хоть какие-то доказательства связи Спанхейма с темным колдовством. Конечно, Филипп наверняка поверит в подозрения Фрица, даже пришлет отряд инквизиторов… И вдруг окажется, что со случившимся Спанхейм никак не связан? За ложную наводку Фрицу здорово достанется и от Церкви, и от дворянства, тут даже покровительство епископа не спасет. Его точно выкинут с должности, и кто тогда будет бесплатно лечить спанхеймских бедняков?

Но просто отворачиваться и забывать о творимом с людьми изуверстве Фриц не собирался.

Он осторожно расспросил Беату, благо она при первом же намеке начинала выдавать гору сведений. На сей раз, однако, ничего особо любопытного она не поведала: обычный набор сплетен, какие рассказывают, наверное, о любом феодале.

Барон фон Спанхейм драл с крепостных ровно столько, чтобы не доводить до бунта, но и не давать легкой жизни. Поговаривали, что его младший брат, скончавшийся семь лет назад, умер не своей смертью. Так же как и почившая три года назад супруга, не сумевшая подарить Спанхейму наследников. Тот факт, что умерла она родами, а он после ее смерти не женился вновь, сплетников не смущал. Подумаешь, просто хочет развлекаться со служанками без бдительного надзора супружницы. Перебесится да женится, наследник-то нужен. А жену отправил на тот свет, потому что все слабеньких детишек рожала да мертвых. Знаем мы этих господ.