Он будто бы даже не заметил лечения, продолжая через силу шептать на своем языке и делая большие паузы. Может быть, разговаривал с предсмертным видением.

Уже выпрямившись, Фриц еще раз посмотрел берсерку в лицо, тот больше не плакал и словно бы даже слегка расслабился.

— Эх ты, сучий потрох, — устало произнес Фриц. — На кой-хрен я с тобой возился, а? Ведь ты оклемаешься и сразу же полезешь рвать людей на куски… Может быть, святая сила хоть немного поменяла что-то в твоей искореженной душе. Вот было бы хорошо, если бы, собравшись кого-то убить, ты вспомнил об оказанном тебе милосердии. Но что для тебя милосердие? Вы даже слова такого не знаете…

Досадливо махнув рукой, Фриц пошел прочь…

Язычников удалось выбить со всех завоеванных территорий, многие предлагали снарядить флот для атаки на исконные земли северян, но клирикан война слишком истощила. Филипп начал организацию мирных переговоров.

Как ни странно, сваны и холгалярлцы, раннее убивавшие всех послов, на сей раз вступили в диалог. Видимо, они уважали только язык силы и, поняв, что с клириканами следует считаться, снизошли до разговоров ртом, а не оружием.

Побежденных северян обязали выплатить большую дань, вернуть всех пленников и разрешить Церкви проповедовать на своих землях.

— Силой мы их не захватим, за родину они встанут до последнего человека, — как-то сказал в разговоре с Фрицем Филипп. — Но там, где не пройдет воин, открыта дорога священнику. Мы быстрее подчиним север не мечом, а словом.

Фриц сомневался в способности северян воспринимать божью мудрость, но порадовался, что в ближайшее время новой войны не будет.

— И помните, фрау Верена, принимать по десять капель утром и вечером натощак, — напутствовал Фриц, вручая худой скуластой женщине глиняный кувшинчик с микстурой.

Сам он так и не научился сносно готовить лекарства: руки не из того места росли, а при обучении святых магов на занятия травника особо не напирали, просто дав общие сведения. Раз в год Фриц на церковные пожертвования покупал долгохранящиеся микстуры и порошки в своей бывшей обители, благо был уверен в способностях брата Гуго к созданию лекарства. Все остальное добывалось у более-менее разумных лекарей, умевших лечить не только кровопусканием.

— Не пропускайте, — продолжал наставления Фриц. — Я ведь вас знаю, заработайтесь да забудете или того хуже, решите подольше растянуть, чтобы лишнего у меня не просить. Помните: кровавый кашель — коварный и если не пропивать лекарства, может вернуться. Если его запустить, даже святая сила не справится.

Верена медленно кивала, глядя на Фрица повлажневшими глазами, в которых восторг и благодарность мешались с опаской. Наверняка уже подсчитывает, во сколько обошлось лекарство и замирает от мысли, что получила такую драгоценность совершенно бесплатно. Теперь будет трястись над кувшинчиком, точно над поздним ребенком и не осмелится пить. Надо будет потом поговорить со старшим сыном Верены, мальчишка смышленый, за матерью проследит.

Бережно приняв кувшинчик, Верена завернула его в снятую шаль. Затем, удерживая одной рукой, другой достала из-за пазухи характерно звякнувший холщовый мешочек.

— П-п-прошу, отче, на храм… тут немного, но я как продам капусту, еще принесу.

Фриц накрыл мешочек ладонью и слегка сжал руку Верены.

— Лучше купите детям белого хлеба, Господа это обрадует гораздо больше, чем несколько новых свечей у алтаря.

Сзади раздалось громкое фырканье — Уве как всегда изволил выразить недовольство. Испуганный взгляд Верены тут же метнулся Фрицу за плечо. Пришлось надавить чуть сильнее, сгибая ее руку так, чтобы мешочек с медяками прижался к сердцу.

— Идите и позаботьтесь о своем здоровье. — Фриц ободряюще улыбнулся.

Верена мгновение смотрела на его, будто не веря, потом бросилась целовать пальцы. Фриц, которого всегда раздражал этот традиционный способ благодарить священника, насилу ее отодрал. Благословил и проводил до выхода из храма, отбиваясь от попыток Верены повторить ритуал с лобызаниями руки.

Едва с глухим стуком захлопнулась дверь, как из-за колонны раздалось недвусмысленное покашливание и выглянул сначала похожий на клюв, загнутый вниз нос, а затем вся грузная фигура Уве.

— Дозволено ли мне будет сказать, отче?

«Попробуй тебе, не дозволь», — ядовито ответил Фриц про себя, стараясь сохранить благостную мину.

— Конечно, сын мой, я слушаю.

При обращении «сын» из уст годившегося ему во внуки Фрица Уве как всегда скривился. Но проглотил кусок горькой редьки.

— — Не должно церкви отвергать пожертвования, предложенные от всей души, — принялся гнусавить Уве. — Особенно в то время, когда наша казна редеет день ото дня из-за трат на лекарства для бедняков. Если так продолжится, вы не только не сможете раздавать бесплатно микстуры, но и не соберете денег для украшения храма ко дню Возрождения. А это уже кощунство! Отец Виктор никогда не допустил бы подобного…

С тех пор как три месяца назад Фрица назначили священником в баронство Спанхейм, входившее в состав Доннерготтского графства, он только и слышал о своем предшественнике. Отец Виктор, если верить Уве, был образцовым клириком. Не то, что назначенный не пойми за какие заслуги молокосос. Виданное ли дело, двадцать с хвостиком, а уже получил такой приход да еще старшинство над другими священниками баронства. Подумаешь, в Крестовых походах отличился! Управлять храмом это вам не заклинания пулять. Уж Уве бы, тридцать лет занимавший должность хранителя креста, а, проще говоря, первого помощника священника, справился бы лучше. Вот только происхождением не вышел, образования не имел и даром Небеса его обделили, хвала всем святым.

Вот и оставалось Уве, пользуясь тем, что помощников священника назначают сверху, брюзжать да возносить хвалы своему почившему отцу Виктору.

Фриц бы с удовольствием его придушил. Уве, конечно. Хотя вызвать с того света дух Виктора и отвесить пару оплеух тоже казалось все более заманчивым планом. Но приходилось терпеть. Помня прошлый опыт, Фриц старался сохранять хорошие отношения со всеми, поэтому вместо того, чтобы осадить Уве язвительным ответом, растянул губы в улыбке.

— Спасибо за совет, сын мой. Твое беспокойство о казне похвально, однако не переживай: уверен, мне удастся уговорить герра Швайнера сделать нашему храму большое пожертвование.

Старый скряга Швайнер был самым зажиточным купцом главного города баронства, где и находился храм святой Ангелики. Бездетный вдовец сидел на своих деньгах, как сытая собака на куске мяса — сама не съем и другим не дам. Будто впрямь собирался, как древние языческие короли, забрать все золото с собой в погребальный курган.

Фриц начал понемногу обрабатывать Швайнера на исповедях, принимая скорбный вид и делая туманные намеки. Тут главное было действовать тонко, но судя по растущему беспокойству Швайнера скоро уже можно заводить речь о темной тени у него за спиной и возможности спастись лишь с помощью большого пожертвования святой Ангелике.

Пускай раскошеливается, старый засранец! Ему золото без надобности, зато едва сводящим концы с концами баронским крепостным вроде Верены нужны лекарства и одежда. А детям не помешали бы подарки к празднику Возрождения Сына.

Уве новость о готовом капитулировать Швайнере немного взбодрила, однако Фриц все же не смог избежать длинной нотации. Пришлось кивать и повторять «да-да, всенепременно, твоя мудрость — клад для столь юного священника, как я». Аж губы от улыбки сводило.

Хорошо не все служители храма святой Ангелики были такими же прилипалами. Прислуга, зашуганная отцом Виктором, держалась тише воды.

Второй помощник с титулом хранителя ризы — Ульрих оказался добродушным простачком. Фрица воспитывать не стремился и за глаза называл Уве трухлявой поганкой, однако вступаться за молодого священника не спешил, предпочитая держаться подальше от любых споров.

У Ульриха рыльце было в пушку: Фриц довольно быстро выяснил, что тот приятно проводит время в обществе одной веселой вдовушки. Осторожно проверил нет ли принуждения и, поняв, что каждый из пары вполне доволен, оставил все как есть.