— Не ожидал, что ты решишься присоединиться к походу, — без обиняков заявил Фриц.

— Ты вдохновил меня своим примером, — сказал Рудольф, восхищенно взглянув на приятеля. — Один бы я никогда не решился отправиться в Святую землю.

Почувствовав себя не в своей тарелке, Фриц демонстративно фыркнул.

— Оруженосец на что?

Рудольф пожал плечами.

— Эрнест мне не друг. Вассальная клятва, конечно, сильна, но в бою я буду чувствовать себя спокойнее, если спину мне будет прикрывать товарищ, а не человек, которого я едва знаю и который связан со мной лишь набором слов.

— Как всегда хорошо сказано, — похвалил Фриц и замялся, пытаясь как-то потактичнее намекнуть Рудольфу, что все же стоит остаться дома, и, в конце концов, начал издалека:

— Ты ведь понимаешь, поход служит вовсе не делам веры. Не спорю, среди крестоносцев будет много достойных людей, но столько же и тех, кто хочет поживиться за счет язычников. Не скрою, я тоже желаю обрести богатство, чтобы жениться на Соле и обеспечить ей достойную жизнь…

Прервав его взмахом руки, Рудольф грустно улыбнулся.

— Я все понимаю. Даже то, что ты не хочешь говорить, чтобы не обидеть меня. Увы, мне никогда не блистать на турнирах и, скорее всего, я отправлюсь на Небеса в первом же сражении, которое будет дано во славу не Господа, но идола богатства. Однако… Это пока держат в секрете, чтобы не сглазить: Цецилия уже два месяца как на сносях. Священник проверял — будет мальчик. Так что теперь, когда будущее рода Заксенштойфе обеспечено, я могу заниматься, чем захочу. И лучше бы вдали от двора отца.

Теперь Фриц все понял, в том числе и то, что недооценивал Рудольфа. Не стоит считать других наивнее да глупее себя.

Верно, раз появился наследник, запасной сын герцога не нужен и даже опасен. Конечно, Рудольф предан отцу и брату, но вассалы, которые всегда не прочь поднять бучу против сюзерена и посадить на место герцога послушную марионетку, могут запросто использовать в своих грязных играх второго сына. Значит, от Рудольфа лучше избавиться: устроить на церковную стезю. Или послать в Крестовый поход, где бесполезный сын сложит голову.

Возможно, было бы лучше, если бы Рудольф не понимал этого, оставаясь в мире прекрасных мечтаний и грезя лишь о подвигах во славу Всевышнего.

Чтобы как-то взбодрить его, Фриц сказал иронично:

— Надо же, Ферди все-таки сообразил, что надо делать с женой. Может быть, у своих любимых жеребцов подсмотрел?

Рудольф наградил Фрица осуждающим взглядом, но не смог удержать серьезную мину, и через мгновение прыснул, а потом залился смехом. Фриц подумал, что хорошо отправиться в поход с кем-то. Может быть, в бою от Рудольфа окажется мало толку, но в далекой стране, среди чужих людей все же будет кто-то, на кого можно положиться…

Через два дня юных крестоносцев проводили в путь после пышного обеда и торжественных речей.

В блестящей кольчуге, поверх которой было надето белое сюрко с синим крестом, в новом шлеме, с копьем и украшенным гербом (увы, не Ауэрбахов, а Заксенштойфе) щитом Фриц величаво гарцевал на лошади. Вернее, пытался. Марта была не в настроении показывать красивый выезд, то и дело пыталась щипать придорожную траву.

Несмотря ни на что Фриц все же чувствовал себя превосходно. Он больше не «безлошадный рыцарь», а крестоносец. Впереди его ждут такие приключения, какие деревенским дурням и не снились. Но дороже всего были даже не удивленные взгляды и открытые рты сына кузнеца, сапожника, мельника и прочих дразнивших Фрица парней.

У него буквально раскрывались за спиной крылья, когда он видел восторг на лице Солы, которая пришла вместе с жителями всех окрестных деревень к стенам замка.

Заксенштойфе отправил большой отряд сопровождать сына до Сан-Мартина.

«Чтобы я не сбежал по дороге и не затеял какого-нибудь заговора», — невесело шутил Рудольф.

Но в Святую землю компанию ему и Фрицу будут составлять только двадцать пеших ратников да оруженосец Эрнест — грубоватый парень лет восемнадцати, то ли третий, то ли четвертый сын какого-то барона. Эрнест не пытался скрывать, что отправился в поход ради золота аласакхинцев. Его честность даже нравилась Фрицу, по крайней мере, так ты точно знаешь, с кем имеешь дело.

Улучив момент, Фриц спешился, подошел к Соле и несмотря на протесты повел знакомиться со своей семьей. Все получилось как-то неловко.

Отец, поздоровавшись, угрюмо молчал. Агата, треща без умолку, несла какую-то чушь про то, что помнит Солу еще «во-о-от такусенькой малышкой».

Фриц сам прервал тягостный разговор и, отведя Солу в сторону, попросил:

— Не дашь ли мне символ своей благосклонности? Как Прекрасная Дама рыцарю. Например, ленту или платок…

Губы Солы скривились, и она быстро опустила очи долу, словно смутилась.

— Где же я возьму ленту? Чай не знатная фройляйн. Да и платков у меня сроду не было.

Осознав, что повел себя бестактно, Фриц заговорил извиняющимся тоном:

— Прости… Просто поход продлится не меньше года, а то и несколько лет. За морем я хочу иметь что-то на память о тебе. Когда мне будет трудно, я смогу взбодриться, зная, что ты ждешь меня.

Поколебавшись немного, Сола развязала шнурок, которым закрепляла косу, и протянула Фрицу.

— Подойдет?

— О да, спасибо!

Он прижал грязноватую бечевку к груди и, взяв Солу за руку, запечатлел на ее пальцах поцелуй.

— Я обязательно вернусь. И постараюсь присылать весточки почаще.

— Я буду ждать, — обронила она.

Но почему-то Фрицу показалось, что в ее голосе нет привычного тепла. Душу кольнула тревога, и возникло стойкое ощущение дурного предчувствия.

«Это просто волнение», — убеждал он себя.

Забравшись на спину Марте, Фриц последний раз обернулся и помахал родным. Сола уже исчезла в толпе, Агата размашисто перекрестила воздух, а отец поднял руку в древнем салюте.

— Твоя невеста действительно красавица, — шепнул Рудольф, когда Фриц поравнялся с ним. — Эх, завидую. Вот если бы меня ждала дома любимая…

— Пусть и не ждет, но ты все равно обязан выжить, — с нажимом произнес Фриц, испугавшись непонятно чего.

— Само собой разумеется, — обронил Рудольф, но как-то рассеяно, похоже, снова погрузившись в свою привычную задумчивость.

Ехавший следом за приятелями Эрнест почему-то вдруг громко рассмеялся.

Обняв деревянное ведро точно стройный стан возлюбленной, Фриц освобождался от содержимого своего желудка. Хотя там и так уже ничего не было, кроме выпитой утром воды. Корабль качало, и в такт движениям судна подпрыгивали внутренности, норовя покинуть тело.

Совсем не так представлял себе Фриц приключения!

Рыцари, участвовавшие в предыдущем Крестовом походе, рассказывали, что тогда Срединное море переплывали на галерах, и ни у кого не возникало проблем со здоровьем. Но в этот поход, чтобы ускориться, элизарский король и прочие знатные руководители приняли решение снарядить парусный флот.

И вот теперь трюм был битком набит благородными мужами, страдающими морской болезнью. Судя по слухам, на других кораблях дела обстояли не лучше.

Рудольф полулежал, облокотившись о стойло своей лошади. Он то и дело заходился сухим кашлем, иногда переходящим в рвоту. Бравый оруженосец Эрнест, строивший из себя бывалого парня всю дорогу до Сан-Мартина, уже который день пребывал в тяжелом забытьи. А из двоих слуг один улизнул еще по дороге в порт, прихватив кое-что из господского добра, а второй умудрился помереть, то ли захлебнулся рвотой, то ли просто от истощения. Ратники же плыли на другом корабле да и теперь подчинялись назначенным королем командирам. Рудольфа, похоже, даже радовала возможность спихнуть ответственность за солдат на кого-то другого, хотя их бы помощь теперь пригодилась. Но наверняка и они мучаются тем же недугом.

Плывшего на их корабле священника не защитил и божий дар — как говорили те из рыцарей, кого не сразил недуг, церковник лежит пластом в каюте капитана. Ну, вот и зачем он такой нужен, если не в состоянии помочь не то что другим, а даже себе?