Рядом с ладонями Фрица на каменную кладку опустились изящные руки Филиппа. Обменявшись понимающими взглядами, они воззвали к силе одновременно. На сей раз дверь не устояла и с неохотой поползла вперед, точно на давно несмазанных петлях. Перед церковниками открылся неширокий проход, ведущий в коридор. Здесь не было темно, как показалось Фрицу во время первого открытия двери — на стенах, разгоняя мрак, висели редкие факелы, а впереди что-то ярко полыхало. Только не привычным, живым оранжевым светом, а все тем же мертвенно-фиолетовым.

— Быстрее! — Райнхард первым бросился вперед.

Сфера в его руках сияла багрово-алым тревожным светом, хотя какой теперь от этого толк?

За ним поспешили Фриц, Филипп и остальные церковники. На самом деле заходить в коридор совсем не хотелось, сам вид прохода с факелами вызывал стойкое отвращение, граничащее с дурнотой — будто стены сверху донизу заляпали дерьмом или внутренностями забитого скота.

По мере движения сопротивление становилось все сильнее, тело не желало идти к источнику фиолетового света, от которого исходили удушающие волны зла. Чутье подсказывало: там ждет лишь смерть.

Церковники теперь уже не бежали, а просто поспешно шагали. Некоторые даже начали отставать. Впереди оказался Филипп, двигавшийся, несмотря на возраст, быстрее всех. Именно он первым шагнул в небольшое помещение, куда привел коридор.

На каменном полу светилась пентаграмма, в центре которой лежал кровавый ошметок, бывший когда-то человеком. На одном из лучшей звезды коленопреклоненно стоял Спанхейм, выкрикивая слова все на том же противном слуху языке. У дальней стены топтался коренастый человек — по красному колпаку с прорезями для глаз, скрывающему всю голову и плечи, без труда узнавался палач. В кресле рядом с ним сидела какая-то женщина в густой вуали и богатом, украшенном мехом платье.

Но это Фриц отметил лишь мельком: все внимание приковало черное пятно над центром пентаграммы. Оно стремительно разрасталось, вскоре стало видно, что реальность в этом месте горит, как лист пергамента. Края образующейся дыры скукоживались, опадали пеплом, и в проем лез клубок щупалец с багровыми прожилками и… глазами?

Множество глаз разной формы и размера трепетали на каждом щупальце. Бешено вращались белки, зрачки то сужались, то расширялись.

Это выглядело настолько жутко, что Фриц, навидавшийся всякого и уверенный — ничто не может его напугать — заледенел от страха.

Похожее ощущение было от берсерков, но здесь было в сотни, тысячи раз хуже. Все существо Фрица вопило об опасности, хотелось бежать без оглядки, забиться в первую подвернувшуюся щель и дрожать там в надежде, что не найдут.

Словно ночной кошмар ожил наяву.

Краем сознания, еще не захваченного паническим ужасом, Фриц отметил, что остальные церковники также замерли с исказившимися лицами. Только Филипп сохранил способность двигаться, подскочил к Спанхейму и без особых изысков треснул по башке выхваченным из рук Райнхарда артефактом. Голос, произносивший слова дьявольского наречения, наконец-то умолк.

Но было уже поздно — дверь открылась и демон пробирался в человеческий мир.

Щупальца уже заполонили пентаграмму, скрывая окровавленное тело жертвы.

Фриц услышал чей-то крик и не сразу узнал свой собственный голос…

— Дорогой! Дорогой, проснись!

Кто-то тряс Фрица за плечо, тревожно звенел женский голос, кажущийся очень знакомым.

Распахнув глаза, Фриц увидел в неярком свете лампы склонившуюся над собой… Солу.

Ее золотые локоны щекотали ему щеку. Простая ночная рубашка без кружев или вышивки сползла с одного плеча, обнажая белую кожу с темной родинкой, напоминающей цветок.

— Фух, наконец-то проснулся, — с облегчением проговорила Сола. — Ты так кричал, но ни в какую не желал открывать глаза. Насилу я тебя растолкала. Кошмар привиделся?

Фриц глупо уставился на нее, не находя слов. Что происходит? Морок демона?

Но все ощущается таким настоящим. Упругий матрас и льняная простыня под спиной. Одеяло, подушка. А главное — тепло тела прижимающейся Солы, которое Фриц чувствовал даже сквозь ткань ночной рубахи.

Сола…

Точно такая, какой он ее помнил. До последней черточки. Разве что стала чуть-чуть пухлее, утратив угловатость юности. Оно и понятно, ей уже больше двадцати пяти, да и роды…

Нет! Какие еще роды? Какая семья? Сола в Грайсере, где властвует после смерти герцога, которому и не подумала рожать ребенка.

Воспоминания ударили остро заточенным ножом, снова воскрешая уже пережитую боль, словно предательство повторилось.

Но в глубине души звучал настойчивый голос:

«То был всего лишь страшный сон… Забудь…»

— Дорогой, с тобой все хорошо? — ласково спросила Сола, нежно смахивая испарину со лба Фрица, затем приглаживая вспотевшие волосы. — Выглядишь напуганным.

— Что ты здесь делаешь? — прохрипел Фриц первый скользнувший на язык вопрос.

Сола сперва удивленно приподняла брови, потом игриво улыбнулась той своей особой, кошачьей улыбкой, от которой к некоторым частям тела Фрица всегда приливал жар. К ним как раз и потянулась маленькая ладошка, скользнув под рубаху и сперва погладив живот.

— Как это что? — проворковала Сола. — Сплю со своим мужем.

Фриц тут же размяк и отдался бы в ее власть, если бы не воспоминания, застрявшие в голове занозой. Они побудили перехватить тонкое запястье, оттолкнуть руку Солы и отодвинуться самому.

— Тебя не может здесь быть. — Фриц хотел произнести это четко и жестко, но голос предательски дрогнул. — Ты ведь вышла замуж за герцога…

Сола недовольно цокнула языком.

— Эка тебя с кошмара развезло, дорогой. Ты же меня спас от этого старого козла Сфорца. Освободил, как настоящий рыцарь свою даму. И мы сразу же поженились, хотя твой папенька и ворчал про порченый товар.

Нахмурившись, она капризно надула губки.

— Собираешься заставлять меня опять вспоминать весь тот ужас?

— Нет, — проблеял Фриц, невольно почувствовав себя виноватым — Сола такое пережила, а он ее еще и попрекать смеет.

Сола тут же сменила гнев на милость, принялась ластиться и сладко зашептала Фрицу на ухо, касаясь мочки шершавым язычком:

— Забудь дурной сон, ведь реальность гораздо лучше любой фантазии…

— Ты ведь не настоящая, — обронил Фриц в последней жалкой попытке ухватиться за воспоминания, которые казались все более расплывчатыми, будто и в самом деле были лишь сном, растворяющимся в небытии через час после пробуждения.

Сола выпрямилась и прищурилась, блики огня сверкнули в рассыпавшихся по плечам прядях, пробежали всполохами по блестящим губам. Да в этот миг она была как никогда прекрасна, воплощение всего того, о чем Фриц грезил ночами в обители… Да существовала ли та обитель вообще?

Взяв его руки, Сола с силой прижала ладони Фрица к своей груди и пропела:

— А теперь повтори, что я не настоящая.

Конечно же, он не смог.

Хмыкнув, Сола склонилась к губам Фрица.

— Сейчас сможешь убедиться — я настоящая… везде.

Он первый поцеловал ее, падая в омут наслаждения. Не обращая внимания на слабый голос в душе, уверявший, что дело нечисто. Плевать на все, ведь снова можно быть с Солой, которая теперь уже никуда не уйдет…

Громкий стук в дверь грубо прервал бурные любовные ласки.

Фриц безотчетно дернулся, собираясь встать, Сола его удержала, прижимая лицом к своей уже обнаженной груди.

— Не обращай внимания, подолбят и перестанут.

Однако неизвестный гость не унимался — с настойчивостью, достойной лучшего применения, лупил по двери. Неужели не понятно, что если хозяева не открывают, значит, их нет дома?!

В такой обстановке пропадало всякое желание и Фриц все же встал с постели, несмотря на уговоры Солы подождать, пока любитель ночных визитов угомонится.

Завязав штаны и накинув нашедшуюся на вешалке тунику, Фриц пошел открывать. Выйдя из спальни на лестничную галерею и начав спускаться, он, наконец-то, сообразил, что находится в семейном доме. А они с Солой лежали в спальне его родителей!