Фрицу досталась плошка мясного бульона с костью, которую он обглодал словно собака, а затем расколол мечом и высосал подчистую. Пожалуй, он бы даже размельчил ее в труху да и съел полностью, если бы мог. От вкуса настоящей свежей еды на глаза навернулись слезы, проглоченные вместе с наваристым бульоном. Многие же рыцари, не стесняясь, плакали.

Немного подкрепив силы, крестоносцы с надеждой поспешили дальше. Удача сопутствовала им. Фриц начинал верить, что Господь все же сжалился над грешниками и дает им шанс вернуться на родину.

На третий день пути армия Субха-аль-Зоара нагнала крестоносцев в одной окруженной каменистыми холмами долине. Другой отряд аласакхинцев подходил с северо-запада, захлопывая мышеловку.

Бог вовсе не собирался миловать убийц, насильников и грабителей. О нет.

В долине, словно в котле, закипело кровавое варево, щедро сдобренное отрубленными конечностями и выпущенными кишками.

Крестоносцы дрались отчаянно, сгрудившись вокруг телег обоза и зубами вгрызаясь в каждый клочок земли. Воздев святой меч, Альбарадо пробовал вести воинов на прорыв, но звездочеты забрасывали его магическими атаками. Воздух трещал от зарядов молний и разноцветных вспышек, земля вздыбливалась, точно норовистый конь, и люди разлетелись как щепки под порывами ветра.

Давно потеряв из вида и Альбарадо, Фриц с Рудольфом и Паулем пешими сражались спина к спине. Лошади убежали или пали, увеличив гору трупов возле хозяев, по которым лезли все новые враги. Казалось, где-то рядом открыты врата в Преисподнюю, откуда темнолицые аласакхинцы прут бесконечным потоком как черти.

Врагам не было конца.

Сперва аласакхинцы оттеснили Пауля, и он скрылся за темными фигурами. Потом в какой-то момент Фриц ощутил за спиной пустоту, и, скосив взгляд, увидел, что Рудольф медленно заваливается в бок, а из груди у него торчат сразу две стрелы. Затем с противным шелестом в плечо друга впилась еще одна.

«Хоть бы не отравленные», — только и успел подумать Фриц, прежде чем на него насел новый противник.

Надо было быстрее разобраться с аласакхинцем и помочь Рудольфу: Фриц успел ловким ударом лезвия попасть врагу прямо по глазам… И тут ощутил такой мощный удар в спину, что, не удержавшись на ногах, рухнул на колени.

Еще не чувствуя боли, Фриц увидел торчащий из правой части живота окровавленный наконечник копья. К сердцу подкатил леденящий ужас, смешанный с неверием. Такого просто не могло случиться! Не после всего, через что Фриц прошел!

Затем копье с силой потянули назад, словно пытаясь вытащить из Фрица все кишки. Боль была страшной, не выдержав, он заорал.

Все же враги сжалились. Последовал еще один удар, на сей раз по голове, больше не прикрытой потерянным в битве шлемом. Перед глазами у Фрица все поплыло, он начал заваливаться вперед, но почему-то вместо того, чтобы приближаться, мир на бешеной скорости понесся прочь, сжимаясь до размера одной маленькой точки.

«Нет, нет, пожалуйста! — билась в такт с колотящимся сердцем мысль. — Я не хочу умирать! Не сейчас! Прошу, Господи! Разве я заслужил?!»

Пред Фрицем вдруг предстала Сола, окутанная неземным серебристым светом. Он потянулся к ней в последнем усилии. Но она уходила все дальше и дальше, он лишь отчаянно хватал рукой подступающую тьму, которая утекала сквозь пальцы, оставляя леденящий холод.

Вскоре мрак сомкнулся над Фрицем, утягивая туда, где не было ничего.

Он словно вынырнул из глубокого омута, отчаянно потянувшись к слабому свечению, проникавшему сквозь толщу воды.

Сперва он ощутил тяжелый запах благовоний: сандал, мирт и мята — все это раздражало, и недовольство не давало снова погрузиться во мрак.

Потом удалось разглядеть что-то или вернее кого-то.

Старуха в черном балахоне бормотала непонятные слова себе под нос и водила туда-сюда чашей, из которой поднимался сизый дым.

Темная, покрытая сетью морщин кожа обтягивала лицо, казалось, что это вовсе и не лицо, а просто череп, покрытый краской. В провалах под тяжелыми надбровными дугами невозможно было различить глаза. От носа остались только две дырки. Губы практически исчезли.

То могла быть только сама Смерть.

Его снова утянуло в теплую воду, качавшую на волнах точно любимого ребенка в колыбели.

В следующий раз поднявшись на поверхность, он увидел молодую женщину, сперва принятую им за мать. Так же ласково, но с тенью тревоги она смотрела на него, когда он в детстве болел.

Но через миг он понял, что все же это не мама. У незнакомки были слишком темные глаза и загорелая кожа. По бокам от лица свисали тяжелые золотые серьги. Он уставился на них, точно младенец на впервые увиденную диковинку. Свет преломлялся в острых гранях, рождая сотни ярких радуг и веселых бликов. Они закружили его и унесли туда, где больше не было мыслей.

Он еще несколько раз приходил в сознание, воспринимая окружающее слишком остро и ярко, словно в лихорадочном бреду. Кажется, к его губам подносили чашу и он пил воду со странным горьким привкусом. Еще очень болела спина — хотелось прижаться к чему-нибудь твердому и чесаться, сдирая кожу до мяса. Тогда станет легче. Но он не мог пошевелиться, а потом с запахом трав приходила прохлада, уносящая боль.

Во время одного из таких пробуждений Фриц вдруг четко осознал себя, словно кто-то шепнул ему на ухо:

— Фридрих-Вильгельм, проснись!

Он изумленно заморгал, пытаясь понять, где находится и что вообще произошло.

Осмотреться не удалось: Фриц лежал на животе и смог разглядеть только подушку с причудливым, геометрическим узором, от вида которого закололо глаза.

Тогда он попробовал пошевелиться, но эта попытка тоже закончилась неудачей. Тело словно больше не принадлежало ему и не подчинялось командам. Фриц даже подумал, что все еще мучается морской болезнью в трюме. Но откуда там взяться таким роскошным подушкам? Да и лежал он, судя по ощущениям, на чем-то пусть не особо мягком, но длинном и широком, а в бок не упирались локти товарищей по несчастью.

Поняв, что оказался в незнакомом месте совершенно один, Фриц запаниковал и предпринял новую попытку пошевелиться. Шея ни в какую не желала поворачиваться, казалось, вся спина от затылка до задницы вообще окаменела. Словно туда положили что-то, мешающее двигаться. Зато рука после продолжительных усилий пошевелилась и даже согнулась в локте. Правда, раздался такой хруст, который наверняка услышали на другом конце земли люди с песьими головами и прочие чудовища, о которых рассказывали путешественники.

Раздалось шуршание, затем Фриц ощутил легкое прикосновение к плечу.

— Нет, нет, тебе нельзя двигаться, — прозвучал нежный женский голос, говоривший на одном из диалектов аласакхинского, так что Фриц скорее не перевел слова, а лишь уловил общий смысл.

— Что случилось? — спросил Фриц.

Вернее, попробовал спросить, но получился лишь свистящий хрип.

— Сейчас принесу воды, — пообещала женщина, убирая руку.

Вскоре вернувшись, незнакомка надавила на подушку, так что Фриц смог увидеть чашу и две узкие ладошки с длинными пальцами. Ему мягко приподняли голову за подбородок, поднесли сосуд к губам и чуть наклонили. Осознав, какая в горле раскинулась пустыня, Фриц жадно выпил все.

— Ай, молодец, — похвалила женщина. — Кто у нас тут такой хороший, всю воду выпил? Молодец!

Тогда Фриц узнал ее голос и даже сперва не поверил в подобное чудо. Но, присмотревшись к держащим кружку рукам, понял, что не ошибся.

Значит, добрые дела все-таки возвращаются сторицей!

Странно, но благоговейный восторг на грани слез у Фрица вызвало вовсе не осознание, что он выжил. Возможно, в душе он просто, как это свойственно молодым, верил в собственное бессмертие. Однако для того, чья вера в Бога не раз подвергалась испытанию, осознание того, что в мире все же есть справедливость, а людям действительно воздается по делам их, окрыляло.

— А… ми… ра, — выдавил он, сам себя почти не слыша.