— О, ты меня уже узнаешь, — обрадовалась она. — Хвала Зоару! Значит, пошел на поправку… Эх, жаль ты меня не понимаешь. Ну да ладно, тебе сейчас главное больше спать. Давай, закрывай глазки.

Фриц хотел сказать, что выучил язык. Хотел о многом спросить. Но отяжелевшие веки опустились сами собой, и Фриц снова растворился в потоках темной воды…

Проснувшись, Фриц сразу понял, где находится и вспомнил все, что произошло. В голове значительно прояснилось, да и тело больше не казалось таким неподъемным. Но попыток перевернуться он больше не предпринимал, справедливо рассудив, что раз лежит на животе, значит, рана — на спине, и она может открыться от любого неверного движения.

Во рту снова пересохло, так что Фриц, уловив движение рядом, слабо попросил:

— Пить.

Перед глазами почти сразу же появилась чаша, к которой он жадно припал.

— Замечательно, что ты выучил какие-то слова на нашем языке, — приговаривала Амира. — Хоть сможешь сказать, что тебе нужно. Двигаться тебе пока нельзя, так что даже жестами объясниться бы не смог. А ведь тяжко иметь дело с больным, которого совсем не понимаешь.

Похоже, она не прочь была поболтать и раньше молчала в обществе Фрица с Рудольфом только потому, что они бы все равно ее не поняли.

Напившись, Фриц чуть отодвинулся от чаши. Он проговорил с трудом, каждое слово выделяя отдельно, точно отточенный только что проглоченной водой камешек:

— Я. Говорю. На. Твоем. Языке.

И мысленно добавил, что в осажденном Альмадинте смог бы выучить любое наречие, лишь бы отвлечься от постоянных мыслей о пище.

— Ты теперь знаешь высокий хини! — Амира восхитилась совершено искренне и даже, судя по звуку, захлопала в ладоши.

Дальше она заговорила на том диалекте, который Фриц уже знал достаточно хорошо — официальном языке Аласакхины, бывшем в ходу у чиновников и военных.

— Ты в нашем с Фарханом шатре. То, что мы смогли тебя спасти поистине ниспосланное Зоаром чудо! В тот день Фархан отправился на охоту, но не собирался забираться далеко, потому что мы слышали про сражения. Мамлеи и басарцы ведь с нами цацкаться не будут, нападут и заберут все, что смогут. Так вот, Фархан уже собирался повернуть назад, когда увидел в небе ястреба. Да такого большого! Не знаю как у вас, а у нас все знают, что ястребы — посланцы Зоара. Как можно не подчиниться Его воле? Фархан пошел следом за птицей. Ястреб летел без остановок полдня, пока не стал кружить над определенным местом. Поднявшись на холм, Фархан увидел поле боя. Ястреб опустился на землю, Фархан прокрался к нему поближе и нашел тебя. Благо, басарцы не заметили, слишком заняты были, грабя павших да пирамиду из отрезанных голов сооружая. Ай, шакалы! Ничего им не ведомо о чести воинов! А мамлеи только рады им ручки лизать да благодарить за помощь в Священной войне.

Высказав свое возмущение враждебным племенем в парочке крепких фраз, Амира продолжила:

— Фархан тебя на закорки поднял и быстро убрался оттуда, пока никто не видит… Ты был так истощен! И потерял много крови. Иногда я думала, что уже конец, но бабушка Алия тебя буквально вернула из Счастливых садов. Она великая знахарка и сказала, что тебе еще рано умирать, пока ты не прошел свой путь до конца.

Смутно припомнив образ жуткой старухи, Фриц слегка смутился своих страхов. Какая только дичь не придет в голову человеку, которого лихорадит от раны. Стоит позже поблагодарить эту бабушку Алию.

— Ты у нас уже вторую неделю гостишь, — бодро продолжала Амира.

Фриц сумел вклиниться в ее монолог с вопросом:

— Как Руди? Он ведь был со мной, да?

Конечно же, Рудольф лежит где-то здесь, возможно, еще без сознания, поэтому Фриц его и не слышал.

Амира словно подавилась словами, и пусть Фриц не видел ее лица, гнетущая тишина сказала ему все.

— Фархан очень торопился, ведь его могли в любой момент заметить. Подняв тебя на закорки, он сразу же побежал. — Амира говорила виноватым тоном, словно сама была на месте битвы, но ничем не смогла помочь. — Он рассказывал, что больше не видел там никого знакомого. Обезображенные тела валялись повсюду, лица людей покрывала грязь и кровь. Фархан и тебя-то узнал только по выбившимся из-под капюшона белым волосам.

Она затихла, но Фриц мысленно продолжил:

«Если бы Руди и был там, даже благородному воину пустыни не утащить на себе двоих здоровых мужиков».

Возможно и лучше, что Фархану не пришлось выбирать, кого спасать.

Однако он не сообщил Амире, что второй ее благодетель мертв. Так может быть еще не все потеряно?

Фриц ясно помнил, как стрела вонзилась Рудольфу прямо в грудь, но… Всякое ведь случается, да? Рана могла быть неглубокой, или кольчуга приняла на себя удар, а Рудольф потом оклемался и покинул поле брани на своих двоих.

Вот только вряд ли бы он в таком случае бросил друга…

Ну ладно, наверное, его унесли свои. Все-таки сын влиятельного герцога, за спасение которого можно рассчитывать на милости и награды. А Фриц что? Так, один из многих нищих рыцарей.

Вдруг снова подала голос Амира.

— Вы оба — мои дорогие братья. Зоар свидетель, я каждый день молилась о твоем выздоровлении и благополучном возвращении Рудольфа с поля брани… Но наши мудрецы говорят: надежда лишь делает боль сильнее во стократ. Мы не знаем, что случилось с Рудольфом и лучше не придумывать ничего. Сейчас для тебя главное — забота о твоем здоровье, ведь ты остался в этом мире по воле Всевышнего и прогневишь Его, если будешь разбрасываться своей жизнью.

Фриц пожалел, что не может поднять голову и улыбнуться Амире.

— Ради того, чтобы говорить с тобой, стоило выучить этот тарабарский язык.

— Рада, что теперь могу понять тебя, брат, — мягко произнесла она.

— Спасибо, — выдохнул Фриц. — Тебе и Фархану.

Даже такой короткий разговор уже безмерно утомил, но следовало высказать самое главное.

— Никакими словами не описать, что вы для меня сделали.

Амира слегка сдвинула одеяло, и Фриц ощутил прикосновение теплых шершавых пальцев к тыльной стороне ладони.

— Мы всего лишь возвращали долг. Ведь ты много раз рисковал жизнью ради меня. И брат Рудольф… я не понимала ни слова из того, что он говорил, но все равно когда он читал стихи, все те ужасы, что я видела в Альмадинте, забывались. Он был… Он хороший. Я бы назвала сына в его или твою честь, но ты же понимаешь, как на ребенка с именем неверных будут смотреть другие люди?

— Понимаю и не требую ничего такого. — Глаза Фрица защипало, и он сглотнул вставший в горле ком.

Нет, не стоит пока думать о Рудольфе, как об ушедшем. Амира права — лучше вообще никак не думать, чтобы не привлекать злую судьбу.

— Просто иногда вспоминай о нем. Он ведь тебя…

— Знаю, — без тени кокетства сказала Амира. — Даже полная дура бы заметила. Если бы я уже не любила Фархана, то возможно… Хотя что теперь гадать?

— Руди будет рад услышать, что тебе нравились его стихи, — обронил после минутного молчания Фриц. — Кое-что он сочинил и о тебе.

— Остаться в строках поэта величайшая честь, — серьезно сказала Амира.

Больше они о Рудольфе не говорили: измотанный Фриц прикрыл глаза и вознес горячую молитву о благополучии друга. И постепенно, убаюканный привычными словами, погрузился в сон.

На следующий день Фриц бодрствовал значительно дольше, съел целую плошку мясного бульона и даже смог повернуть шею. Он наконец-то увидел Амиру, которая почти не изменилась с момента их расставания, только обзавелась несколькими новыми украшениями да стала убирать косу под платок, что, видимо, указывало на ее замужний статус. Хотя присмотревшись внимательнее, Фриц все же заметил кое-какие перемены, не сразу бросающиеся в глаза: появившуюся уверенность и даже некоторую властность в движениях Амиры, ставших более плавными. Исчезла некая угловатость фигуры, свойственная юности. И еще появилось в ней что-то неуловимое, по чему сразу можно отличить женщину от невинной девушки, еще не познавшей мужчину.

Навестившая больного бабка Алия сменила примочки, а также, судя по запаху и звукам, нанесла на спину Фрица какую-то грязь. Затем, воскурив уже знакомые ему терпкие благовония, начала бормотать заговоры.