Похоже, придется продать и кольчугу. Хотя вряд ли за броню с несколькими дырками много дадут, а в предстоящем путешествии через Срединные земли в Ауэрбах кольчуга бы пригодилась.

Когда Фрицу отказали в очередной раз, из-за его спины вдруг раздался громоподобный рык:

— Я добавлю недостающую сумму, жадный ты ублюдок!

Выражение лица моряка, с которым говорил Фриц, в мгновение ока изменилось с насмешливого, на подобострастно-угодливое.

— Конечно, месье-де ла Бланшери, если бы я знал, что это ваш друг…

— С глаз долой, — бросил голос и моряка как ветром сдуло.

Обернувшись, Фриц увидел улыбающегося Дидье собственной персоной.

— Привет, щенок. Вот уж не думал, что ты тоже выбрался из той мясорубки живым. С таким удачливым парнем на борту мы точно не потонем.

И он залился своим раскатистым смехом.

Вот уж от кого Фриц ожидал получить помощь в последнюю очередь. Сказать по правде, он подозревал, что такой бравый рубака как Дидье, всегда сражающийся в первых рядах, погиб на роковом поле брани и его отрезанная голова лежит под грудой других.

— Спасибо, — выдавил Фриц, от удивления растеряв все слова.

— Да не боись, ничего я тебе не сделаю. — Дидье неожиданно посерьезнел. — Какой теперь смысл? Нас всего ничего осталось.

— Я и не боюсь, — более уверенно произнес Фриц. — Просто не ожидал вас здесь встретить.

— Что, похоронил уже старину Дидье, а? Жалким сабелькам язычников меня не взять! Я еще повоюю!

Приобняв за плечи, он повел Фрица по трапу на галеру.

— Пойдем, выпьем за павших товарищей. Кстати, не знаешь, может, кто еще выжил? Тот мечтательный паренек не с тобой? Как бишь там его…

— Руди погиб, — сумрачно ответил Фриц.

Всегда лучащееся весельем лицо Дидье окаменело, потом он тяжело обронил:

— Понятно.

Он привел Фрица в каюту, где устроили места для богатых рыцарей, и нашел свободную койку. Дидье жестом балаганного фокусника достал бутылку пряного аласакхинского вина и разлил по кружкам. Первые они с Фрицем выпили, не чокаясь.

Дидье поведал о том, как прорубился через ряды врагов и вырвался с поля страшного боя или скорее истребления. Фриц с радостью узнал, что отряду, собравшемуся вокруг Дидье, удалось вывести из мясорубки часть женщин и детей. Тех же дам, кого захватили аласакхинцы, Субха-аль-Зоар, будучи в чем-то гораздо большим рыцарем, чем некоторые крестоносцы, вернул без всякого выкупа. Всех, кроме сестры Доминики.

Ее казнили вместе со всеми плененными церковниками и воинами. Аласакхинцы не собирались щадить тех, кто пришел на их землю с мечом и убивал во имя своего Бога.

Дидье потом участвовал во всех сражениях, но даже его граничащая с сумасшествием храбрость не помогла крестоносцам, которые сдавали крепость за крепостью.

Фриц в свою очередь с особым удовольствием рассказал, как его спас Фархан и выходила Эсфирь. Но Дидье истолковал все в своей обычной похабной манере.

— Повезло, повезло. Значит, та девчонка все-таки втрескалась в тебя. Ну, ничего удивительного, если учесть как героически ты ломанул на ее защиту. Я уж подумал, что ты набрался и не понимаешь, на кого прешь. Признавайся, ты ведь с той милашкой того, а? Удивительно, как ее жених тебя не пришлепнул — у аласакхинцев ведь горячая кровь.

Фриц едва сдержался, чтобы не наговорить гадостей в ответ, и натянуто улыбнулся.

— Увы, восточные женщины совсем меня не привлекают. Мы с Рудольфом просто отвезли девушку жениху, за что нас… меня и отблагодарили.

Тут ему пришлось подробнее описать, что случилось с Рудольфом и Паулем — разговор перешел к вопросу погребения. Фриц благоразумно не стал сообщать настоящую причину, по которой не смог похоронить павших. Зная Дидье, тот разозлится, что товарищи не получили подобающего погребения из-за беспокойства Фрица об аласакхинцах. Можно было ясно представить слетающую с уст Дидье фразу вроде: «Как ты мог променять добрых клирикан на этих богомерзких язычников? Да хоть их всех перережут, плевать!»

Пусть ему и было противно, Фриц все же покривил душой, соврав, что погребение сорвало появление отряда басарцев, от которого они с Фарханом едва унесли ноги.

— Проклятые язычники! — с остервенением процедил Дидье. — Ничего, мы еще вернемся и покажем им!

Лишь слегка пригубивший вино Фриц терпеливо слушал гневные излияния Дидье, грозившего аласакхинцам страшными карами. Потом он перешел к воспоминаниям о том Крестовом походе, в котором участвовал вместе с Паулем, и беседа стала чуть более приятной.

Наконец-то Фриц встретил человека, с которым хотя бы отчасти мог разделить скорбь по погибшим. Дидье несмотря на свою грубость сказал много хороших слов и о Пауле, и даже о Рудольфе.

— Мальчишка витал в облаках, да, но в бою никогда не трусил! Помнишь то славное дельце на корабле? Пока все эти слабаки стонали в трюме, он все же вылез и помог нам!

Вдруг на середине предложения Дидье, вылакавший уже три бутылки вина, рухнул мордой прямо на столешницу. Пришлось Фрицу тащить его в постель да снимать сапоги, словно верный оруженосец. Настоящего оруженосца Дидье ведь давным-давно убили.

Благоразумное поведение Фрица было вознаграждено. В день отплытия Дидье снова его удивил, вручив мешочек со звенящими монетами.

— Держи. На свадьбу. Пауль рассказывал, что ты отправился в поход ради того, чтобы завоевать богатства для будущей женушки.

Фриц не стал отнекиваться: хоть не нищим домой вернется. И он считал, что заслужил эти деньги, терпя Дидье.

— Благодарю вас за все.

Дидье только ухмыльнулся.

— Легко пришло — легко ушло. Тебе они нужнее. Только вот не пожалей потом, бабы они вовсе не такие милые, какими предстают перед нами.

Фриц подумал, уж не вспоминает ли сейчас Дидье некую конкретную «бабу», но не стал спрашивать.

Расположившийся у мачты барабанщик сделал первый удар, и гребцы дружно подняли весла. Галера заскользила между других судов в сторону выхода из бухты, навсегда унося Фрица от Святой Земли, в которой он потерял очень многое. Но и кое-что приобрел: опыт.

Уже в море Фриц пожалел, что пришлось плыть на галере, а не на паруснике. Там, в темном трюме не было бы сил думать ни о чем, кроме тошноты, сон же превратился бы в тяжелое забытье без всяких образов.

На галере же, где за тех, кто внес достаточную плату, гребли члены команды, было совершенно нечего делать, и голова полнилась непрошеными мыслями.

Каждую ночь Фрицу снились кошмары. То гора голов, на все лады вопрошавших, почему он не предал их земле. То корчащиеся в пламени сгорающего манзилзоара тела стариков, женщин и детей. Иногда приходил Рудольф в кольчуге с тремя алыми цветками на груди. Просто молча садился рядом с койкой Фрица и смотрел своими нестерпимо яркими васильковыми глазами, не говоря ни слова. Уж лучше бы он обвинял и грозился, как непогребенные головы!

В такие моменты Фрица спасал лишь образ Солы. В отсутствие подаренного ею шнурка оставалось лишь доставать из мешка браслет Эсфирь и до боли в пальцах стискивать прохладный ребристый обруч.

Фриц представлял аромат цветов, отгонявший вонь горелой плоти. Видел вместо оскаленных зубов трупов улыбку Солы. И в награду он получал редкий счастливый сон, полный нежных прикосновений и поцелуев. Тогда Фриц просыпался в весьма неприглядном виде, и Дидье зубоскалил, сетуя на то, что «мальчишка не оценил прелесть аласакхинских женщин, вот теперь мучается». Другие рыцари тоже смеялись, но для Фрица слышать их насмешки вместо упреков мертвых было облегчением.

Сам-то Дидье спал без задних ног и храпел так, что наверняка распугал всех монстров, обитающих под водой.

По мере приближения к берегам Срединной земли, Фриц все больше ощущал тоску по дому. Сейчас прошлые мечты о Святой земле, дивном неизведанном крае, казались наивными и детскими. Фриц устал от палящего зноя, от желтого болезненного цвета, который был буквально везде, даже в небе. Ему хотелось увидеть сосновые леса Ауэрбаха, ощутить на лице свежий холодный воздух.