У Довбыша было мало времени на раздумье, он опасался, что из туннеля вот-вот выскочит встречный эшелон или же подоспеет патрульная дрезина.

— Ну что ж, — сказал он, — устроим фрицам небольшой шторм в тихую погоду... Вы долго еще там, братишки?

Из туннеля прибежали партизаны с ломами.

— Готово, товарищ командир! Раскурочили, мать их...

— Куликов! — Довбыш ткнул огромный кулак под нос подрывнику. — Я кому говорил: при посторонних суши весла?

— Так я же по-нашему...

— Я тебе дам по-нашему. Камбуз будешь драить! — Довбыш повернулся к машинисту: — Прошу, мсье. Сдайте немного назад, а потом реверс до отказа! Возьмет поезд разгон — прыгайте... А вы можете быть свободны хоть сейчас, — сказал он кочегару.

Машинист переглянулся с долговязым юношей, стоявшим сбоку с масленкой в руке. Тот, понурив голову, молчал.

— Воля ваша. — Машинист тяжело вздохнул, взглянув на паровоз, монотонно лязгающий водяным насосом. — Я на нем двенадцать лет... Отведите людей... Обнажу свод котла для взрыва.

Когда страшный грохот в туннеле, раскатившись эхом в окрестных скалах, затих, машинист обвел взглядом тучу пыли, что бесшумно оседала в долине, и повернулся к Довбышу. Лицо его было отрешенным.

— Что будет с нами?

— Курс норд-ост! — сказал Довбыш, махнув рукою в направлении гор. — Немцы конечно же узнают, что вы не погибли при катастрофе. Разумеется, если сумеют пробиться в туннель. Полагаю, это им удастся не скоро. Пойдем, отец, с нами?

Машинист, несколько помедлив, обнял за плечи молоденького кочегара.

— Что ж, — сказал он, — это, пожалуй, лучше, чем гнуть спину на бошей. Как ты считаешь, Крис?

Когда через полчаса на место диверсии прибыла немецкая патрульная дрезина, далеко в горах, над лилово-синими зарослями вереска, плыла песня:

На второй день разведчики Фернана доложили, что среди населения ходят слухи, будто диверсию устроили парашютисты, которых маршал Сталин приказал выбросить в Арденнах на помощь американцам.

Довбыш ликовал:

— Ты, Андрюха, за мостами охотишься да за плотинами, — говорил он Савдунину, — а я один раз шарахнул и заткнул туннель как пробкой. Такой кляп засадили в глотку — подавиться можно.

И как в воду глядел. Немцам так и не удалось расчистить туннель. Железнодорожное движение между Люксембургом и Льежем прекратилось до конца войны.

Получив донесение о диверсии в туннеле, штандартенфюрер Франц Энке заперся в своем кабинете, приказав адъютанту никого к нему не впускать. Нестерпимо жгло в затылке. Приложив мокрый платок к бугристой, чисто выбритой голове, он хмуро всматривался в блестящее пятнышко на эбонитовой поверхности телефона. Надо было позвонить в Брюссель, но звонить не хотелось.

Энке ждал экспертов. Мысли вертелись вокруг проклятого туннеля. Мосты, мосты, мосты... Почему он ни разу не вспомнил о туннеле? Может, потому, что и партизаны не проявляли интереса к этой чертовой дыре в скалах?.. И никто не предостерег, не надоумил. В конце концов, он, Энке, не в силах поспеть всюду один. Его окружают бездари вроде чванливого Зица, который корчит из себя умника, а не сумел схватить даже женщину, жену партизана. Расследование показало: это был тот самый машинист, которого бельгийская жандармерия отпустила после крушения на риважском мосту. Остолопы!.. А чего стоит начальник штаба, реквизировавший и отправивший в Тюбинген сыроварню. Ха-ха... Вульгарный мужлан с душонкой наподобие так любимого им затхлого сыра...

Адьютант доложил о прибытии экспертов. Штандартенфюрер выслушал их молча и почувствовал, что земля уходит из-под ног, хотя он, Энке, принимал официальных визитеров сидя в кресле.

Три месяца на расчистку туннеля?! Кой черт! У него нет и трех дней! Через три часа его того и гляди самого отправят расчищать злополучную дыру.

— Вы свободны, господа, — сказал Энке спокойно.

Оставшись один, он некоторое время сидел, прислушиваясь к боли в голове. Вспомнился гауптштурмфюрер Зильбер. «Куда его отослали: на Восточный или в Нормандию?»

За окном надвигалась ночь. Сквозь стекло было видно, как эсэсовец из штабной охраны ударяет ногой по педали, заводя мотоцикл. Мотор кашлянул колечком дыма и оглушительно затрещал. Может быть, поэтому никто не услышал выстрела в кабинете командира карательного полка СС штандартенфюрера Франца Энке.

На столе настырно звонил телефон, но поднять трубку было некому.

Приблизительно в это же время начальник караульной службы 4‑го партизанского полка Мишель Денелон привел к Антону Щербаку носатого мужчину, одетого несмотря на вечернюю духоту в кожанку и краги.

— Требует свидания с вами, мсье командант, — доложил Денелон. — Задержали на опушке. Пистолет на всякий случай отобрали.

— Я отдал сам, — раздался знакомый голос в дверях.

— Крафт?

— Не ждали? — белобровый Рене Крафт переступил порог, с любопытством озираясь. — Небогато живете.

— Если сравнивать с замком графа Лануа... — начал было Щербак.

— Или же с фермой Ван-Бовена... — подхватил Крафт.

Они засмеялись, а на смуглом лице Денелона отразилось разочарование.

— Пусть возвратит пистолет, — сказал Крафт.

Денелон вопросительно взглянул на Щербака и неохотно вытащил из кармана «вальтер».

— Отличный парнишка, — сказал Щербак, когда за Денелоном закрылись двери. — Только с диверсантами ему не везет. Поужинать хотите?

Крафт поднес руку с часами к карбидке, покачал головой.

— Ушло время, — сказал он. — Должен вернуться к рассвету. Я на мотоцикле. Ехать без света — шансы свернуть шею в потемках стопроцентные. Но перейдем, мсье Щербак, к делу.

...Когда Крафт в сопровождении все еще настороженного Денелона скрылся за деревьями, Щербак послал адъютанта за начальником штаба. Тот задержался в лесу у Герсона.

— Капитан Гро просил кланяться лейтенанту Балю, — сказал Щербак, как только массивная фигура начштаба протиснулась в проем двери. — Он сожалеет, что не может исполнить этот ритуал лично.

— Я тронут вниманием капитана к моей персоне, — проворчал Балю, стаскивая грязные сапоги. — Последнее время он только то и делает, что шлет поклоны и салютует бывшим друзьям.

Щербак погасил улыбку.

— Интересные новости, Франсуа. Только что здесь был Крафт. Офицер связи — будем так считать... Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Важно другое — завтра капитан Гро покидает Арденны.

Широкие, словно щетки, брови начштаба прыгнули вверх.

— И он прислал связного, чтобы посвятить нас в свои планы?

— Отнюдь!.. Гро предлагает нам свою базу. Старинный замок благородного графа Лануа. Я был в этом замке. Впечатляет. Залы, анфилады, рапиры, мушкеты... В общем, средневековье. Капитан, видимо, поклялся сберечь замок в сохранности до возвращения графа из эмиграции. Подыскивает сторожей.

— Какое нам дело до этого вельможи? — скривился Балю.

— Думаю, предложение капитана стоит принять. Здесь нам уже сейчас тесно. А люди продолжают прибывать. В замке мы могли бы разместить часть партизан и тем самым расширить границы своего контроля. Замок стоит на гористом и труднодоступном плато Д’оннёр[43]. К слову, откуда такое название? Что, эти Лануа были поборниками рыцарской чести?

— Спросите самого графа, когда он заглянет в имение, которое сберегут для него коммунисты, — не без ехидства бросил Балю.

— Вместе с социалистами, Франсуа, — уточнил Щербак. — Однако, как говорят французы, вернемся к нашим баранам. Думаю, что подобный приказ получил не только капитан Гро. «Арме Секрет» куда-то стягивает свои силы. Куда?