28 апреля. В Пловдиве на станции поезд стоял около получаса. Мы слезли, чтобы поразмяться и купить билеты до Софии. В Момчилграде мы нарочно взяли билеты только до Пловдива, чтобы запутать следы, если полиция погонится за нами.

Встали в очередь за билетами и начали считать деньги. Оказалось, что нам хватит на билеты только до Вакарела.

Делать было нечего. Взяли билеты до Вакарела. А потом опять пошли пешком. В седловинах лежал густой туман, но мы шли быстро, гонимые желанием как можно скорее добраться до дому.

В сущности, домой никто из нас идти не собирался. Для нас дом был запретной зоной, так как шпики наверняка уже несколько дней наблюдали за нашими квартирами. Нам хотелось только добраться до Софии.

После нескольких часов усиленного марша мы подошли к окраинам столицы. Здесь нам с Георгием предстояло расстаться. Мы крепко пожали друг другу руку и разошлись.

28 апреля 1942 года. Пять часов вечера. Каждый месяц в этот день я ходила делать очередные взносы за радиоприемник. Вдруг на трамвайной остановке возле станции Подуяне я увидела маму и тетку Райну. Они махали мне руками. Когда я подошла, Райна обняла меня и прошептала на ухо:

— Добри бежал из лагеря. Передал, чтобы ты шла домой и ждала его.

В мое сердце вселились одновременно и страх и радость. Пришел! Бежал!

— Добри просил тебя приготовить ему одежду и оружие. Ты знаешь, где их взять.

Две ручные гранаты по-прежнему хранились в радиоприемнике, а пистолет — под стрехой. Вернувшись домой, я достала новый костюм Добри, выгладила его еще раз и стала ждать. Уже стемнело, когда во двор вошли Георгий Ковачки с женой Пешкой. Пешка была беременна, ступала тяжело, и Гошо держал ее под руку.

— Поздравляю!

Я поняла, что его прислал Добри.

— Где он?

— У нас.

Я стала надевать пальто.

— Погоди, — жестом остановил меня Гошо. — Стефан здесь?

— Здесь. В кухне.

— Добри сказал, чтобы ты оружие дала ему. Он отнесет.

— Куда?

— Я ему скажу, — уклончиво ответил Гошо.

Немного спустя Стефан вышел с пистолетом и гранатами в карманах.

— А теперь давай вещи Добри.

Я открыла гардероб.

— Его брюки я надену прямо на свои, а Пешка наденет пиджак под пальто. Она беременна, и это не будет бросаться в глаза.

— А когда я его увижу? — спросила я.

— Не спеши. Мы выйдем, а ты подожди немного и ступай за нами. Только иди осторожно, оглядывайся, смотри, чтобы не выследили.

Гошо с женой под ручку медленно пошли по темной улице. А я осталась ждать. Казалось, прошел целый час, но, взглянув на часы, я увидела, что не прошло и пяти минут.

Наконец и я пошла вслед за Гошо. Шла не торопясь, внимательно осматриваясь. Не скрывается ли кто позади меня в темноте? А так хотелось бежать, лететь птицей! Вот и дом Гошо. Я еще раз оглянулась и нажала на ручку двери. В темном коридоре меня обняли сильные руки.

Это был Добри.

— Руководство лагерной подпольной партийной организации сообщило, что вы исключены из партии. — Маленький Пешо растягивал слова и как-то насмешливо глядел на меня. — И ты, и Георгий, и еще некоторые…

Я поднялся со стула и снова сел. Такими словами не шутят, да и Петр Вранчев не такой человек, чтобы смеяться надо мной.

— За что?

— За неподчинение партийному решению, за недисциплинированность. Словом, за бегство из лагеря.

Что теперь делать?

Я бежал из лагеря, выполняя указание партии, а теперь меня исключают за это. Что делать? Зачем мне нужна свобода, если я окажусь вне партии?

Вскоре после возвращения в Софию мне удалось связаться с Пешо Майной и Желязко Колевым. Несколько дней спустя я встретился с Петром Вранчевым и теперь стоял перед ним, а он встретил меня такой страшной вестью: исключен из партии.

Я поймал его взгляд и, словно не веря этим словам, спросил:

— Это правда?

— Правда! — улыбнулся Пешо. — Верно, лагерное руководство исключило тебя, но мы считаем, что вы с Георгием, а также и другие товарищи, которым удалось вырваться из заключения, поступили правильно, и не признаем решения о вашем исключении.

Он подал мне руку, и я сжал ее изо всей силы.

— Что ты собираешься теперь делать?

— Если меня не оставят в Софии и не пошлют еще куда-нибудь, могу поехать в родные места — в Троянско. Горы знаю хорошо, они очень удобны для организации партизанской борьбы.

— Ладно. Это мы решим потом. А сейчас надо подумать о надежной квартире. Таких, как ты, с «партийными взысканиями», несколько человек. Можно вас объединить в одну группу.

Если человек находится на нелегальном положении, обычно нет труднее проблемы, чем подыскать надежное убежище. Большинство тех, к кому можно было бы обратиться, сами находились в таком же положении, как и мы. Самыми верными нашими помощниками в эти дни стали беспартийные товарищи. Будь по-моему, я бы считал их партийный стаж с того дня, когда они дали приют первому из наших людей, руководимые одной только человечностью, и поставили тем самым на карту свою жизнь и имущество, жизнь своих детей, свою безопасность и благополучие.

За все время жизни в подполье я старался строго придерживаться правила никогда не оставаться долго на одной и той же квартире. Еще до встречи с Петром Вранчевым я обеспечил себе верное убежище — дом Васо и Невены Пиговых.

С Васо Пиговым мы подружились на военной службе в Беломории. Это был один из самых активных членов нашей армейской ячейки. Прощаясь, он дал мне свой адрес:

— Непременно приходи, бай Добри, с Леной! Невена будет очень рада.

О Невене я знал, что она во всем похожа на мужа — такая же худощавая, такая же синеглазая, веселая и добродушная. У них было двое детей, и жили они в трехэтажном доме на улице Царя Симеона. Когда мы впервые пришли к ним, дверь открыла молодая женщина в кофте с засученными рукавами. Ее взгляд на секунду задержался на Лене, затем она посмотрела на мои усы, и сразу же ее лицо озарила улыбка:

— Ты Добри? А она Лена?

Она подала нам обе руки и звонким голосом позвала:

— Васо, Васо, посмотри, кто пришел!

Так началась дружба наших семей.

Поэтому сразу же после прибытия в Софию я пошел к Васо. Он работал в инспекции труда и ведал страхованием рабочих. Встретил он меня как брата:

— Когда тебя выпустили?

— Я сам себя выпустил.

— Убежал?

Я кивнул головой.

— Где же ты сейчас живешь?

— Где придется.

— Будешь жить здесь, — заявила Невена. — Здесь спокойно. Потом можешь пожить у брата Георгия, а потом у других наших родных.

— Верно, Добри. У нас тебе будет удобно. О твоем пребывании в лагере никто из соседей не знает. Сделаю тебе ключ, чтобы не звонить, когда запоздаешь…

Дверь легонько скрипнула. Я читал «Записки Захария Стоянова» и не поднял головы: подумал, что вошел Петко. И в тот же миг чья-то тяжелая рука опустилась мне на плечо.

— Ты что здесь делаешь?

Я поднял глаза. Передо мной стоял Тоне Периновский.

— Друг!..

Оказалось, что спустя несколько дней после нашего бегства из лагеря вырвался и он с Иваном Шоневым и Иваном Колчаковым. Добирались до Софии долго. Только Ивану Колчакову не повезло: его арестовали. А Тоне и Иван Шонев благополучно прибыли в столицу.

— Мне дали задание разыскать тебя. Ты, Иван и я будем действовать вместе. Таков приказ.

Как хорошо, что нас теперь трое! И один из этих троих не кто-нибудь, а Тоне Периновский! Я почувствовал себя так, как будто с моей спины свалился тяжелый груз.

Принято окончательное решение — мы уходим в партизаны. Уже установлена связь с двумя товарищами из окружного комитета партии — Борисом Нованским, которого я знал раньше, и Костой Чекеларовым.

Представители окружного комитета мне сообщили: «В Ихтиманском крае существует нелегальная группа. Можете присоединиться к ней, но, если у вас имеются другие соображения, скажите. Соберитесь вместе, обдумайте и решите».