Сашка и Камен должны были прикрыть отход батальона. Камен залег с пулеметом, а в трех шагах от него — Сашка с карабином в руках.

— Отходи, Сашка!

— Оттаскивай пулемет, а я тебя прикрою.

Сохранить пулемет — долг каждого партизана, и Камен начал отползать. Вскоре к нему присоединилась Сашка, израсходовавшая все патроны.

Батальон разделился на две группы. В одну из них вошли Янко, Ленко, Доктор, Камеи, Сашка, Катя и еще несколько человек. Эта группа подошла к небольшой горной речушке, которая после дождей вышла из берегов. За рекой темной лентой чернело шоссе, и по нему непрерывно шли бронетранспортеры с жандармами.

Последовал короткий приказ: пулеметному расчету перейти реку, занять позицию над шоссе и прикрыть отход группы.

Старшим пулеметного расчета была Сашка. Она взяла Камена за руку, и оба вошли в воду. Река была довольно глубокая, и пришлось идти по грудь в воде. Вот они уже на противоположном берегу.

Мимо них проходили последние бойцы группы, когда на шоссе сверкнули фары — полицейский «штайер» ощупывал дорогу.

Заговорил карабин Сашки, застрекотал пулемет Камена. Послышалась команда: «Отступайте!». Пока напуганные жандармы прятались в дорожных канавках, Сашка и Камен догнали группу.

Несколько ночей шла группа, пока не достигла Лонянского леса. Вокруг стояла тишина. Люди решили, что вышли из неприятельского окружения и, отыскав укрытое место, легли отдыхать.

Разбудил их частый автоматный и пулеметный огонь. Со всех сторон наступали жандармы. Разбуженные партизаны заметались.

— Стой! — раздался властный голос Янко.

Партизаны обернулись к нему — он стоял во весь рост и посылал пулю за пулей в приближающихся жандармов.

— Стойте! — повторил команду Доктор. — Ленко, автомат.

Партизаны остановились, залегли и на огонь противника ответили огнем, потом стали пробиваться через кольцо окружения. Каждому приходилось действовать в одиночку. Спастись удалось немногим. Жандармские пули настигли Калину Вескову, Илию Йорданова, Цветана Пенева и Стефана Петкова.

Пробилась сквозь цепи врагов и Сашка, но, оставшись одна, трое суток бродила по горам, прислушивалась к ночным шумам — не услышит ли знакомый сигнал, до боли вглядывалась в темноту, но напрасно…

Ушли жандармы, не стало товарищей, нет и Ленко. Трое суток Сашка не брала ни крохи в рот, три дня не смыкала глаз, искала партизан.

Наконец она увидела какого-то пастуха. Подошла к нему и попросила хлеба. Заметив в руках девушки карабин, он со страхом поглядел на нее и дал кусок холодной мамалыги. Ничего другого у него не было. Сашка попросила его спуститься в село и принести поесть. Он согласился.

Пастух вернулся. В одной руке у него была толстая пастушья палка с крюком, в другой — полная сумка с едой.

— Вот, принес тебе, — сказал он, переводя дух, и протянул ей сумку.

Сашка, ничего не подозревая, взяла сумку. И в этот миг почувствовала страшный удар по рукам. Пастух набросился на нее, а из-за деревьев показались полицейские.

Начался допрос. В ход пошла плетка, но Сашка молчала. Молчала, когда к ее груди приставляли пистолет, молчала, когда ей выкручивали руки и когда штыки сквозь одежду вонзались в тело.

— Давайте прикончим ее здесь, — предложил один из жандармов.

— Нет, — ответил начальник. — Провезем ее через Етрополе и Ботевград, чтобы все полюбовались на эту красавицу.

В полдень жуткий кортеж двинулся по улицам Ботевграда. В окружении жандармов шла избитая до полусмерти девушка, шла без страха навстречу смерти.

— Дайте ей винтовку, чтобы люди посмотрели, как выглядят «народные защитники», — засмеялся начальник.

На плечо Сашке положили винтовку и погнали вперед. По обеим сторонам улицы толпились молчаливые жители. И здесь случилось чудо. Словно не было ни побоев, ни мучений, ни голода, ни бессонных ночей. Тряхнув головой, Сашка рукой оправила свои кудри, взяла винтовку на ремень, и по ботевградским улицам шла уже не полумертвая девушка, а гордая партизанка. Ее глаза смотрели смело и дерзко, плечи поднялись, а стоявшие по сторонам люди опускали глаза. Ее шаг стал тверже, а из опухших и окровавленных уст полилась песня.

— Остановите ее! — завопил начальник, и чья-то огромная рука заткнула ей рот, а тяжелый кулак опустился на израненную спину…

Медленно тянулась эта процессия по улицам города. Одна старушка, шедшая впереди, палкой разгоняла детей:

— Бегите домой, нечего вам тут смотреть… Такого и при турках не бывало…

Только как остановишь детское любопытство! И навеки врезался в память этим ребятам образ партизанки с ружьем на плече и слова песни, которые вырывались из ее уст.

Сашку расстреляли на краю выкопанной могилы.

Солнце уже стояло высоко в небе, и его лучи быстро поглощали утреннюю росу. По покрытой цветами поляне шагал Ленко с товарищем. Три дня назад он был командиром батальона, три дня назад рядом с ним шла его черноокая Сашка. Когда она начинала петь, все вокруг замолкало, даже ветер.

А теперь нет ни батальона, ни Сашки…

Третий день шел Ленко по горам в надежде найти батальон. Ни на секунду его не покидала мысль, что не сумел он вывести батальон из-под удара врага, не сберег Сашку. Ленко не замечал ни цветов вокруг, ни пения птиц. Появился бы сейчас враг — с каким остервенением он бы бросился на него, с каким наслаждением принял бы смерть!..

Тишина. Где-то на западе возвышался Свештиплаз. Вдруг раздалась автоматная очередь. Спутник Ленко бросился на землю, осмотрелся. Впереди никого. Обернулся. В двадцати шагах позади лежал Ленко, а на земле около него валялся автомат. Синий дымок из ствола еще не растаял в прозрачном воздухе.

Партизан бросился к командиру. Пуля пробила сердце. Ремень автомата был порван.

Ленко сдержал клятву, данную Сашке: в радости и скорби, в жизни и смерти всегда быть вместе…

От нашего лагеря под Мургашем до Рашково два партизанских перехода. Днем 26 октября мы вышли в поход. Настроение приподнятое. Успех рождает надежду и веру, а в последние дни мы добились самой крупной победы: появилась уверенность, что наша тактика правильна.

21 октября мы расправились с кметом в селе Горни Богров. На следующий день Стефан Халачев убил одного из наших преследователей. Спустя два дня Доктор вел перестрелку с полицией в Бухово, и никто из наших не пострадал.

Вечером мы остановились на ночевку возле реки Еловица. Места кругом дикие, безлюдные, и, расставив посты, мы расположились вокруг большого костра на укромной полянке. Вскоре зазвучали песни — вольные, веселые. Запевала Марийка, и ее лицо озарялось отблесками пламени.

Утром провели учение. Вечером снова отправились в путь и к утру остановились в небольшой темной рощице недалеко от Рашково. Один задержанный нашим постом овчар подтвердил данные разведки о положении в селе, и я собрал командиров отделений и групп, чтобы подробно изложить им план операции.

В разведку пошли я, Васко и Станко. День был сумрачный, неприветливый, и никто из крестьян не обращал на нас внимания.

Дошли до площади. Я взглянул на часы. Было два часа десять минут. Через три минуты сюда должна подойти ударная группа бай Стояна — пятнадцать человек, вооруженных винтовками. В это же время две группы по пять человек оседлают шоссе, ведущее к Ботевграду и Мездре, а несколькими минутами позже с разных направлений в село войдут тремя группами и остальные партизаны, чтобы создать впечатление, что нас очень много.

Я дал знак Васко и Станко, мы быстро вошли в здание общинного управления и, угрожая пистолетами, арестовали всех служащих.

Власть в Рашково перешла в наши руки. Вскоре улицы наполнились народом. Среди собравшихся то тут, то там мелькали наши люди с винтовками и с пятиконечными звездами на фуражках. Нас было всего тридцать человек, но на другой день полиция получила сведения, подтвержденные десятками крестьян, что село занял отряд не меньше трехсот человек.