Когда Аксиния плачет от голода и боли (губки ее еще в ранках), мама начинает рассказывать ей сказки.
— Надо достать мед. Лучшего лекарства нет! — сказала как-то бабушка.
Тончо посоветовал сходить к Евстаткову. У него хоть и всего один улей пчел, но он хороший человек. Вызвалась идти Марианти. Страшно было подумать, что вернется она с пустыми руками. Но какова же была наша радость, когда Марианти принесла полную миску меда и большой каравай хлеба.
Для нас это было сказочное богатство.
2
Вскоре в селе узнали, что софиянки могут шить и вязать. Время от времени мы стали получать заказы от сельских девчат, которые платили нам мукой и яйцами.
Однажды мы узнали, что бай Тончо нужны работницы на его ниве в Бабичках.
— А нас возьмешь? — спросила я его.
Он окинул меня критическим взглядом.
— От горожанки работы, как от жука меда! Но уж раз хотите — попробуйте.
На другое утро мы с Марианти встали чуть свет и пошли на ниву. Весь день работали не разгибая спины. Это же был наш экзамен!
Бай Тончо молча наблюдал за нами, и когда вечером он объявил, что и завтра будет для нас работа, казалось, не было слов приятнее этих.
3
Однажды Фиданка постучала к нам, и не успела я обнять ее, как она прошептала мне на ухо:
— Отправляйтесь с Аксинией сразу же в Софию. Дядя Добри сказал, чтобы ждали его у тетки Райны.
Вне себя от радости я бросилась целовать Фиданку.
Мы собрались с молниеносной быстротой. На мне было старое ситцевое платье, но Аксинию я нарядила в самую красивую рубашонку. Мне хотелось, чтобы Добри увидел дочку нарядной.
4
Тетка Райна и бай Петко встретили нас так, словно расстались мы с ними только вчера. Вскоре пришел и Добри. Он протянул мне левую руку, правая была ранена.
— Болит еще, Добри?
Он усмехнулся:
— Да ерунда.
По дороге из Бабицы я думала, что, как только его увижу, сразу же все расскажу. А сейчас…
— Ты похудела.
— Это тебе только так кажется.
— Как жили в селе?
— Чудесно. Прекрасный климат…
Добри снова усмехнулся:
— Оно и видно по тебе.
Аксиния не узнала отца, и когда он взял ее на руки, стала вырываться. Добри отпустил ее, Аксиния демонстративно повернулась к нему спиной и вышла во двор. За ней вышли и мы.
Во дворе на солнце грелась вода в большом белом котле, и Аксиния направилась прямо к нему. Сначала поплескалась в воде ручонками, а потом опустила в котел одну ногу. Я хотела взять девочку, но Добри остановил меня:
— Посмотрим, что будет дальше.
— Вся вымокнет.
— Ничего, ведь она дочь партизана.
В это время Аксиния перешагнула в котел и другой ногой и уселась в нем. Купанье в одежде, видимо, ей очень понравилось. Она довольно плескалась в воде, а мы с Добри от души смеялись.
На другой день Добри ушел на Мургаш. На прощание он сказал мне:
— Скоро от фашистов не останется и мокрого места…
— А мне что делать?
Он на мгновение задумался.
— Ты вернешься в Бабицу и будешь там меня ждать. При первой же возможности я пошлю за тобой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
1
— Завтра вечером отправляемся.
— Наконец-то!
Янко улыбнулся и сказал:
— Командиру нельзя быть таким нетерпеливым.
Я знал, что нельзя, но столько времени не видеть своих товарищей…
После совещания я еще несколько раз встречался с Янко на разных квартирах. В бригаду мы должны были отправиться вместе, но нам предстояло еще много дел: установить связь с районными партийными и ремсистскими комитетами, с курьерами бригады, со штабом зоны, а также подождать дополнительных указаний. 12 августа мы послали Миле на встречу с Тодором Дачевым и Веселином Андреевым, чтобы проинформировать их о последних партийных решениях. Двумя днями раньше, 10 августа, Пирдопская и Центральная четы, возглавляемые заместителями командира и комиссаром бригады, заняли село Осоицы.
…Четверо убитых, десятки арестованных, брошенных в лагеря и тюрьмы, — далеко не полный список фашистских преступлений за последние три месяца в Осоицах. Огромный сосновый лес был сожжен и вырублен, чтобы и птица не могла в нем укрыться.
«Осоичане теперь не смеют даже смотреть в сторону гор», — писал в своем докладе генералу Кочо Стоянову командир роты жандармов, расквартированной в селе.
В «усмиренном» селе оставили всего несколько полицейских. Да, осоичане получили тяжелый урок!
В семь часов вечера две четы вошли в село. Население встретило нас радостно, а защитники власти перепугались насмерть. Один из полицейских спрятался в колодце, но дети увидели его и показали нам:
— Дяденьки, а он вон где сидит!
На следующее утро начальник новоселского околийского управления полиции направил доклад директору областной полиции:
«…Партизаны, напавшие на село Осоицы, взяли 150 кг муки, 100 кг риса, 63 кг сахара, 25 кг мыла, заплатив за все кассиру кооперации.
Командир был вооружен автоматом, одет в военную форму… Среди партизан были известные полиции Никола Величков и Тодор Дачев из села Чурек…»
Между прочим, в докладе ни слова не говорилось о мерах, предпринятых для преследования партизан. Никаких мер и не было.
Как-то вечером, два дня спустя после ухода Миле из Софии, Янко, Гошо и я двинулись к Мургашу. Вокруг царило полное спокойствие. На рассвете мы добрались до сгоревшей турбазы. Целый день провели в нетерпеливом ожидании. Никто не появился. На следующий день тоже никто не пришел, и Янко, которого ждали неотложные дела в Софии, должен был уходить. Мы проводили его до Локорско, где связали с партийной организацией, и простились. Увиделись снова лишь 13 сентября в Софии.
На другой день товарищи из Локорско связали нас с четой. Я встретил Атанаса, Доктора, Даскала и других моих старых товарищей, а многих партизан и партизанок видел в первый раз.
Спустя несколько дней прибыл наш курьер из Локорско и стал нетерпеливо рассказывать:
— Говорят, вчера крупные партизанские силы вели сражение в Стырпеле и потрепали жандармов. Наши были вооружены пулеметами…
Слухи о поражении жандармов в селе Стырпел, Пирдопской околии, действительно с быстротой молнии облетели близкие и отдаленные села.
Центральная и Пирдопская четы напали на село, в котором, по заранее полученным данным, находилось два взвода жандармов, расквартированных в здании училища.
Тщательно продуманное нападение началось в пять часов вечера. С молниеносной быстротой штурмовые группы окружили училище. Заговорили пулеметы и автоматы жандармов. Им отвечали пулеметы и автоматы партизан.
Внезапность нападения вызвала среди жандармов растерянность, а потом и настоящую панику. Привыкшие показывать свою силу перед беззащитным населением жандармы, побросав оружие, а многие, переодевшись в гражданское платье, стали удирать по оврагу, который примыкал к зданию училища. В это время штурмовые группы партизан преодолели ограду, блокировали выход из училища и взяли в плен всех оставшихся в нем жандармов.
Когда бой кончился, на площади собралось все село. С речью к жителям обратился комиссар Андро.
Силой, настоящей, реальной силой стали теперь партизаны. В своем докладе командир разбитой жандармской части писал:
«Противник был вооружен тремя пулеметами и большим количеством автоматов. Мы отбивали его атаки в течение целого часа, пока не кончились патроны. После этого мы были вынуждены отступить и оставить село…»
Ранним утром следующего дня крупные жандармские и полицейские части несколько раз проезжали на грузовиках по дорогам. На некоторое время они останавливались, осматривали местность, но в лес входить не отваживались. Страх парализовал их инициативу…
Теперь мы были полными хозяевами гор.
2
