— Да какое же это разбойничество! — притворно возмутился бай Стоян. — Не сдал казенные шаровары! Забыл! Дал их старухе постирать, да так и остались у меня. Вот дурак! А теперь столько шуму будет из-за этого пустяка!
— Государственное имущество не пустяки, парень, — нахмурился полицейский. — Если каждый солдат будет брать брюки или куртку и забывать их сдавать вовремя, что станет с армией?
— Вы правы, господин полицейский.
— Сиди и жди.
Сел бай Стоян на стул, угостил полицейского сигаретой и вдруг предложил:
— Господин начальник, а не сбегать ли мне домой за брюками? Сразу же все и выяснится, как только я покажу их тут. Без лишних хлопот.
— А не удерешь?
— Ну что вы! Мы же не дети, чтобы в прятки играть.
— Тогда беги, и чтобы через полчаса был здесь.
— Раньше, господин полицейский. Мигом обернусь…
И вот Стоян у нас.
Через несколько дней мы узнали, что задержаны и отправлены в Сливницу Бочо Атанасов, Георгий Ковачки, Иван Соколов, Иван Цачев, Борис Шаренволов и несколько молодых солдат.
Наш отряд собрался на заседание. Мы с бай Стояном хорошо знали расположение казарм в Сливнице. Арестантское помещение находилось в конце двора, у подножия холма Козяк. Четверо вооруженных мужчин могли напасть, обезоружить стражу и освободить арестованных. Ясно, риск был не малый, но опасность, нависшая над нашими товарищами, была настолько велика, что стоило рискнуть. За нелегальную деятельность в армии суд обычно выносил смертный приговор.
Конечно, сами мы не могли ничего сделать. Надо сначала все разведать, а в этом могла помочь только сливницкая партийная организация.
На следующий же день мы поставили вопрос о связи со сливницкими товарищами, чтобы они подробно выяснили положение.
Оставалось ждать. Прошла неделя, другая, а ответа все не было. Верно, дело это нелегкое, но ждать бесконечно тоже нельзя. Мы уже хотели сами заняться разведкой, когда пришло сообщение: «Арестованных отправили в софийскую гарнизонную тюрьму».
А вместе с этим пришло и другое сообщение: «Провалов больше нет. Иван Соколов освобожден».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Шел третий месяц нашей партизанской жизни. Время проходило однообразно: раз в месяц встреча с софийскими курьерами, каждую ночь встречи с партийными и ремсистскими работниками из окрестных сел, поиски продуктов и оружия, устройство землянки для зимовки.
Ботунец и Столник — родные села Митре и Цветана — стали нашей первой и надежной базой.
28 августа в селе Ботунец проводилась ярмарка. Там обычно собиралось много народу. В этот день Цветан и я должны были встретиться с товарищем из Софии, а вечером предстояла встреча с другим человеком возле столникского дорожного сторожевого домика.
Накануне, 27 августа, Митре вечером ходил в Сеславцы. Там у него был знакомый, некто Милан, работавший пекарем. Митре считал, что через него мы могли бы снабжаться хлебом, и договорился с пекарем, что готовый хлеб из печи будет попадать прямо в сумки связных и помощников.
Хорошо, что Митре не сказал, кто будет приходить за хлебом, потому что не прошло и часа, как пекарь, опасаясь наказания за помощь партизанам, побежал в общинное управление и рассказал, что к нему приходил какой-то партизан и, угрожая пистолетом, взял несколько буханок хлеба.
Зазвонили телефоны, и на следующий же день из Софии в село прибыло около сорока полицейских, чтобы устроить облаву. Были мобилизованы и два лесника из Ботунца, которые должны были показать места, где могут скрываться партизаны.
Пока делались эти приготовления, пока грузовики везли поднятых по тревоге полицейских, мы с Тоне, одетые туристами, с пистолетами в карманах курток спускались с гор.
День был очень жаркий, и я, подойдя к водопаду на речке Сперла, предложил Тоне выкупаться. От небольшого омута веяло прохладой и свежестью, а мы обливались потом. За спинами у нас висели ранцы, куртки, а подбитые железными подковками ботинки были непомерно тяжелы. Предложение было заманчиво, вокруг никого, и Тоне согласился.
Мы разделись. Мой спутник направился к водопаду и намылился, а я прошел вверх по течению по левому берегу и там присел по нужде. Вдруг вблизи послышались шаги.
Я обернулся. В двадцати шагах от меня к другому берегу спускались с десяток полицейских. Они шли усталые, с распахнутыми куртками, с фуражками в руках и небрежно закинутыми за плечо винтовками.
«Что теперь?» Честно говоря, я испугался так, как никогда в жизни. К тому же я был в таком неудобном положении. Что можно было придумать? Я осмотрелся. Ранец и одежда с пистолетами находились в нескольких шагах от меня.
Звать Тоне не имело смысла. Что мог он сделать, голый, намыленный? Я, не вставая с корточек, передвинулся на несколько шагов, чтобы пистолеты и гранаты в случае надобности были у меня под рукой. Если полицейские начнут стрелять, я брошу в них пару гранат, а потом будет видно, что делать дальше.
Они приблизились. Не знаю, надо ли человеку в таком положении здороваться, но я сказал «Добрый день». Они рассмеялись и деликатно отвернулись. Я осмотрелся еще раз и увидел: за ними идет наш ятак, лесник бай Пешо. Его лицо исказилось от ужаса, и, пройдя мимо меня, он руками за спиной стал подавать мне знаки, чтобы я бежал поскорее. В это время унтер повернулся ко мне:
— Вы кто такие?
— Из Софии. Ходили в монастырь Святой Марии, солнце напекло — и вот решили искупаться.
— К вам просьба. За нами идет еще одна группа. Скажите им, что мы ждем их возле колодца.
— Будет сделано, господин начальник.
Полицейские ушли. Я наскоро оделся и приготовил пистолет. Тоне в это время продолжал мыться.
— Тоне, полиция!
— Не болтай, какая еще тут полиция?
— Первая группа только что прошла, сейчас придет вторая!
Тоне продолжал думать, что я шучу, но все же посмотрел вверх по течению реки. Повернулся и я. Батюшки! Оттуда и впрямь шло отделение полицейских — человек пятнадцать.
— Ха, сейчас я посмотрю, что ты будешь делать! — рассмеялся я, хотя мне было не до смеха. — Ты одевайся, а я их заговорю.
Когда полицейские приблизились, я сделал два шага вперед:
— Добрый день, господин начальник. Сейчас только прошли ваши коллеги, и они поручили мне передать вам, что будут ждать возле колодца. И просили поторопиться.
— А вы кто?
— Из Софии, туристы.
— А что здесь делаете?
— Ходили в монастырь Святой Марии и вот решили выкупаться.
За этой колонной шел другой наш ятак — бай Рашо. Отойдя от нас шага на два-три, он остановился и повернулся:
— Ребята, а сигарет у вас нет? Умираю курить хочется.
— Есть, пожалуйста.
Бай Рашо подошел к нам, взял сигарету и шепотом спросил:
— Вы что здесь делаете?
— А вы что делаете?
— Вас ищем. — Он в двух словах рассказал нам о предательстве пекаря и закончил: — Бегите!
— Вы сами бегите, — засмеялись мы, но добавили уже серьезно: — Возвращай их скорее в село, а то у нас вечером встреча с нашими людьми из Софии.
— Неужели пойдете? — схватился за голову наш ятак.
— А как же иначе? Они ведь придут из такого далека…
Этот случай с купаньем теперь выглядит смешно, но он мог кончиться весьма трагически и поэтому послужил поводом к составлению строгих партизанских правил. Там были и такие пункты: никогда не расставайся со своим оружием; ложась спать, никогда не раздевайся; никогда не спи, если нет охраны.
2
Через Болгарию все чаще и чаще пролетали англо-американские самолеты, направлявшиеся бомбить нефтепромыслы и перерабатывающие заводы в Румынии. Зенитная артиллерия противовоздушной обороны обстреливала их, но едва ли кто из наших правителей серьезно верил, что когда-нибудь летающие крепости сбросят свой груз на нашу столицу.
Болгария объявила Америке и Англии войну, помогала немцам продуктами, предоставляла свои базы. Впоследствии она заплатила за это огромными разрушениями, тысячами убитых и раненых, расстройством экономики страны.