Когда расстояние между нами и человеком сократилось до сотни шагов, он заметил нас и щелкнул затвором. Митре вышел на тропинку и замахал левой рукой. В правой он сжимал пистолет. Это заставило лесника припасть на колено и поднять ружье для стрельбы.

— Пешо-о-о!

— Вы кто?

— Я Иван.

Пешо забросил карабин за спину и побежал к Митре навстречу. Они обнялись.

Пешо поздоровался с нами, не спрашивая, кто мы, и все вчетвером уселись на скрытой от постороннего глаза поляне.

— Кто стрелял? — спросил Цветан, закуривая.

Пешо почесал за ухом и зло прищурился:

— Буховский пастух.

— В кого?

— В меня.

Оказалось, что старая вражда между селами Ботунец и Бухово продолжается. В их споре власти участия не принимали. Если бы буховский пастух убил Пешо, наверное, с неделю искали бы убийцу и так и не нашли, хотя оба села знали, кто он.

Мы бы еще обсуждали эту тему, если бы Митре не спросил:

— Какая-нибудь еда у тебя есть?

Пешо вывалил все из своей сумки на землю. Пока закусывали, Митре рассказал Пешо, в каком мы положении, и закончил словами:

— Ты и Рашо — наши люди в Ботунце. Мы ждем от вас продуктов, оружия, а самое главное — сведений о полиции и воинских частях. Вы нас предупредите об их приходе. О нас же никому ни слова, даже моему брату…

— Я думаю, — прервал его Пешо, — что надо рассказать еще одному человеку — Венко Деневу, кассиру кооператива. Он может помочь продуктами, теми, что выдаются по карточкам. И вообще он парень хороший. Секретарь молодежной организации, и ребята его слушают.

— Хорошо, расскажи, — согласился Митре, — но только ему одному.

Мы договорились, что на следующее утро Пешо придет на встречу с полным ранцем. Как пароль выбрали слово «Мурджо». Лесник возьмет с собой собаку и время от времени будет ее звать: «Мурджо, Мурджо, держи!»

До самого конца нашего пребывания в партизанах Пешо, Рашо и Венко были нашими постоянными и верными помощниками. Сколько хлеба и муки, картошки и смальца принесли они нам! В каком тяжелом положении они подчас оказывались!

2 мая 1944 года полиция и воинские части блокировали село Ботунец, и начались массовые аресты. Первым арестовали Венко. После долгих побоев в полиции он сказал, что Пешо и Рашо часто покупали в кооперативе сигареты.

— Для партизан? — подсказал шпик, который вол следствие.

— Возможно, — ответил Венко.

— Пиши, — повернулся сыщик к писарю: — «Лесники Пешо и Рашо все время покупали сигареты для партизан…»

В тот же вечер оба лесника были арестованы. Однако полиция допустила ошибку — их посадили в подвал, где находился Венко. Тот улучил момент, чтобы подойти к новым арестантам, и рассказал им о своих показаниях. Пешо и Рашо нахмурились.

— Если нам устроят очную ставку, отрицать все, — решили они.

Ночью их повели на допрос. Долго били, заставляя признаться, но они упорно твердили:

— Ничего не знаем.

Устроили очную ставку. Привели Венко.

— Ты их знаешь?

Он пожал плечами:

— Мы же из одного села.

— Скажи, покупали они у тебя сигареты?

— Курят оба, как же им не покупать.

— Но ведь ты признал, что покупали для партизан?

Венко поднял глаза, спокойно посмотрел на полицейских и сказал:

— Это вы так решили. А я ничего такого не говорил.

Пешо и Рашо отстегали плеткой и отпустили. А Венко и еще двух товарищей расстреляли для устрашения жителей.

Продуктов, которые мы получали от Пешо и от связных из Софии, хватало на несколько дней. Но пока нас было только трое, а ведь мы ушли в горы, чтобы создать целый отряд.

Еще при первой встрече Пешо показал, где расположены картофельные поля буховчан и ботунчан. Ночью мы спускались в поле и как кроты выискивали и выкапывали клубни картофеля. Брали по одной или две картофелины с каждой плети, а остальное снова закапывали. Никто не должен был догадаться, что здесь побывали люди. А клубни были тогда еще мелкие, как орехи. И все же каждую ночь мы наполняли по целой сумке. Запасы картошки, капусты и моркови, лука и репы, свеклы и тыквы складывали возле нашей базы в горах. Ночью же пробирались к сложенным на поле снопам, расстилали возле них полотнище и палкой осторожно вымолачивали из колосьев понемногу зерна. Переходя от одного снопа к другому, мы возвращались к себе в горы с сумкой, до половины наполненной житом. По дороге жевали твердые зерна, а на базе устраивали настоящий пир из вареного жита.

Часто случалось так, что мы расставались и по нескольку суток не видели один другого. Надо было связываться с партийными и ремсистскими организациями в селах, а где их не было, создавать и находить связных.

Раз в неделю встречались мы и с нашими софийскими связными. В их ранцах всегда было немного еды, по паре новых чулок, по пачке патронов, последние номера газеты «Работническо дело», партийные прокламации.

В первую очередь мы ждали сообщений ТАСС: после тяжелых и упорных оборонительных боев наши войска оставили город… противник понес большие потери в живой силе и технике… мы уничтожили столько-то танков, столько-то самолетов… гитлеровцы потеряли столько-то убитыми и ранеными…

Нас весьма интересовали сообщения о действиях многочисленных партизанских отрядов на оккупированной фашистами территории. Их становилось все больше и больше. Росло число диверсий на железных дорогах, партизаны уничтожали оккупантов.

В июле на нашу встречу с Нанко и Иванкой Боневой пришел еще один человек. Скрывшись от полиции, он нашел Иванку, и товарищи решили отправить его к нам, не сказав при этом, куда. И вот, обнимая нас, он непрестанно повторял:

— Ну и ну! Как это, черт побери, мне не пришло в голову, что это я к вам иду? — Потом с укоризной обратился к Иванке: — Почему же ты мне не сказала, к кому ведешь?

А она улыбалась и кивала головой на Цветана:

— Командир не разрешает.

— Запомни, я теперь не Тоне, а Цветан, — сказал наш командир улыбаясь. — А это — Митре, а это — Лазар. Тебя мы будем звать бай Стояном.

Так Стоян Хаджипенчев стал четвертым членом нашего отряда.

Во время летнего отпуска в 1941 году я как-то показал Лене серебряную монетку:

— Если к тебе придет человек и покажет эту монетку, знай: его послал я.

Вскоре после того как я вернулся из Беломория, призвали новобранцев. Молодые солдаты до принятия присяги были размещены в Сливнице, и командир прислал группу унтер-офицеров для их обучения, в том числе и Бочо Атанасова.

Еще в Софии я договорился с членами военной организации, что если к новобранцам будет послан кто-нибудь из наших товарищей, то я свяжу его с ними. Связной будет Лена. Перед отъездом Бочо нашел Лену, она устроила ему встречу с Пешо Майной, а тот связал его с товарищем из военной организации. На последней встрече этот товарищ сообщил ему пароль: «Привет от матери. Она тебе посылает эти конфеты». И отзыв: «Спасибо. А конфеты, видно, вкусные». Бочо отправился в Сливницу, и вскоре к нему пришел человек с конфетами.

В середине декабря нас демобилизовали, и я отправился в Сливницу сдать обмундирование и оружие. Там встретил Бочо, который рассказал мне, что среди новобранцев уже образованы партийные и ремсистские группы.

И вот теперь Стоян Хаджипенчев принес нам тревожную весть: в полковой организации провал.

Однажды вечером, придя домой, он нашел в ящике повестку о явке в пятый полицейский участок. Особых дел за ним не числилось, и он решил узнать, зачем его вызывают. Явиться нужно было в восемь тридцать, но пришел он раньше и уже в половине седьмого был у дежурного.

— Господин старший, я получил повестку.

Полицейский взял бумажку и долго вертел ее перед близорукими глазами:

— Ага, вспомнил. Разбойничеством занимаетесь вы в полку в Сливнице. Вот отправим тебя куда надо, там разберутся.

Бай Стояну вдруг все стало ясно. Разбойничеством он, конечно, не занимался, а раз его собираются отправлять «куда надо» под стражей, значит, в организации провал.