Наиболее близкой Павлу Николаевичу по политическим установкам, методам деятельности, культурному облику и темпераменту были, безусловно, земцы-конституционалисты.
Именно эта группа должна была, по мысли Милюкова, стать ядром будущей политической партии, которая действовала бы не революционными, а парламентскими средствами. Конечно, о парламентаризме можно было говорить только условно, так как Булыгинская дума, будь она созвана, не была бы подлинным парламентом, ибо носила бы совещательный характер. Парламентаризм следовало понимать, по Милюкову, не как существующую реальность, а как перспективу, за которую следовало вести борьбу, используя нараставшее революционное движение, но отвергая его как средство борьбы. Можно было бы упрекнуть нашего героя в лицемерии или по крайней мере в непоследовательности, но он уже стал до мозга костей политиком.
В свое время Н. Г. Чернышевский писал: «Исторический путь — не тротуар Невского проспекта; он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри. Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимайся за общественную деятельность. Она — занятие благотворное для людей, когда вы думаете действительно о пользе людей, но занятие не совсем опрятное»{302}.
В руководстве Конституционно-демократической партии
К концу лета — началу осени 1905 года в России уже существовал — разумеется, в неутвержденном, формально нелегальном, но фактически открытом виде — ряд политических партий. Слева четко оформились Социал-демократическая партия и Партия социалистов-революционеров, справа — ряд монархических организаций, в том числе экстремистского толка, не влиятельных, но многочисленных и громогласных: Русское собрание, Союз русского народа, Союз русских людей, Русская монархическая партия и др.
Почти незаполненной была центральная часть политического спектра, и именно ее стремились занять Милюков и его единомышленники из числа деятелей Союза союзов и особенно земцев-конституционалистов. Именно введение в России конституционного режима, по возможности мирными средствами, путем политической борьбы, не исключая опоры на массовое движение, но всеми силами избегая вооруженных схваток, оказывалось теперь в сфере внимания центристских сил. В то же время полностью не отрицалась и возможность вооруженной борьбы за власть, если она будет навязана правительством.
Милюков вспоминал: «Поставить эту специальную задачу перед будущей партией становилось всё более моей личной задачей. К этой цели и направлялась всё более моя деятельность внутри элементов, проявлявших склонность войти в наш будущий партийный состав»{303}. Своеобразным показателем принадлежности к костяку будущей партии Милюков считал отношение к выборам в Булыгинскую думу: он был убежден в целесообразности участия в них, чтобы потом использовать законосовещательный орган для выработки конституции, то есть превратить его в орган законодательный.
6—8 июля состоялся очередной съезд земцев, на этот раз вместе с представителями городских самоуправлений. Не будучи ни земцем, ни членом городской думы, Милюков формально не имел права участвовать в съезде, но фактически был одним из руководителей его работы, находясь в совещательной комнате. Перед съездом была образована инициативная группа для определения дальнейших политических шагов. Во избежание возможных упреков Павел Николаевич в нее не вошел. Сложилось почти комическое положение: он руководил заседаниями из соседнего помещения через открытую дверь. Группа рассмотрела, утвердила и представила на утверждение съезда проект «основного закона» — конституции России, который был опубликован в «Русских ведомостях» в день открытия съезда. Проект предусматривал созыв Учредительного собрания на основе всеобщего голосования.
Однако по многим конкретным вопросам среди делегатов существовал широкий разброс мнений. Милюкову не удалось провести решение об участии в выборах в Булыгинскую думу. Разногласия привели к тому, что этот вопрос был перенесен на следующий съезд.
Пока же начала работу «конституционная группа»; поскольку она не обозначалась как земско-городская, Милюков с полным правом вошел в ее состав и фактически возглавил ее. Реально она представляла собой организационный комитет будущего партийного съезда. Определялись структурные части создаваемой партии, главными из которых должны были стать земские организации, Союз освобождения и Союз союзов.
Поскольку руководимый Милюковым Союз союзов имел наиболее энергичную позицию, отстаивая возможность использования в случае крайней необходимости вооруженные средства борьбы, некоторые участники группы возражали против вхождения этой организации в состав учредителей партии. Это вызвало раздраженную реплику Павла Николаевича, кем-то записанную, а затем воспроизведенную в воспоминаниях Милюкова, хорошо передающую его политический настрой: «Если члены нашей группы настолько щекотливо относятся к физическим средствам борьбы, то я боюсь, что наши планы об организации партии… окажутся бесплодными. Ведь трудно рассчитывать на мирное разрешение назревших вопросов государственного переустройства в то время, когда уже кругом происходит революция. Или, может быть, вы при этом рассчитываете на чужую физическую силу, надеясь в душе на известный исход, но не желая лично участвовать в актах физического воздействия? Но ведь это было бы лицемерием, и подобная лицемерная постановка вопроса была бы граждански недобросовестна»{304}. Страстное выступление Павла Николаевича оказало влияние на участников группы, и вопрос об участии Союза союзов в основании будущей партии был решен.
Тем временем в главных кабинетах империи продолжал дебатироваться вопрос о характере «народного представительства». Во второй половине июля в Петергофе втайне прошло совещание великих князей, министров и других сановников под председательством царя, на котором обсуждался вопрос о Булыгинской думе. Милюкову стало известно об этом совещании от человека, с которым у него уже давно были почти полностью прерваны связи, — его университетского учителя В. О. Ключевского.
В силу личной близости к царской семье и огромных знаний по отечественной истории Ключевский был приглашен участвовать в этом совещании. Царь и его приближенные не догадывались, что стареющий профессор постепенно склонялся к либеральному образу мышления, с интересом следил за политической карьерой своего бывшего студента, сумел отделить личную обиду от общественных симпатий и, по существу, выполнил роль тайного агента либералов в императорском собрании.
Возвратившись из Петергофа после первого дня совещания, Ключевский через своего сына Бориса передал Милюкову розданные участникам материалы с просьбой помочь сориентироваться в политической обстановке. Обрадованный, что университетский наставник сам проявил инициативу в возобновлении отношений, Павел Николаевич стал ежедневно посещать его по вечерам, с огромным интересом выслушивал «отчеты» о ходе императорского совещания и давал советы касательно поведения на следующий день. Такое общение продолжалось в течение всей недели совещания.
По сведениям Ключевского, в Петергофе шла дискуссия, проводить ли выборы в Булыгинскую думу равным голосованием или по сословиям. Следуя совету Милюкова, Ключевский поддержал тех членов правительства, которые выступали за бессословные выборы. Павел Николаевич, а вслед за ним и Василий Осипович утверждались в мысли, что бессословность соответствует принципу равенства избирателей. Министры же, отстаивавшие этот принцип, руководствовались иными соображениями — они были убеждены, что крестьянство, то есть подавляющая часть населения, послушно проголосует за кандидатов, рекомендованных властями через помещиков и общины.
