Такое обращение, не входившее в официальную компетенцию Думы, вполне можно было истолковать как революционный шаг. На обсуждение этого вопроса 4 июля на заседание Думы явился Столыпин, молча сидел в правительственной ложе и делал заметки по ходу выступлений. Милюков забил тревогу: в «Речи» появилась передовая статья^{378}, в которой он убеждал фракцию своей партии и Думу в целом быть максимально осторожными, не предпринимать шаги, которые могли бы быть истолкованы как антиконституционные: «Мы, может быть, накануне страшных решений, последние дни, когда еще возможно было установление согласия между законодательной властью и исполнительной, быстро проходят, и с обеих сторон так же быстро растет готовность на крайние решения».

Статья была встречена однопартийцами-депутатами с явным недовольством. Впервые Павел Николаевич почувствовал, что партийная почва начинает уходить у него из-под ног. Пытаясь утихомирить страсти, 9 июля он опубликовал в «Речи» новую передовицу, на этот раз обращаясь к правительству с уверениями в готовности Думы конструктивно работать и одновременно успокаивая общественность заявлением, что слухи о роспуске Думы в ближайшие дни вряд ли соответствуют действительности.

В критический момент, когда под угрозой оказался находившийся в зародышевом состоянии российский парламентаризм, Милюков явно совершал довольно неуклюжие поступки. Даже став опытным общественным деятелем, он не избавился от субъективизма оценок, некоторой непоследовательности. Но, разумеется, не его поведение и не поведение думских депутатов были причиной роспуска Думы. Если бы проект обращения к населению по поводу аграрного законодательства и не был поставлен, правительство нашло бы другой повод для пресечения деятельности непослушного парламента.

Еще 6 июля 1906 года царь отправил в отставку Горемыкина и назначил Столыпина председателем Совета министров, сохранив за ним пост министра внутренних дел. 8 июля Николай подписал повеление о роспуске Думы, а на следующий день — написанный Столыпиным и Крыжановским манифест, объяснявший эту акцию: «Выборные от населения, вместо работы строительства законодательного, уклонились в не принадлежащую им область и обратились к расследованию действий поставленных от Нас местных властей, к указаниям Нам на несовершенства Законов Основных, изменения которых могут быть предприняты лишь Нашею Монаршею волею, и к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населению. Смущенное же таковыми непорядками крестьянство, не ожидая законного улучшения своего положения, перешло в целом ряде губерний к открытому грабежу, хищению чужого имущества, неповиновению закону и законным властям… Да будет же ведомо, что Мы не допустим никакого своеволия или беззакония и всею силою государственной мощи приведем ослушников закона к подчинению Нашей Царской воле. Призываем всех благомыслящих русских людей объединиться для поддержания законной власти и восстановления мира в Нашем дорогом Отечестве»^{379}. В манифесте было объявлено о проведении новых думских выборов по тем же правилам.

Девятого числа пришедшие на заседание депутаты увидели, что дверь в Таврический дворец заперта на висячий замок, а рядом на столбе прибит манифест о роспуске Думы. Просуществовала она 72 дня.

Милюков вспоминал: «Я ушел из редакции «Речи» на рассвете [9 июля], поручив позвонить мне, если будет что-то новое. Я не успел заснуть, как из редакции позвонили и сообщили, что манифест о роспуске Думы уже печатается в типографии… Я сел на велосипед и около 7 часов утра объехал квартиры членов Центрального комитета, пригласив собраться немедленно у Петрункевича»^{380}.

На совещании, состоявшемся тем же утром, было решено ответить на роспуск Думы пассивным сопротивлением, основными проявлениями которого должны были стать отказы платить налоги и идти на армейскую службу. Видя в Милюкове не только партийного руководителя, но и талантливого публициста, тотчас забыв о возникшем в последние дни напряжении между ним и частью думской фракции, участники совещания просили его составить воззвание.

Положение Павла Николаевича оказалось затруднительным. Он должен был написать призыв к действиям, влекущим за собой уголовное преследование, которое не распространялось бы на него, поскольку он не был депутатом. Пояснив это участникам встречи, Милюков обратил внимание и на то, что судебное преследование «подписантов» приведет к тому, что они не смогут участвовать в новых выборах; тем самым будет поставлен под угрозу и количественный, и качественный состав будущей кадетской фракции. Доводы были отвергнуты, и Милюков написал требуемый манифест.

Ряд участников совещания (прежде всего Винавер) сочли его недостаточно сильным и боевым, другие высказались за принятие текста в качестве проекта заявления всей Думы. Но для этого требовалось собрать по крайней мере значительную часть депутатов. В Петербурге это было невозможно — пригодные помещения оказались оцеплены войсками и полицией. Кто-то предложил отправиться в Выборг. Это был самый близкий к столице город, расположенный на территории автономного Великого княжества Финляндского, где действовали свои законы и не было опасности недопущения собрания или его разгона с арестом участников.

Надо отдать должное и Милюкову, и другим участникам совещания — за несколько часов они договорились со всеми фракциями Думы о немедленном выезде в Выборг пригородными поездами. Милюков прибыл поздним вечером и провел ночь на полу в каком-то наспех снятом помещении, вместе с другими официальными (депутатами) и неофициальными (представителями партий и организаций) участниками Выборгского совещания.

Совещание 220 бывших депутатов из всех думских фракций проходило 9—10 июля в выборгской гостинице «Бельведер». Редакционную комиссию возглавил М. М. Винавер. Помимо внесенного кадетами милюковского проекта воззвания был выдвинут проект трудовиков с угрозой вооруженным восстанием. В основу окончательного документа был положен проект Милюкова — одно из его наиболее ярких публицистических и политических произведений.

«Граждане всей России!

Указом 8-го июля (на самом деле от 9 июля. — Г. Ч., Л. Д.) Государственная дума распущена. Когда вы избирали нас своими представителями, вы поручали нам добиваться земли и воли. Исполняя ваше поручение и наш долг, мы составляли законы для обеспечения народу свободы, мы требовали удаления безответственных министров, которые, безнаказанно нарушая законы, подавляли свободу; но прежде всего мы желали издать закон о наделении землею трудящегося крестьянства путем обращения на этот предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного характера отчуждения земель частновладельческих. Правительство признало такой закон недопустимым, а когда Дума еще раз настойчиво подтвердила свое решение о принудительном отчуждении, был объявлен роспуск народных представителей.

Вместо нынешней Думы правительство обещает созвать другую через семь месяцев. Целых семь месяцев Россия должна оставаться без народных представителей в такое время, когда народ находится на краю разорения, промышленность и торговля подорваны. Когда вся страна охвачена волнением и когда министерство окончательно доказало свою неспособность удовлетворить нужды народа. Целых семь месяцев правительство будет действовать по своему произволу и будет бороться с народным движением, чтобы получить послушную, угодливую Думу, а если ему удастся совсем задавить народное движение, оно не соберет никакой Думы.

Граждане! Стойте крепко за попранные права народного представительства, стойте за Государственную думу. Ни одного дня Россия не должна оставаться без народного представительства. У вас есть способ добиться этого: правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу. А потому теперь, когда правительство распустило Государственную думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег. Если же правительство, чтобы добыть себе средства, станет делать займы, то такие займы, заключенные без согласия народного представительства, отныне недействительны, и русский народ никогда их не признает и платить по ним не будет. Итак, до созыва народного представительства не давайте ни копейки в казну, ни одного солдата в армию.