О всё более пренебрежительном отношении руководителей Антанты к «белой России» Милюков мог судить по попытке правительства США, поддержанного властями Великобритании и Франции, организовать встречу всех «русских правительств» на турецком острове Принкипо в Мраморном море (встреча сорвалась), по отказу в допуске представителей Колчака и Врангеля на Парижскую мирную конференцию и т. д.
Перед Милюковым в этих условиях вставали две взаимосвязанные задачи — определить свое отношение к советско-большевистскому режиму и в то же время выяснить положение русских эмигрантов и свое собственное в политической структуре многочисленных эмигрантских организаций.
Павел Николаевич внимательно следил за высказываниями видных представителей кадетской эмиграции. Большинство бывших руководителей кадетской партии в начале 1920-х годов обосновались в Берлине, их признанным лидером стал В. Д. Набоков, перебравшийся из Лондона в Париж, а затем в столицу Германии. В прошлом один из ближайших милюковских соратников, теперь он вел себя как новый руководитель партии, которая, впрочем, существовала скорее в воображении ее эмигрировавших членов. Набоков многократно выступал в ежедневной газете «Руль», которую стал издавать в 1920 году совместно с И. В. Гессеном. Одновременно было образовано русское издательство «Слово», начавшее публикацию задуманного Гессеном многотомного «Архива русской революции».
Однако газета «Руль» не являлась партийным органом. Набоков стремился добиться единства русской эмиграции, прежде всего сплочения самих кадетов, а затем их фактического объединения с правыми монархистами{774}.
Милюков с некоторой ревностью относился к лидерским устремлениям Набокова, но выписывал «Руль» и одобрял замысел Гессена начать издание «Архива русской революции» — публикации документов и мемуаров представителей различных течений российской политической и общественной мысли. В 1921 году он приветствовал появление первого тома этого издания, справедливо предрекая ему исключительную историческую важность.
В апреле 1920 года Павел Николаевич ездил в Париж, где пытался подготовить встречу представителей различных течений эмиграции для выработки общей платформы. Эти усилия не увенчались успехом. Он констатировал: «Наступает очень трудный момент. Антибольшевистская Россия может разделиться на деникинцев и врангелевцев»{775}.
Милюков возвратился из Парижа в отнюдь не радостном настроении. И всё же, имея в виду, что столица Франции оставалась центром русской эмиграции, прежде всего ее культурной элиты, он стремился перебраться туда окончательно, тем более что, судя по апрельской поездке, французские власти теперь относились к нему более или менее благожелательно.
Будни в Париже. Зарождение «новой тактики»
В октябре 1920 года Милюков переехал в Париж. С этого времени Франция стала постоянным местом пребывания начавшего стареть, но еще бодрого политика, всё более превращавшегося в публициста и организатора прессы. Его жене удалось при помощи украинских деятелей, а затем офицеров Антанты перебраться из Киева вначале в Севастополь, где она некоторое время служила в ведомстве иностранных дел гражданской администрации генерала Врангеля, а затем в Лондон. Анна Сергеевна оставалась там до января следующего года, занятая в основном отправкой в Париж имущества, библиотеки и архива{776}.
Милюков понимал, что скорое возвращение на родину ему не светит, поскольку власть большевиков укрепляется. Они с Анной Сергеевной жили скромно, но имели возможность не отказывать себе в том, что считали естественными потребностями для любого интеллигентного человека. Средства поступали в виде гонораров за издания и переиздания его произведений, новые газетные и журнальные публикации. По всей видимости (хотя достоверные сведения отсутствуют), у него были весомые счета в западных банках, открытые еще во время предыдущих поездок. Они могли позволить себе снять в Париже удобную квартиру.
Правда, на первое время Милюковы остановились у знакомых. Н. Г. Думова полагает, что они жили полуконспиративно, опасаясь покушения правых монархистов{777}. Однако Павел Николаевич не скрывался, много выступал и разъезжал и, судя по всему, никаких опасений, по крайней мере в то время, не испытывал.
На новую квартиру Анна Сергеевна и лондонские знакомые отправили не менее двадцати ящиков с имуществом, приобретенным в Великобритании, и, главное, рукописи и личный архив{778}.
Единственная роскошь, которую Милюковы позволили себе, был дорогой рояль. Обычно на его крышке лежала также купленная в Париже скрипка. Иногда Павел Николаевич играл для себя, реже супруги исполняли инструментальные дуэты. Как и в предыдущие годы, Милюков был до предела занят общественными делами, и выкроить время на музицирование было очень сложно, но всё же он с женой регулярно посещал оперные спектакли, премьеры в драматических театрах, концерты, особенно русских актеров — эмигрантов, а также приезжавших на гастроли из Москвы.
Павел Николаевич был регулярным участником приемов и благотворительных вечеров, устраиваемых представителями французской элиты. Разумеется, он не мог вносить крупные пожертвования в благотворительные фонды, но присутствие эмигрантской знаменитости привлекало людей имущих, плативших немалые деньги за возможность участвовать в престижных мероприятиях и заодно поглазеть на бывшего российского либерального министра.
С первых месяцев жизни в Париже Павел Николаевич выступал с публичными лекциями. Наибольшее удовлетворение доставляло ему чтение цикла «История цивилизации в России»{779}.
Между прочим, ряд авторов, в том числе близкий к Милюкову Дмитрий Иванович Мейснер, в воспоминаниях отмечают, что и в весьма почтенном возрасте он оставался дамским угодником и пользовался успехом не только у русских эмигранток, но и у супруг французских политических деятелей и бизнесменов{780}.
Милюковы отнюдь не бедствовали, даже отдыхали в Ницце и приобретали недвижимость. Марина Цветаева, проводившая лето 1935 года с маленьким сыном на атлантическом побережье, сообщала в одном из писем: «Сняли мансарду… В Faviere несколько русских вилл, между прочим — две милюковских, обе заколоченные»{781}.
Однако в центре внимания Милюкова оставалась политическая жизнь эмиграции.
Павел Николаевич был одним из инициаторов создания организации, назвавшей себя Совещанием членов Учредительного собрания, куда входили в основном кадеты и эсеры, включая Керенского и Чернова. Милюков предостерегал от объявления Совещания зарубежным российским государственным органом: «Рамки его представляются… недостаточно широкими для создания исключительно из его среды представительства, достаточно авторитетного, чтобы устранить необходимость всяких других попыток в этом направлении».
Сам он присутствовал на подготовительных встречах и первом заседании 8 января 1921 года, но, как видно из документов Совещания, не играл в нем руководящей роли (председателем был избран эсер Н. Д. Авксентьев), войдя лишь в комиссию по повестке дня. Однако 19 января он от имени конституционалистов-демократов выступил с декларацией, которая дает отчетливое представление о его позиции. Помимо небольшой группы кадетов, участвовавших в Совещании, его никто не уполномочивал представлять партийные взгляды, поэтому неудивительно, что Набоков и другие члены берлинской группы были недовольны{782}.
